Себастьян Фолкс - И пели птицы...
К браку эти двое мужчин склоняли Изабель с немалой изобретательностью. Отец играл на сочувствии дочери к Азеру, тот же в свой черед не преминул познакомить ее с детьми, благо те пребывали в возрасте самом пленительном. Азер пообещал, что в браке с ним она останется независимой, и Изабель, которой не терпелось вырваться из родительского дома, приняла его предложение. Первейшую роль сыграл для нее интерес к Лизетте и Грегуару, ей хотелось и помочь им, и потопить в их успехах собственное разочарование. Договорились также, что она и Азер обзаведутся и другими детьми. Так она превратилась из мадемуазель Фурмантье в мадам Азер, обладательницу высокого положения, женщину с устоявшимися вкусами и мнениями, а также с накопившимся ассортиментом естественных влечений и привязанностей, кои никакими обстоятельствами ее прежней жизни не удовлетворялись.
Первое время Азер гордился браком со столь молодой и привлекательной женщиной и с удовольствием предъявлял ее своим друзьям и знакомым. Он видел, как расцветают под ее попечительством дети. Изабель тактично провела Лизетту через пору опасных изменений, произошедших с ее телом; она поощряла увлечения и совершенствовала манеры Грегуара. В городе мадам Азер уважали. Она была преданной и почтительной супругой, а большего от нее и не требовалось; она не любила мужа, однако он и сам опасался внушить ей совершенно ненужное чувство.
Скоро мадам Азер свыклась со своим новым именем. Она была довольна принятой на себя ролью и полагала, что сумеет быстро и навсегда забыть о своих мечтах. Парадокс, однако же, состоял в том, — тогда Изабель этого не понимала, — что желания ее жили собственной жизнью, подпитываясь холодностью мужа.
Рене Азер видел в рождении новых детей важное доказательство прочности своего общественного положения и подтверждение благополучности брака, несмотря на различия в возрасте и вкусах. С женой он сближался с деловитостью мародера; она отвечала ему покорным безразличием, поскольку других возможностей муж ей не оставлял. Азер овладевал женой каждую ночь, хотя, приступая к исполнению ритуала, стремился, казалось, поскорее с ним покончить. А после никогда ни словом не упоминал о том, чем они занимались вдвоем. Мадам Азер, поначалу пугавшуюся и стыдившуюся, мужнино отношение понемногу начало раздражать; она не могла понять ни его нежелания говорить об этой стороне их жизни, значившей для него, по всему судя, немало, ни того, почему такая невообразимая близость не открывает в ее сознании ни одной новой двери, не образует никаких связей с глубокими чувствами и желаниями, пустившими в ее душе корни со времен детства.
Она так и не беременела, и при каждом наступлении месячных в Азере нарастало отчаяние. Некое отраженное чувство вины заставляло его считать причиной беды себя. Он начинал верить: что-то не так с ним самим — несмотря на наличие двух детей, доказывавших противное; порой в ночной тиши он проникался подозрением, что его постигла кара за брак с Изабель, хотя объяснить, почему и что он сделал дурного, он бы не смог. Постепенно разочарование, которое он испытывал, сказалось на частоте его ночных визитов к жене, однако мысль о медицинском обследовании и поисках целительного средства до того страшила его, что он предпочитал не додумывать ее до конца.
Между тем мадам Азер муж заботил все меньше и меньше. Ныне ее пугал Стивен. С первого дня появления на бульваре дю Канж этого молодого человека — смуглого, с пристальным взглядом карих глаз и быстрыми, порывистыми движениями, — она боялась его. Он не походил на других известных ей мужчин, — на отца, мужа, даже на Жана Детурнеля, который хоть и был молод и романтичен, но оказался человеком слабым.
Поскольку Стивен был моложе ее на девять лет, мадам Азер относилась к нему с некоторой снисходительностью, видя в нем юность, во всяком случае, определенную пору юности, оставленной ею позади. Она старалась думать о нем как о третьем своем ребенке, брате Лизетты; в конце концов, думала мадам Азер, он старше девочки всего на четыре года. В какой-то мере ей удалось заставить себя смотреть на него сверху вниз, но, как она обнаружила, это достижение лишь приправило ее тревоги материнской нежностью.
В воскресенье Стивен встал рано и спустился вниз — поискать на кухне какой-нибудь еды. Он шел по коридорам первого этажа, и шаги его гулко звучали в замкнутом пространстве. В доме еще оставались комнаты, в которых он не бывал, — и другие, в которые заглядывал, но теперь не сумел бы их найти. Пройдя через маленькую гостиную, он вышел в прохладный парк, пересек лужайку. На дальнем ее конце стояла под каштаном скамья. Стивен сел на нее, жевал прихваченный из кухни хлеб и глядел на дом.
Вчера вечером он вырезал ножом из найденного в парке куска мягкого дерева маленькую фигурку и сейчас достал ее из кармана и осмотрел, поворачивая так и эдак в сыром прохладном воздухе. То была фигурка женщины в длиной юбке и коротком жакете; приникавшие одна к другой узкие прорези изображали ее волосы, однако черты лица обозначались лишь наметками глаз и рта. Стивен вынул нож и срезал несколько тонких стружек с выступавших из-под юбки ступней фигурки, сделав их более жизнеподобными. На втором этаже открывались ставни на окнах спален. Он представил себе звуки голосов, плеск переливаемой воды, скрип поворачиваемых дверных ручек. И когда решил, что все члены семьи уже оделись и спустились вниз, вернулся в дом.
Детей не слишком влекла предстоящая прогулка по водным садам. Мадам Азер склонилась к Грегуару и попросила его не постукивать ложкой по столу. Она была в кремовом льняном платье с синим пояском и вставкой с вертикальным рядом пуговиц, которые не расстегивались и ничего не скрепляли.
Лизетта игриво взглянула на Стивена.
— Вы тоже поплывете с нами по водным садам? — спросила она.
— Не уверен, что я получил приглашение.
— Конечно, получили, — сказала мадам Азер.
— В таком случае поплыву, и с большим удовольствием.
— Хорошо, значит, нам будет не так скучно, — заявила Лизетта.
— Это приглашение — большая любезность со стороны месье Берара, — сказала мадам Азер. — И вам, дети, следует разговаривать с ним и его супругой очень почтительно. Кроме того, я не думаю, Лизетта, что это платье подходит девочке твоих лет. Оно слишком короткое.
— Но сегодня так жарко, — возразила Лизетта.
— Погоду я поправить не могу. Беги к себе и надень что-нибудь другое.
— Беги, беги, беги, — обиженно пробурчала, отодвигая от стола кресло, Лизетта. Когда она направилась к двери, рука ее коснулась плеча Стивена. Отвергнутое мадам Азер платье подчеркивало полноту ее груди, явно составлявшую предмет гордости девочки.
