Анатолий Приставкин - Ночевала тучка золотая
7
Разбудили их рано утром.
По вагонам пронеслось — выгружаться, не забывать своих вещичек, у кого они есть!
Усатый коротышка проводник выкрикнул про вещички и подмигнул на ходу братьям:
— Вот и добрались, шибздики, до Кавказа, можете вылезти да пощупать, с чем его едят!
Он побежал к дверям, а свернутые в трубочки флажки торчали у него из-за сапога.
Кузьменыши посмотрели друг на друга и в окно.
Состав остановился около невысоких и пустынных гор — ни станции, ни вокзала. Сгорели во время недавних боев.
Название — «Кавказские воды» — было начертано углем на фанерке, прибитой криво к телеграфному столбу.
Вправо от железной дороги до горизонта открывалась просторная в утренней дымке долина в квадратах зеленых полей с цепочками деревьев вдоль не видимых отсюда проселков и белых, вкрапленных в эту зелень домиков, а может, и целых селений.
За долиной, в едва различимой дали бугрились буроватые холмы, в рыжих пятнах леса, как в подтеках, а уж за ними, будто возникая прямо из воздуха, сверкали ледяными вершинами главные Кавказские горы.
Еще прежде, на каком-то полустанке их проводник Илья, тыкая флажками вверх, дотошно объяснял Кузьменышам, как они, эти горы, прозываются, какая — Казбек, а какая — Эльбрус, с двумя головами и одним туловищем, словом, тоже близняшки.
Вспомнилась сразу папиросная пачка в руках красавца полковника с зигзагом изломанных вершин, ничуть не похожих на эти горы.
Они виделись еще с дороги как бы сквозь кисею, реальные, но не настолько, чтобы ощутить их реальность.
В ясное сегодняшнее утро различались все складки ущелий на серых склонах, как и ледяные натеки, сходящие белыми кривыми штрихами вниз.
Горы были рядом. Они казались даже ближе рыжих лесных холмов, над которыми нависали.
Но уже становилось ясно, что рыжие холмы за долиной далеки, даже очень далеки, а уж те вершины, что парят над ними в небесах, и того дальше.
Влево от железной дороги, от несуществующей сейчас станции, прямо от рельсов поднимались пологие и безлесые взгорки, выгоревшие на солнце до желтизны. На одном из них белела колоннами ротонда, неведомо каким случаем уцелевшая в войну.
В направлении этой ротонды и повели детей, выстроив в колонну, по пять человек в ряду. Но сразу же выяснилось, что никто строем ходить не умеет, да и не хочет, а шли кучками, сбившись по детдомам, и напоминали каких-то беженцев при отступлении.
В то время как передние вслед за директором втягивались в просторное ущелье, задние еще копошились возле вагонов и никак не могли от них оторваться.
Пройдя неширокой, но утоптанной дорожкой между невысоких горок-горбов, ребята вдруг очутились на обширной площадке, прикрытой от станции этими горками.
Тут белели развалины бывшего санатория, и прямо посреди кирпича и мусора на земле все увидели странные бетонные ямки квадратной формы, наполненные водой. Вода в них пузырилась и кипела, легкий парок реял над площадкой, а от воды несло тухлятиной.
— Фу, навоняли! — пронеслось. И стали повторять эту шутку и громко смеяться, сбрасывая с себя напряжение первых тяжких минут на незнакомой земле.
Подбежал запыхавшийся Петр Анисимович, который челноком сновал по колонне взад-вперед, и, размахивая своим портфелем, попросил остановиться.
Но все и так стояли, не зная, куда идти дальше. Оказалось, что они пришли.
Указывая на ямки, Петр Анисимович сказал:
— Серная вода! Не слыхали? Ну, вот… Значит, даже полезно, если кто хочет помыться…
Ребята молчали. Подходившие сзади еще продолжали гомонить и, ничего не слыша, толкали передних и спрашивали: «Это что, наш дом, да? Мы прибыли, да?»
— Надо это… Надо лезть… Раздеваться и смыть всю дорожную грязь, — добавил чуть громче директор и покосился недоверчиво в сторону ямок. Было ясно, что и он не знал, как в них моются.
— Сам и лезь! — сказали в толпе громко. — Мы чево, дураки, что ли! Или нас сюды на суп везли?
— На суп? — не понял Петр Анисимович. — Почему на суп? — Он всматривался в лица ребят, будто искал хоть в ком-нибудь поддержки. Но лица, как на подбор, были усмешливые, любопытствующие, в крайнем случае недоверчивые или испуганные.
— Это ведь непонятно, что происходит! — произнес он, вытирая лоб. — Почему на суп? А?
— Потому что вареные, как раки, будем! — сказал кто-то, не скрываясь. — Это же кипяток! Вон как бурлит!
— Ага, — пробормотал директор и вздохнул. — Серная вода… Никогда не видели… Это понятно, в общем…
Петр Анисимович посмотрел на ямки и, потоптавшись, направился к ближайшей из них.
Не оглядываясь больше на ребят, даже словно забыв про них, он стал медленно раздеваться. Снял пиджак, сложил его вдвое, наружу подкладкой, а под него как какую-то драгоценность портфель спрятал. Стащил брюки, рубашку, майку и почему-то в последнюю очередь ботинки.
В одних трусах, сатиновых, темных, длинных до колен, он медленно, покряхтывая и вздыхая, подошел к ямке. Потрогал воду ногой, рукой пощупал и все не решался окунуться. Как царь в «Коньке-Горбунке» перед кипящим котлом, где потом и сварится!
Вдруг, охнув, Петр Анисимович скользнул по краю прямо в воду, брызги полетели на ближайшие камни.
По толпе, сгрудившейся вокруг такого цирка, пробежал смешок. Раздались голоса, хохот, шутки.
— Это ведь непонятно, что происходит! — произнес кто-то тоном директора.
— Очч-чен-но понятно! Сейчас мясной бульон будет!
— С наварчиком!
— Суп по-директорски!
— А может, братва, спасать пора: вас-то придурков много, а директор у нас один!
— Бросьте ему портфель! Он без портфеля утонет!
Кричали разное, а Петр Анисимович плескался и никакого внимания на ребят и на их реплики не обращал.
Он фыркал, чесал под мышками, с головой окунался, сплевывая воду фонтанчиком изо рта, и всем своим видом изображал, как ему приятно бултыхаться в тухлой ямке.
Шуточки постепенно смолкли. Недоверие уступало место любопытству. Самые бедовые приблизились к ямкам и, хихикая, попробовали воду. И тут же отскочили. А самого любопытного, зазевавшегося у края, столкнули прямо в одежде. И он, уже не пытаясь вылезать, продолжал плавать под хохот и ободряющие крики из толпы.
Тогда полезли сразу несколько ребят, с оханьем и аханьем, будто пугаясь тухлой воды, но ясно было, что ничуть они не боятся, потому что с ходу начали бузить: брызгаться, плескаться, пускать изо рта фонтаны…
Тут и остальных прорвало. Поняли, наконец, что никакой суп им не грозит, а это баня, да веселая такая баня, развлечение, словом.
С ревом, с криками «ура» бросились занимать скорее ямки, которых уже не хватало, и началась потасовка и обливание друг друга водой.
