Том Шарп - Новый расклад в Покерхаусе
– Господи ты Боже мой, – приходила в себя миссис Слони, – поосторожней нельзя? Люди могут понять не правильно. Пупсер съежился в углу, тяжело дыша и отчаянно надеясь, что миссис Слони как раз и относится к таким людям.
– Извините, – пробормотал он. – Поскользнулся. Не знаю, что уж мной овладело.
– Удивляюсь, как вы еще мной не овладели, – прохрипела миссис Слони.
– Это ж надо так наброситься. – Она резко нагнулась, подняла макинтош и чинно проследовала в другую комнату. Красный плащ волочился за ней и напоминал мулету.
Пупсер проводил взглядом ее ботинки, и на него снова накатило непреодолимое желание. Он заспешил вниз по лестнице. Теперь, как никогда, назрела необходимость найти сверстницу и отвлечься от стремления обладать служанкой. Нужно хоть как-то избежать соблазна, который представляют прелести крупной миссис Слони, иначе он предстанет перед Деканом. Что может быть хуже, чем вылететь из Покерхауса за попытку изнасиловать служанку? Или еще хлеще. Не за попытку, а как есть за изнасилование. Тут дело пахнет полицией и судом. Нет, чем терпеть такое унижение, лучше смерть.
– Доброе утро, сэр, – крикнул Кухмистер, когда Пупсер проходил мимо сторожки.
– Доброе утро! – ответил Пупсер и вышел за ворота. До открытия парикмахерских оставалось больше часа, и, чтобы убить время, он решил прогуляться вдоль реки. На берегу беззаботно спали утки. Все-то у них в жизни просто, позавидовать можно.
***
Миссис Слони привычным жестом заправила простыни на кровати Пупсера и, слегка сдержав непомерную силу, почти нежно взбивала подушку. Она была довольна собой. Не один год минул с тех пор, как мистер Слони преждевременно отошел в мир иной из-за ненасытности жены, проявлявшейся не только в еде. Еще больше времени прошло с тех пор, как она в последний раз слышала комплимент. Неуклюжие заигрывания Пупсера не ускользнули от ее внимания. Да и как не заметить очевидное: когда она работала, он ходил за ней по пятам из комнаты в комнату и глаз с нее не сводил. «Бедный мальчик скучает по мамочке», – подумала она сначала и отнесла замкнутость Пупсера к тоске по дому. Но его недавнее поведение показывало, что он питает к ней чувства более интимного свойства. Ведь не погода же так на него действует. В голове миссис Слони тяжело и неуклюже заворочались мысли о любви. «Не будь дурой, – осадила она себя, – ну что он в тебе нашел?» Но что-то глубоко засело в ее душе, и миссис Слони решила вести себя соответствующим образом, несмотря на всю нелепость ситуации. Она стала лучше одеваться, больше заботиться о своей внешности, а расхаживая из комнаты в комнату и застилая одну кровать за другой, даже давала волю воображению. Случай в комнате для прислуги подтвердил самые лучшие подозрения. «Это ж надо, – удивлялась она. – Такой симпатичный парнишка. Кто бы мог подумать?» Она посмотрелась в зеркало и пригладила волосы тяжелой рукой.
***
В девять пятнадцать Пупсер сел в парикмахерское кресло.
– Только подровнять, – попросил он.
Мастер подозрительно посмотрел на его голову.
– Может, на затылке и висках покороче? – спросил он печально.
– Нет, спасибо, только подровнять, – повторил Пупсер.
Парикмахер заправил простыню за воротник Пупсера и сказал:
– А я-то думал, что всем молодым людям давно плевать на прическу. Эдак мы из-за вас совсем разоримся.
– Ну работы-то у вас, наверное, хватает.
Вокруг ушей оживленно защелкали ножницы. Пупсер смотрел на себя в зеркало и лишний раз поражался огромному несоответствию между своей невинной наружностью и неуемной страстью, что бушевала внутри. Он скосил глаза на полки и увидел ряды пузырьков, туалетную воду, средство от перхоти доктора Линтропа, средство для роста волос, банку помады. И кто сейчас пользуется помадой? Парикмахер тем временем, не переставая, болтал о футболе, но Пупсер не слушал. Он рассматривал стеклянный шкафчик слева от себя. В углу, кажется, и стояла та самая коробочка, из-за которой он, собственно, и пришел стричься. Головой он двигать не мог, поэтому не был уверен, что именно там было, но коробочка походила на то, что он искал. Но вот парикмахер подошел к столику, чтобы взять ножницы. Пупсер повернул голову и увидел, что его интерес вызвало вовсе не то, что требуется: это была просто-напросто пачка лезвий. Он пробежался взглядом по полкам. Кремы для бритья, бритвы, лосьоны, расчески – всего в изобилии, но хоть бы одна пачка презервативов!
