Лидия Раевская - Билет на вчерашний трамвай
Мартынов торжествующе обернулся, посмотрел на розовую грудь, а потом поднял глаза чуть выше. Ему показалось, или блондинка ободряюще улыбнулась? Дескать, давай, сделай что-нибудь!
Сережку никогда не пугали трудности. К тому же розовая грудь стояла у него перед глазами, заслоняя покойное животное. Это придало ему сил.
Оглянувшись по сторонам, Сережа обнаружил невдалеке от остановки очень удобную палку. Которой можно спихнуть дохлую собаку в канавку. И тогда розовая грудь поднимется еще выше, а ее хозяйка непременно подойдет к Мартынову и спросит, что он делает сегодня вечером. Ведь она совершенно свободна до пятницы, и родители у нее на даче, а Сережа такой герой…
Он наклонился и, одной рукой крепко прижимая к себе пакет с заказом Елены Матвеевны, схватил другой рукой палку и отважно ткнул ею в собаку.
Заглушая бойкое чириканье московских воробьев, раздался взрыв…
– Ксюха, я ж не думал… Я ж людям хотел помочь… Че она лопнула-то, а? Ты приедешь ко мне? А одежду привезешь? – двумя минутами позже ныл супермен-лузер, сидя в кустах за остановкой и провожая тоскливым взглядом розовую грудь, погружающуюся в подошедший автобус.
– Чтоб тебе здоровьица прибавилось, зараза! – ласково пожелала я Мартынову, положила в сумочку «Работу и зарплату», налила из-под крана две двухлитровые бутылки воды и поехала отмывать вонючего героя дня.
ИМЕЮЩИЙ ГЛАЗА ДА УВИДИТЧем дольше живешь, тем чаще начинаешь задумываться о том, что совпадений и случайностей не бывает. Есть только твоя собственная жизнь. И выбираешь ее ты сам.
Нет никакого рока. Нет кем-то написанной истории. Есть точка отсчета. От которой, как от катушки ниток, начинается отматываться каждый виток твоей жизни. И только ты сам можешь выбрать цвет и длину нитки, диаметр катушки и скорость ее разматывания. Только от тебя зависит, как жить дальше. Как и то, будет ли эта нить черной и длинной или белой и короткой? Или даже длинной и белой.
Имеющий глаза да увидит.
Телефонный звонок раздался в субботу утром. Зевая, я выползла из комнаты в темную прихожую и сняла трубку.
—Привет, жаба моя, – раздался в трубке Лелькин голос, – ты что сегодня делать будешь?
—Аборт, – сурово ответила я и посмотрела на часы. Конечно, Лелька – моя лучшая подруга, но телефонный звонок в восемь утра, в субботу, я не прощу даже Папе Римскому.
– Ты сдурела?! – завопила Лелька. – Какой еще аборт?! От кого?
—От дяди Кузи с Красной Пресни. Не задавай глупых вопросов в такое время суток – не будет тебе идиотских ответов. Ты что, не могла позвонить попозже?
В комнате загремел игрушками проснувшийся Андрюша. Я поняла, что сегодня мне уже не поспать, и разозлилась еще больше.
– Не злись. Я вообще еще не ложилась. Ик! Пардон, подруга… – икнула в трубку Лелька, и все встало на свои места.
Леля Скворцова по-прежнему жила в Зеленограде и в Москве бывала наездами. Толясик кормил ее завтраками насчет переезда, но дальше этого дело не шло. И Леля негодовала.
Утешало ее лишь одно: Толик периодически отъезжал в командировки на неделю, и Лелька получала возможность навестить друзей. В первую очередь, меня.
Но на этот раз, судя по тому, что она в восемь утра икала в телефонную трубку, первой в списке оказалась не я. И слава богу. Моя мама не приветствовала наши с Лелькой дружеские встречи. Особенно когда я возвращалась домой под утро, и не одна. Я ж не брошу свою подругу, правда?
В общем, что Бог ни делает – все к лучшему.
