Милорад Павич - Мушка
Растерянная Ферета закрыла газету с сообщением о смерти ее мужа и набрала Филиппа. Филипп отозвался из Женевы, живой и здоровый. Облегченно вздохнув, но так и не поняв, что все это значит, она отправилась по их с Филиппом бывшему адресу.
Над дверью квартиры висела бронзовая табличка, извещавшая посетителей о том, что перед ними:
ГАЛЕРЕЯ
ХУДОЖНИКА ФИЛИППА РУБОРА
И СКУЛЬПТОРА ФЕРЕТЫ СУ
Ферета купила входной билет, понадеявшись, что никто ее не узнает. Ее и не узнали. Войдя в их с Филиппом бывшую квартиру, она изумилась.
Внутри все выглядело как прежде. На стенах висели его картины, но не те, что были отсюда украдены, а какие-то другие. И вся мебель стояла на своих местах. Аквариум с рыбками, большой белый диван в гостиной, те же самые письменные столы, собранные без единого гвоздя, — видимо, их удалось разыскать и вернуть. На бывшем столе Филиппа по — прежнему стоял девятнадцатидюймовый монитор, на втором столе, Феретином, ее ноутбук. На экранах обоих компьютеров чередовались изображения картин и скульптур.
Она пробралась через толпу посетителей, совсем молодых и довольно шумных. На ребятах болтались штаны, спущенные на бедрах так низко, что руки их с трудом дотягивались до карманов. А некоторые из девушек были босыми и держали туфли в руках В углу комнаты возвышалась та же изразцовая печь, королева печей, сложенная в форме колокольни. Ферета бросила взгляд и на китайскую этажерку, украшенную резными птицами, возможно тоже ту самую, старую. Все как всегда. Разве что на этажерке стояло нечто, чего никогда не было в бывшей квартире Фереты и Филиппа. Деревянная лаковая шкатулка, в которую посетители опускали свои визитные карточки.
Однако еще большая неожиданность поджидала ее в спальне, где было расставлено несколько раскрашенных скульптур. Она узнала те, о которых писал в газете неизвестный ей Александр Муха, а одну из них она видела на фотографии рядом со статьей. Скульптуры ее потрясли. Она подумала: «Это перестает быть красивым и становится правдой».
Кроме того, на рояле она увидела разноцветную скульптуру, выполненную из нескольких видов камня. Высотой примерно в три пяди. На постаменте можно было прочитать название: «Танцовщица, исполняющая танец живота». А ниже указывалось имя автора: Ферета Су. Танцовщица была довольно полной, с чувственным, соблазнительным животом и драгоценным камнем в пупке, роскошной грудью и бедрами, которые вырисовывались под одеждой — очень короткой матроской с сине-белыми полосками.
Она вся излучала радость, казалось, от собственной полноты. И радость от неподвижного танца. Одна нога танцовщицы была неожиданно прозрачной, что позволяло разглядеть мышцы и кости, застывшие в неподвижном движении. Две непролитые слезы застыли в глазах девушки. Другую ногу обтягивал черный сетчатый чулок, и Ферета сразу обратила внимание на ячейки сетки. Они имели форму букв. Без особых затруднений художница прочитала, что было написано на чулке:
Я ненавижу тебя за золотых рыбок и лунный свет, которые снятся тебе, я ненавижу тебя за пестрых птиц, которые летают в твоих снах.
Это и было самым удивительным из того, что произошло с любовным письмом Филиппа. Разумеется, для Фереты это ровным счетом ничего не значило. Для такой Фереты, без мушки, это и не могло ничего значить. Но очень много для нее значило то, что среди посетителей она увидела девушку, которая сразу же привлекла ее внимание. Ферета не без труда узнала в ней свою дочь Гею. Гея держала за руку мальчика, который все время что-то у нее спрашивал, повторяя слово «мама». В конце концов Гея обратилась к нему по имени: «Михайло, перестань наконец исчезать!»
У мальчика были красивые синие глаза. И ямочка только на одной щеке.
«Неужели это мой внук?» — изумилась Ферета.
В первый момент ей страстно захотелось дать о себе знать, подойти к ним. Обнять. Но она тут же испугалась, подумав, что не может повторить возвращение к дочери, которую оставила. И поспешила скрыться, чтобы не встретиться с Геей и Михайлом. Ферета выскользнула в комнату, примыкавшую к черному ходу со стеклянной лестницей. Хорошо что квартира была ей знакома. Но и там ее ждал сюрприз. Здесь не было никаких экспонатов. Какая-то женщина сидела за компьютером и что-то писала. Ферета не поверила своим глазам. Она увидела за компьютером себя, с мушкой на щеке, в то время как на ее собственном лице, лице гостьи, мушки не было. Только в этом и заключалась разница между ними. В мушке. На столе перед Феретой с мушкой стоял кобальтовый стакан с ручками и карандашами, среди которых Ферета без мушки узнала красный плотницкий карандаш. Волшебный красный карандаш отца Филиппа. Он был неотточен.
«Значит, таким было бы мое будущее, если бы я решилась оставить Филиппа. Если бы вернулась к своему поколению».
Ее одолевали самые разные мысли.
«Если то, что я вижу, правда, ожидают ли меня и две смерти? Может быть, все это означает, что у меня в каком-то другом будущем появится внук? Неужели два будущих могут пересечься в какой — нибудь точке? Ну-ка посмотрим, могут ли два будущих торговаться друг с другом.
— Что интересует мадам? — деловито спросила Ферета с мушкой. Ее она не узнала. Ничего удивительного, ведь в жизни они увидеться не могли. Разве что в зеркале. Впрочем, себя никто не узнает.