Пупсер сидел сам не свой, а ножницы стрекотали возле шеи. Где же эти распроклятые штуковины? Ведь должны же быть непременно. Где их и искать, как не у парикмахера. Лицо в зеркале стало еще растеряннее. Парикмахер уже закончил работу, пудрил ему шею и размахивал зеркальцем перед лицом. У Пупсера не было настроения оценивать новую прическу. Он встал с кресла и нетерпеливо отстранил щеточку, которой парикмахер стряхивал с него волосы.
– С вас тридцать пенсов, сэр, – сказал мастер и выписал квитанцию. Пупсер порылся в кармане. – Еще что-нибудь желаете? Наступил долгожданный момент. Открытое предложение. «Что-нибудь еще» лишь на первый взгляд означало намек на целый сонм грехов. Но в положении Пупсера легко было не понять этих слов – вернее, понять их превратно.
– Мне пять пачек презервативов, – сдавленно промычал Пупсер.
– Увы, ничем не могу помочь, – ответил парикмахер. – Наш хозяин католик. Согласно условиям аренды, нам запрещено их хранить.
Пупсер расплатился и вышел на улицу. Он проклинал себя за то, что сразу не посмотрел, выставлены ли презервативы на витрине. Он вышел на Роуз Кресент и заглянул в аптеку, но там было слишком много женщин. Он заходил еще в три магазина, но везде либо толпились домохозяйки, либо за прилавком стояли молоденькие продавщицы. Наконец он вошел в парикмахерскую на Сидни-стрит, где витрина не отличалась излишней строгостью вкуса.
Два кресла были заняты, и Пупсер неуверенно ждал в дверях, пока парикмахер не уделит ему внимание. Вдруг входная дверь открылась, и кто-то вошел. Пупcер посторонился и оказался лицом к лицу с мистером Тортом, своим научным руководителем.
– А, Пупсер, постричься пришли? – Пупсер счел вопрос Торта за излишнее, к тому же нескромное любопытство. Как хотелось ответить этому зануде, что это не его собачье дело, но вместо этого он безмолвно кивнул и сел.
– Следующий, – объявил парикмахер. Пупсер прикинулся донельзя услужливым.
– Прошу вас, – предложил он Торту.
– Вам нужнее, мой друг, – ответил тот, сел и взял в руки номер журнала «Титбитс». Так второй раз за утро Пупсер оказался в парикмахерском кресле.
– Как вас постричь? – спросил мастер.
– Подровнять только.
Парикмахер накинул простыню Пупсеру на колени и заправил за воротник.
– Извините, что я лезу не в свое дело, сэр, – начал он, – но осмелюсь заметить, что сегодня утром вас уже стригли.
В зеркале Пупсер видел, как мистер Торт оторвался от чтения, видел он и свое лицо, покрасневшее, как помидор.
– Вовсе нет, – забормотал он. – С чего вы взяли? Но не договорив, Пупсер уже пожалел о столь непродуманном замечании. Парикмахер принял вызов, брошенный его наблюдательности, и продолжал:
– Ну, во-первых, у вас еще пудра на шее. – Пупсер вкратце пояснил, что помылся, а потом пользовался тальком.
– Бывает, – язвительно заметил парикмахер, – но тут у вас еще маленькие волоски, наверное...
– Послушайте, – перебил Пупсер, заметив, что Торт по-прежнему слушает с большим интересом, – если вы не хотите меня стричь... – Он не договорил: защелкали ножницы. Пупсер сердито смотрел на свое отражение и сокрушался: почему он всегда попадает в щекотливое положение? Мистер Торт с необычайным любопытством разглядывал затылок Пупсера.
– Мне-то что, – парикмахер отложил в сторону ножницы, – некоторым ох как нравится стричься. – Он подмигнул Торту, и Пупсер это заметил. Другие ножницы застрекотали вокруг ушей. Пупсер закрыл глаза, чтобы не видеть собственного укоризненного взгляда в зеркале. Плохо дело. И угораздило его влюбиться в слоноподобную служанку! Работал бы себе и работал, читал в библиотеке, писал диссертацию и ходил бы на заседания различных благотворительных организаций.
– Был у меня как-то клиент, – безжалостно продолжал парикмахер, – так он ходил стричься три раза в неделю. По понедельникам, средам и пятницам. Как часы. Вот походил он ко мне пару лет, я его как-то и спрашиваю: «Скажите, мистер Шляпкинсон, зачем вам так часто стричься?» И знаете, что он ответил? Что только здесь может думать. Что все самые блестящие идеи приходят к нему в парикмахерском кресле. Представляете, номер? Вот стою я здесь целый день, орудую ножницами, стригу, а прямо передо мной, под рукой, можно сказать, бушуют всякие мысли, мне неведомые. Ну вот. За всю свою жизнь я постриг сто тысяч человек, не меньше, а работаю я уже двадцать пять лет, шутка ли – столько клиентов. Вполне вероятно, что у кого-то из них во время стрижки появлялись весьма странные мысли. Тут небось и убийцы были, и сексуальные маньяки. А как же? Столько народу перебывало. Вполне вероятно. – Пупсер весь вжался в кресло. Мистер Торт вовсе потерял интерес к своему журналу.
