Уильям Хоффер - Только с дочерью
В те годы многие молодые иранцы из обеспеченных семей уезжали за границу. Правительство шаха поощряло получение иранцами зарубежного образования в надежде на то, что это ускорит европеизацию страны. Но, как оказалось, такая стратегия принесла горькие плоды. Иранцы упорно не желали перенимать западную культуру. Даже те из них, кто десятилетиями жил в Америке, часто не ассимилировались, общаясь главным образом лишь со своими бывшими согражданами. Они бережно хранили как свою религию – ислам, так и персидские традиции. Как-то я познакомилась с одной иранкой, которая после двадцати лет жизни в Америке не знала, что такое посудное полотенце. Когда я ей показала, как им пользоваться, она пришла в восторг от этого изобретения.
Зато многочисленные иранские студенты пришли к осознанию того, что народ может сам выбирать правительство, – именно подобный рост политической активности и привел к свержению шаха.
Пример Махмуди был скорее исключением. Без малого за двадцать лет он почти полностью адаптировался к западному образу жизни и в отличие от большинства своих сограждан устранился от политики. Перед ним открылся совершенно иной мир по сравнению с тем, в котором он вырос, – мир достатка, культуры и человеческого достоинства, о чем в иранском обществе нельзя было и помыслить. Махмуди искренне стремился стать гражданином Запада.
Сначала он отправился в Лондон, где два года изучал английский язык. Он приехал в Америку 11 июля 1961 года по студенческой визе и получил степень бакалавра в Северо-восточном университете штата Миссури, после чего несколько лет преподавал математику в средней школе. Обладая блестящими способностями, он мог овладеть любой наукой, а его разнообразные интересы подталкивали его к новым свершениям. В нем проявилась склонность к инженерному делу, и он вернулся в университет, затем устроился на работу в фирму, возглавляемую турецким бизнесменом. По заказу НАСА фирма участвовала в подготовке полета на Луну космического корабля «Аполлон».
– С моей помощью человек ступил на Луну, – часто с гордостью говорил Махмуди.
После тридцати ему вновь захотелось перемен. На этот раз он сосредоточился на самой почитаемой среди его сограждан профессии, которой к тому же занимались оба его покойных родителя. Он решил стать врачом. Несмотря на блестящий академический реестр, несколько медицинских колледжей отказали ему в праве поступления из-за возраста. Наконец его приняли в Колледж остеопатической медицины в Канзас-Сити.
Когда мы начали встречаться, его интернатура в Карсон-Сити приближалась к концу, и вскоре он должен был отправиться на трехлетнюю стажировку в остеопатическую клинику в Детройте, где собирался специализироваться на анестезиолога.
– Ты обязательно должен заниматься общей терапией, – убеждала его я. – Ты ведь так хорошо действуешь на больных.
– Анестезиология – это деньги, – отвечал он, доказывая тем самым, что и вправду стал американцем.
Он получил «зеленую карточку», дающую право на медицинскую практику в США и служившую основанием для следующего шага – получения американского гражданства.
Казалось, Махмуди решил полностью порвать со своей семьей. Он редко писал своим родным, в том числе и сестре Амех Бозорг, которая переехала из Хоррамшахра в Тегеран; меня немного огорчало подобное отсутствие семейных привязанностей. У меня тоже были свои семейные сложности, но я придавала большое значение кровным узам.
– Тебе бы следовало по крайней мере позвонить, – увещевала я. – Ведь ты врач. И можешь позволить себе раз в месяц связаться с Ираном по телефону.
Именно я настояла на его поездке на родину. В июле, закончив интернатуру, он неохотно отправился погостить к Амех Бозорг на две недели. Из Ирана он писал мне каждый день, уверяя, что очень скучает. Я с удивлением обнаружила, что жду не дождусь его приезда. Тогда-то я и поняла, что начинаю влюбляться.
Мы регулярно встречались в течение всех трех лет его стажировки, и Махмуди изысканно за мной ухаживал. Джо и Джону он всегда приносил сладости, мне дарил цветы, драгоценности или духи.
Подарки он выбирал с любовью. В отличие от моего первого мужа, который не признавал праздников, Махмуди помнил даже о самых незначительных и зачастую оказывал внимание открыткой или оригинальным поздравлением. На мой день рождения он вручил мне изящную музыкальную шкатулку с прелестной статуэткой – мать, качающая на руках младенца.
– Это в знак того, что ты прекрасная мать.
По вечерам, заведя шкатулку, я усыпляла Джона под «Колыбельную» Брамса. Я жила в океане роз.
Но я не скрывала, что не собираюсь во второй раз выходить замуж.
– Мне дорога свобода, – говорила я. – Я никому не хочу принадлежать.
В то время женитьба также не входила в намерения Махмуди.
Стажировку в остеопатической клинике он совмещал с терапевтической практикой в больнице на Четырнадцатой улице. Тем временем у себя в Элси я с большим энтузиазмом, чем когда-либо, решала собственные задачи. Я принялась за осуществление мечты моей жизни, поступив на овосское отделение курсов при Лансингском общественном колледже. Я изучала промышленное управление и получала отличные оценки.
Когда Махмуди удавалось освободиться на выходные, он приезжал к нам, нагруженный подарками, преодолев путь в три с половиной часа. Когда он бывал на дежурстве, я садилась в машину и ехала в Детройт, где оставалась у него на ночь.
Когда Махмуди целовал меня, я забывала обо всем на свете. Он был нежным любовником, стремившимся прежде всего доставить наслаждение мне. Никогда раньше я не испытывала столь сильного физического влечения. Нам хотелось слиться воедино. Всю ночь мы спали не разнимая объятий.
Каждый из нас жил насыщенной и счастливой жизнью. Махмуди с успехом заменял моим детям отца. Вместе с Джо и Джоном мы выбирались то в зоопарк, то на пикник, то на этнические фестивали восточной культуры в Детройте.
Махмуди научил меня готовить блюда исламской кухни, основными компонентами которой были неизменная баранина, рис с экзотическими соусами, множество свежих овощей и фруктов. Мои сыновья, друзья и я сама с удовольствием ели эту пищу.
Бессознательно я стала обращать все свои усилия на то, чтобы угодить Махмуди. Я с радостью наводила порядок у него в квартире, готовила ему и ходила за покупками. Его холостяцкому жилищу явно не хватало женской руки.
У Махмуди почти не было друзей, но он быстро сошелся с моими. Он обладал богатой коллекцией сборников анекдотов и магических фокусов; рассказывая о них, он с легкостью становился душой любой компании.
Однажды Махмуди изложил мне основные догматы ислама, и меня поразило, до какой степени их философия схожа со Старым и Новым заветами. Аллах является тем же Верховным Богом, какового я и другие прихожане моей Церкви свободных методистов почитаем как Господа нашего. Мусульмане веруют в то, что Моисей был пророком, а Тора – законом Божиим для иудеев. А также и в то, что Иисус – сын Божий, а Новый завет – священная книга. Мохаммед был последним и величайшим пророком, избранным самим Богом. Коран, будучи последней из священных книг, превосходит по важности Старый и Новый заветы.