– Ладно, проехали. Ты где сейчас? – спросила я, прижимая правым плечом трубку к уху, а левой рукой почесала нос. Черт. Просто так по субботам нос не чешется – это все знают. А я-то хотела поваляться вечером с сыном на диване и посмотреть «Том и Джерри». Да уж, благими намерениями…
– Недалеко от тебя. У Генри дома. Знаешь Генри?
– Это кто?
– Да никто. Знакомый чел. Я, когда еще тут жила, в одной компании с ним тусила. Блин, да знаешь ты его!
– Может, и знаю. Где он живет?
– В первом доме, рядом с Алексом.
– Не, не знаю. Ты когда ко мне зайдешь?
– Я? Ик! Пардон еще раз… Вечером.
– Блин, Леля, а зафигом ты тогда звонишь мне в восемь утра, а? – снова разозлилась я.
– Ты что, я все продумала. Если б я позвонила вечером, ты бы могла уже что-нибудь запланировать, а так получается, что я – первая! Я гений?
– Ты жаба, Скворцова. Отвратительная такая жаба.
– Я тоже тебя люблю. Ик! Да что ж это такое? Генри! Налей мне водички ! Ик! Алле, ты еще тут?
– Уже нет. Быстрее говори, у меня Андрюшка встал. Из-за тебя. Во сколько придешь?
– Я это… Щас спать лягу, а как проснусь – позвоню. Идет?
– Договорились. Иди спать.
Продуктивно началась суббота, ничего не скажешь. Размышляя о том, кто такой Генри и почему Лелька его знает, а я – нет, я еще раз энергично почесала нос и пошла на кухню варить сыну кашу.
Скворцова перезвонила через двенадцать часов. По второму разу рассказала, где находится, и пообещала зайти в десять. Зашла, само собой, в полдвенадцатого ночи.
– Ну что? – шепотом спросила она, когда я открыла дверь. – Куда идем?
– Как обычно.
– В «Байк»?
– Угу. Оттуда ближе всего возвращаться домой. Согласна?
– Да мне вообще по фигу.
– Тем более. Подожди пять минут, я уже Дюшку уложила, щас сестре ценные указания дам и выйду.
Оставив Лельку на лестнице, я крысой Шушерой вползла обратно в темную квартиру, неудачно припарковалась возле холодильника, пять секунд постояла, зажмурившись, в ожидании, что сверху на меня что-нибудь свалится, но не дождалась и, облегченно вздохнув, шмыгнула в комнату к младшей сестре.
– Машк, спишь?
– Сплю.
– Машк, я с Лелькой в «Байк» пошла.
– Шалава.
– Машк, если Дюша проснется, дай ему попить, я там чай оставила на столе, в бутылочке. А если заплачет, звони Лельке на сотовый. Номер я положила под бутылочкой. Все поняла?
– Ты – плохая мать. И Лелька твоя – такая же.
– Да. А еще мы шалавы.
– Само собой. Чтоб в три часа была дома, ясно?
– Постараюсь пораньше. Все, я ушла.
Выйдя на лестничную клетку, я обнаружила Лельку возле мусоропровода в состоянии глубокой задумчивости.
– Медитируешь? – спросила я, закрывая ключом дверь.
– Мастурбирую. Странно, что ты не знаешь Генри…
– Тьфу. Нашла о чем думать. Плевать мне на твоего Генри. Слушай, у меня на все про все – три с половиной часа. Так что мастурбируй быстрее, и пошли.
– Я кончила, – тут же ответила Лелька и нажала кнопку лифта.
– Я тоже, – вздохнула я. – Это второй этаж, Оля. Пешочком, пешочком.
«Байком» мы называли кинотеатр «Байконур», рядом с которым я жила и куда изредка выползала на дискотеку. В здании кинотеатра находился небольшой бюджетный клуб, где кружка пива стоила двадцать пять рублей, а двух кружек мне вполне хватало, чтобы мучиться наутро похмельем и провалами в памяти. Я была в «Байке» нечастым гостем, однако почему-то знала в лицо всех завсегдатаев и не путалась в именах часто меняющейся охраны. Лелька там бывала еще реже, но шагнула дальше: это не она знала всю охрану. Это вся охрана знала ее. Что выяснилось прямо у входа.
