Наталья Нестерова - Татьянин дом
— Животное! — шепотом сказал Борис. — Ты что задумало? Ты заболело? Или рожаешь? Подожди, потерпи. Это ты не вовремя. Таня! — позвал он. — Мне кажется, с Зорькой не все в порядке.
— А что с ней? — беспечно отозвалась Татьяна. — Подожди, я тебе соленостей: грибочков, капусты, огурцов, — все сама готовила, достану.
— Таня! — снова позвал Борис. — Таня, иди сюда!
— Да я слышу по запаху, она кучу сделала.
— И еще она немножко рожает.
— Говори громче, я не слышу.
— Корова те-е-елится! — закричал Борис и тихо добавил: — Или подыхает.
Татьяна бросила пакеты и вернулась в гараж. С Зорькой происходило что-то странное. Она стояла в луже бурой жидкости, переступала с ноги на ногу, жалобно мычала, а по ее огромному животу пробегали волны судорог. Вдруг она завалилась на бок, судороги усилились. «Схватки», — догадалась Татьяна.
Видеть животное, большое и страдающее, при этом чувствовать полнейшую растерянность и беспомощность — испытание редкое и сокрушительное для городского человека. Борис и Татьяна невольно схватились за руки и, вытаращив глаза, наблюдали за происходящим.
Вытянув могучую шею, откинув голову, Зорька замычала так жалобно, что у Татьяны вырвался ответный стон.
«Сейчас корова умрет. Сейчас она сдохнет», — стучало у Бориса в голове. Он уже мысленно видел картину — огромная туша умершей коровы, вокруг летают злобные зеленые мухи. Откуда мухи в декабре? Это он переборщил. Но корова точно сдохнет, уже помирает. Так страдают только перед смертью.
— Таня! — проговорил он хрипло. — В природе акушеров нет. Животные сами знают… у них рефлексы, инстинкты… Давай не будем ей мешать? Пойдем? А потом… потом придем?
— Нет, мне Анна Тимофеевна говорила, что, когда Зорька телится, она ей обязательно помогает.
— Каким образом?
— Я не знаю.
Потуги у коровы усиливались, и вдруг из-под хвоста появился буро-желтый пузырь размером с небольшой абажур. Таня и Борис дружно ахнули. Пузырь уполз обратно в утробу коровы.
— Что это? — судорожно сглотнула Татьяна.
— Не имею понятия. Я специалист по римскому праву, а не ветеринар.
Надо было что-то делать. Но что? Ни Борис, ни Татьяна ничего не понимали в ветеринарии. Оставалось надеяться на чудо.
И вот у Зорьки снова начались потуги, снова появился пузырь. Вдруг он лопнул, и показались маленькие копытца и голова теленка, уютно на них положенная. Зорька еще дважды напряглась, и теленок целиком выскочил.
— Ура!! — радостно закричали «акушеры». Корова обессиленно откинула голову и тяжело дышала. Покрытый слизью теленок лежал на циновке, чихал смешным носиком. Татьяна села рядом с ним на корточки, сняла с шеи шарф и вытерла его мордочку.
— Ты мой хорошенький! Живой! Умничка!
— Таня, подожди, — остановил ее Борис. — По-моему, все самки после рождения детенышей должны их сами облизывать. А ты своим запахом можешь навредить. Видишь, Зорька уже беспокоится.
Зорька подняла голову и требовательно замычала. Даже пыталась встать. Но сил у нее не было, только дернула ногами. Таня и Борис, взявшись за четыре угла циновки, подтащили теленка к роженице. Корова тут же стала его умывать огромным шершавым языком.
Татьяна смотрела и смотрела бы на трогательную сцену, но, бросив взгляд на Бориса, поняла, что пора уходить. Если у коров все происходит как у женщин, то должен отойти послед. Татьяна дождалась бы, убрала. Но надо подумать и об этом мужественном человеке, которого неведомым ветром занесло в ее дом.
Пока Борис принимал душ, а потом они обедали, пили кофе, совсем стемнело. Татьяна предложила ему переночевать и в Москву отправиться утром. Она говорила беззаботным тоном, всячески стараясь исключить двусмысленность предложения. Но он посмотрел на нее так, словно уловил только эту двусмысленность. И сказал извиняющимся тоном:
— Я не могу остаться. Завтра утром лекция, а в одиннадцать защита кандидатской у моего аспиранта.
— Но ты найдешь дорогу? — Никаких подтекстов, только забота о ближнем.
— С закрытыми глазами. У меня такое чувство, что мы еще увидимся. Где? Когда?
«Жена, дочь», — мысленно напомнила себе Татьяна и неопределенно пожала плечами: скорее всего, мы больше не увидимся.
«Богатый покровитель», — понял Борис.
— Ну что ж! — Он развел руками. — Я провел незабываемые сутки, и ты произвела на меня неизгладимое впечатление.
Выражение «заботливая мамаша» на Танином лице сменилось на «кающаяся грешница».
— Ах, еще раз прости меня! И огромное тебе спасибо за все!
Борис вспомнил мечты, которым он сегодня утром предавался в баньке, и заявил с несвойственным ему нахальством:
— Одним спасибо сыт не будешь. — Не давая Таниному удивлению остыть, продолжил: — Гробокопатель, пожарник и «акушер» заслуживает хотя бы маленького приза.
Таня настолько растерялась, когда он вдруг приник к ее губам, что не сопротивлялась, хотя и не отвечала на его поцелуй. Испуганно замерла: на сколь серьезный «маленький приз» Борис рассчитывает?
По тому как она отреагировала на его прикосновение, Борис заключил, что Татьянин покровитель не только богат, но и патологически ревнив — умудрился женщину до обморока запугать!
Отстранившись от Татьяны и желая сгладить неловкость момента, Борис с усмешкой процитировал пушкинские строчки из «Евгения Онегина»:
Надежды нет! Он уезжает,
Свое безумство проклинает —
И в нем глубоко погружен.
— Как с вашим сердцем и умом
Быть чувства мелкого рабом? —
неожиданно ответила Татьяна строками из того же произведения.
Борис удивился и продолжил литературную дуэль по «Евгению Онегину»:
Благодарю за наслажденья,
За грусть, за милые мученья,
За шум, за бури, за пиры,
За все, за все твои дары.
Татьяна простила Бориса за вольность с поцелуем:
Как сильно ни была она
Удивлена, поражена,
Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился тот же тон,
Был так же тих ее поклон.
Борис польстил Татьяне тем, что она напоминает свою литературную тезку:
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Все тихо, просто было в ней.
Я знаю: в вашем сердце есть
И гордость и прямая честь, —