Ферете без мушки нужно было сориентироваться в доли секунды. Сначала она хотела объяснить, кто она такая, но тут же поняла: ей дело испорчу, а себе не помогу.
— Я хотела бы купить скульптуру, — неожиданно для себя проговорила она. — Вы, полагаю, можете мне в этом помочь.
— Это не принято делать таким образом, нужно дождаться аукциона, но сейчас «Ночь музеев», и, разумеется, я вам помогу, — ответила, вставая, Ферета с мушкой. — Вы уже выбрали, что именно хотели бы приобрести?
— Да, — молниеносно решила Ферета без мушки. Она знала, с какой скульптурой будет тяжелее всего расстаться другой (другой?) Ферете. Кроме того, она почувствовала ненависть к Ферете с мушкой из-за того, что у той была Гея, потерянная Феретой без мушки во второй раз. Не было у Фереты без мушки и внука Михайла. Поэтому она сказала: — «Танцовщицу, исполняющую танец живота» Фереты Су.
— Мою «Танцовщицу»? — Да.
— Эту скульптуру вы купить не сможете. Мне очень жаль. Она уже продана.
— Но я видела ее здесь, в галерее, я даже прочитала, что написано на ее чулке, — возразила Ферета без мушки.
— Совершенно верно. Просто она еще не отправлена покупателю, но та дама, которая ее приобрела, уже выполнила все финансовые обязательства по отношению к нам. Выплатила полную стоимость.
Ферета без мушки прошипела:
— Вы еще пожалеете, что продали ее! — и спросила, может ли она воспользоваться стеклянной лестницей. Черным ходом.
— Это не принято, но, разумеется, прошу вас. Сюда, пожалуйста, — показала Ферета с мушкой.
— Дорогу я знаю, — ответила Ферета без мушки, спустилась в сад и оттуда через подворотню вышла на улицу.
Той же ночью она вернулся в Швейцарию.
К сведению читателей
Все герои и события, описанные в этом романе, вымышлены. Любое совпадение с реальными событиями случайно. Вымышлен даже писатель Александр Муха.
ДАМАСКИН
Сочинение для компьютера и плотницкого циркуля
Зодчие
Однажды в конце XVIII века турецкий паромщик на Дрине, тот самый, что варил куриные яйца для пущей сохранности в конской моче, удивленно и добросовестно сосчитав всех, кого перевозил, сообщил своему начальству, что в районе Осата на сербскую сторону переправились восемьсот сербских зодчих, каменщиков и плотников, причем все восемьсот по имени Йован. В порыве своеобразного строительного транса они буквально наводнили недавнее поле боя только что прошедшей австро-турецкой войны. Движимые столь же беспримерным порывом, предвкушая великие дела, навстречу им двинулись в долину Дуная зодчие и каменщики из Карловцев, Земуна, Сремской Митровицы, Нови Сада, Осиека, из Панчева, Румы — словом, кто из белого света, а кто от черной земли. Эти каменщики и «деревянных дел мастера», «инженеры», «бауюонстлеры», «баугаутпманы», плотники и столяры, а также отделочных и мраморных дел искусники днем покупали мулов, выбирая тех, что, пока щиплют траву и пьют, пускают в ход все свои пять органов чувств, ибо иначе какой же это мул. По ночам зодчие видели себя стоящими на берегу исчезнувшего моря, и в их снах оно еще продолжало гудеть и катить волны распаханного чернозема с севера на юг Паннонии, ударяясь о горный хребет близ Белграда.
В кратчайшее время они восстановили с невиданным размахом и монастырь Месич, и подворье монастыря Врдника, воздвигли новые церкви в городках Крнешевци, Стара Пазова, Буковац, Чортановци, что на возвышенности Фрушка-гора, достроили собор в городе Карловци, колокольню в Бешке, храм в Эрдевике и церковь святого Николы в Ириге. Сербы из Равницы или из Боснии, а вместе с ними многочисленные чехи, немцы и фракийские валахи стали налево и направо заключать договоры, увенчивая их неуклюжими подписями — кто кириллицей, кто латиницей, а кто и просто крестом. Все восемьсот Йованов с той стороны Дрины, все эти Станаревичи, Лаушевичи, Влашичи, Аксентиевичи, Дмитриевичи, Ланеричи, Георгиевичи, Вагнеры, Майзингеры, Лангстеры, Хинтенмайеры, Бауэры, Эбени, Хаски, Киндлы, Бломбергеры и Гакеры пригоняли свои суда, груженные бревнами и камнем, своих коней, тащивших свинец, песок и известь, и видели своих оставленных на родине жен только во сне — такими, какими они уже теперь, конечно, не были. Строители не умели плакать во сне, и это было невыносимо. Они наперебой предлагали свои услуги равнинным помещикам и сербским купцам, превознося свое искусство и с гордостью перечисляя свои титулы и рекомендации. Носившие усы кто по константинопольской, кто по венской, а кто и по пештской моде, эти зодчие предпринимали в двух империях, в Австрийской и Оттоманской, неслыханные начинания в области строительства, получая за свой труд то императорские дукаты с изображениями Иосифа Второго и его матери, то старые цехины, то новые наполеондоры, то серебряные форинты и посеребренные перперы, не отказываясь, впрочем, ни от египетских динаров, ни от обрезанных и необрезанных турецких аспр, а иногда не брезгуя и древними фоларами, что ходили в Которе. Они строили и строили, не забывая проверять подлинность монет красным мускатным вином. Строили непрерывно. От усталости они временами забывали себя, забывали свою жизнь, продолжая помнить только запахи…
