Андрей Шляхов - Доктор Данилов в Крыму. Возвращение
– Ну, не знаю… – растерялся Данилов. – Например, можно сказать, что у меня с женой нелады, – он суеверно постучал костяшками пальцев по столешнице, – поэтому я и приехал из Москвы в Севастополь.
– Личная жизнь начальства меня не интересует, – усмехнулась Евгения Сергеевна. – И замужем я никогда не была, так что на своем опыте судить не могу. Но мне всегда казалось, что когда любят, то стараются не разлучаться… Извините, Владимир Александрович, это я не про вас, а просто к слову. Ну что с этим будем делать? – она указала взглядом на коробки. – Мне кажется, что к акту надо фотографии приложить.
– Непременно, – согласился Данилов. – Со всех ракурсов. Больно уж… кхм… нестандартный случай. Сфотографируем, запечатаем, напишем акт и отправим все в департамент, в отдел организации лекарственного обеспечения. Пусть разбираются. Только вот еще что, Евгения Сергеевна. Если уж у нас зашел разговор о моих семейных делах, то я хотел бы прояснить ситуацию. Моя жена осталась в Москве из-за работы. Она – директор регионального объединения на московской станции и, одновременно, зам главврача. А у меня в Севастополь нечто вроде командировки. Вот налажу все, если, конечно, смогу, и уеду домой.
– Вы бы пока развелись с женой, фиктивно, и прописались бы в здешней квартире, чтобы потом оставить ее за собой, – посоветовала Евгения Сергеевна. – Будет куда летом приезжать.
– Такие финты не в моем стиле, – усмехнулся Данилов. – К тому же в глубине души я человек суеверный и фиктивно разводиться не стану ни за какие коврижки. Начнешь фиктивно, а закончишь по-настоящему. Отойдите, пожалуйста, от стола.
Евгения Сергеевна отступила на два шага. Данилов достал из кармана брюк телефон и сфотографировал коробки сверху и сбоку. Затем он крупным планом снял этикетку на коробке и листок с «приветом».
– Владимир Александрович! – к Данилову подбежала диспетчер оперативного отдела Галя Горбарец. – У Риты Ремизовой мать только что привезли в первую больницу! Ишемический инсульт! Рита сидит сама не своя, работать не может. Можно ее отпустить? Я уже вызвала Ковтун, та через полчаса приедет и до десяти поработает вместо Риты. А ночью мы без нее справимся.
В оперативном отделе, который принимал вызовы у населения и передавал их на подстанции, дежурило всего три диспетчера. Три диспетчера – это мало даже по зимним меркам, а по летним, когда население Севастополя увеличивается втрое, – и подавно. Работа у диспетчеров очень сложная и ответственная. Далеко не каждый вызов передается внятно и четко. Приходится выспрашивать, уточнять. Вызывающие нервничают, путаются, грубят. С подстанциями есть свои сложности. Надо координировать работу с учетом текущей ситуации, передавая вызовы не только «по адресу», но и с учетом загрузки. Кроме приема и передачи вызовов оперативный отдел отслеживает наличие свободных коек в стационарах и с учетом этого организует госпитализацию – дает бригадам «место» в той или иной больнице. Кроме трех диспетчеров в оперативном отделе дежурит врач, старший в смене. Он руководит работой отдела, консультирует по телефону, но большую часть времени выполняет работу четвертого диспетчера. Медики шутят, что работа в оперативном отделе сродни работе авиационного диспетчера – столько же напряжения и столько же ответственности. В этой шутке девяносто процентов правды.
– Отпустить, конечно! – не раздумывая ответил Данилов, понимая, что работник из Риты никакой. – А почему вы ко мне с этим обращаетесь? Замены в компетенции Першанова. Или он против?
Илья Борисович Першанов стал руководить оперативным отделом после того, как получил на вызове ножевое ранение брюшной полости. На вызовы после этого он больше ездить не мог – развилась фобия, поэтому перешел на сидячую работу. Илья Борисович был хорошим заведующим, умным, опытным, способным быстро принимать решения, причем верные. Кроме того он был чутким и добрым руководителем и пользовался у подчиненных не только уважением, но и любовью. Разумеется, при таком наборе достоинств у человека должны были быть и недостатки. Илья Борисович боялся начальства. Любого, начиная с Данилова и выше. Вот и сейчас отпустить сотрудницу без разрешения главного врача он не мог. Данилову такое поведение не нравилось. Он считал, что людям надо предоставлять как можно больше самостоятельности и что идеальным главврачом можно считать такого, без которого станция способна работать так же четко, как и при нем. Поэтому Данилов всякий раз напоминал Илье Борисовичу, что тот вправе решить вопрос самостоятельно.
– Илья Борисович хотел получить ваше согласие, – ожидаемо ответила Галя и, заглянув в ящики, замерла на несколько секунд. – Ой-ой-ой! Ничего себе привет… Это нам с Украины прислали?
– Нет, это мы с Владимиром Александровичем сами сделали! – огрызнулась Евгения Сергеевна. – Я подойду потом к тебе с актом. Подпишешь как третий член комиссии.
– Конечно подпишу! – кивнула Галя и умчалась прочь.
– У нас в подъезде прошлой осенью какая-то сволочь фальшивую бомбу у дверей положила, а сверху написала: «Слава Украине», – сказала Евгения Сергеевна. – Все, как полагается – связка «сосисок», электронное табло, провода. Соседку мою от переживаний кондратий хватил. Ходит теперь только по квартире, с палочкой. Да и я перепугалась не на шутку. Вот зачем так, а? И ампулы зачем топтать?
– Не знаю, – сухо ответил Данилов. – Пойду распечатаю снимки и напишу докладную в департамент, а вы пока пишите акт…
На следующее утро, когда Данилов появился в своей приемной, секретарша Катя сказала:
– Владимир Александрович, вас срочно требует к себе Сахно. Пять минут назад звонил.
– Срочно? – удивился Данилов. – Что, ночью какое-то чепэ было?
– Насколько мне известно – нет, – Катя озадаченно нахмурилась. – Обычно же если чепэ, то телефоны с восьми утра начинают трезвонить, а сейчас все тихо.
– Ладно, – Данилов открыл дверь своего кабинета. – Проведу пятиминутку и пойду к Сахно.
– Владимир Александрович! – остановила его Катя. – Если Сахно говорит «срочно», то надо бросать все дела и бежать.
– А если я говорю, что собираюсь провести пятиминутку, то Сахно придется подождать, – резким тоном ответил Данилов. – И бегать я не люблю, предпочитаю ходить шагом.
Катя покраснела и уткнулась глазами в монитор своего компьютера.
Из-за какой-то непонятной вредности, возникшей в душе после Катиного предупреждения, Данилов отдал служебно-разъездную «Газель», обслуживавшую не только главного врача, но и всю станцию, своему заместителю Михаилу Маратовичу, который собрался на контрольный объезд подстанций. В отъезжавшую на его глазах машину психиатрической бригады, единственной специализированной бригады в Севастополе, тоже подсаживаться не стал, а пошел в первую больницу, на территории которой находился департамент, пешком, через старое кладбище. Во время «пятиминутки» (так Данилов называл утреннюю видеоконференцию) выяснилось, что никаких чепэ, достойных внимания руководства департамента, за прошлые сутки не произошло. На второй подстанции сломалась на линии машина, на четвертой сдали полиции буяна, который полез в драку с бригадой, на седьмой какой-то неустановленный придурок разбил камнем окно в комнате отдыха водителей. Обычные рабочие сутки, можно сказать – «тихие». Данилов шел быстрым шагом – вредность его не простиралась настолько, чтобы плестись медленно, – но на душе у него было спокойно. Наверное, из Минздрава пришел очередной циркуляр, на который нужно срочно отреагировать. Или, может, Сахно решил забрать кого-то из даниловских заместителей? А что, возможно. Быстрые кадровые перетасовки – в его стиле. Сахно Данилов недолюбливал. Ему не нравился грубоватый стиль общения первого зама, гармонировавший с его обликом брутального бритоголового крепыша. Подчиненным Сахно «тыкал» и разговаривал с ними резким, приказным тоном. Попробовал он «тыкать» и Данилову. Данилов, в свою очередь, тоже перешел на «ты». Сахно недовольно хмыкнул – вот ты какой, северный олень! – но «тыкать» перестал.
