Сергей Белкин - Корректор жизни
-- А что же бонна?
-- А что бонна? Проспала она. Ее под суд потом отдали. А надо бы не ее, а гулящую мать! Она, правда, потом, говорят, в монастырь ушла, грехи замаливать. А на похоронах, помню, так убивалась, не приведи Господь! В могилу кидалась...
-- Как это?
-- Ну, когда гробик опускать стали, она как сиганет вниз. "Заройте меня вместе с ним!" кричит.
-- И что?
-- Что, что?
-- Ну, как ее оттуда вынули?
-- Да так и вынули... Не зарывать же при всем народе. А хорошо бы...
У огромного мраморного куба, на котором, облокотясь на мраморный крест скорбел белокрылый ангел, бадя Гриша останавливался и всякий раз вслух читал краткую надпись "Жена мужу".
-- Вот ничего не скажу: любила она его - дай-то Бог. Поставила памятник, и через полгода сама померла. Тут же и похоронена. А вот на мою-то могилку прийти будет некому. Зароют, и все...
Детские души искренне отзывались на такой поворот темы, и мы дружно начинали его убеждать:
-- Мы придем, дядя Гриша! Обязательно придем. И цветы приносить будем...
-- Точно? Не обманете?
-- Да нет!
-- Ну, ладно, - улыбался старик, - тогда я еще поживу. Можно?
На одной из аллей слева и справа, напротив друг друга обращали на себя две одинаковых оградки и два одинаковых памятника. В одной был похоронен некто Василий Бантыш, в другой - Петр Степаненко. Обоим было по 17 лет, и даты смерти их совпадали. Про них дед Гриша без ругани говорить не мог:
-- Это ж эти... Нигилисты, мать их... Лучше бы их тут и не хоронили. С ними надо бы как с самоубийцами - там, за стрельбищем зарыть и все.
-- А что они сделали?
-- Они, ребята, в жизни разочаровались, прости Господи! Оба из купеческих семей, но книжек начитались - и все! Дури одной только и набрались. Оставили записку: "Жизнь бессмысленна! Ваш мир мы презираем!" - и пиф-паф друг в друга. Поэтому церковь и разрешила их тут похоронить. Вроде как не самоубийцы, а убийцы. А я бы их туда - за стрельбище. Но матери несчастные, правда сказать, до сих пор ходят, оградки покрашены, цветы свежие.
Казалось, не было ни одной могилы, о которой деда Гриша не мог рассказать чего-нибудь необычного:
-- А вот эту дамочку, между прочим, муж-офицер застрелил.
-- А за что?
-- А за то, что она с кобелем путалась. Приходит он домой, а она с овчаркой делом занимается. Он прямо в дверях пистолет достал и -ба-бах! Обоих убил. И ее и собаку.
-- А как это она с кобелем путалась?
-- Хе-хе... Мал еще такие вопросы задавать! Вот сюда лучше посмотри. Тоже дело было интересное. Гляди-ка. Это все несчастные вдовы, а это ихний муж-убийца. Костаке его звали.
За высокой вычурной оградой на большой площадке расположилось несколько разных надгробий. Ограда уже проржавела, земля заросла травой и мелкими кустами. Было ясно, что за могилами никто давно не ухаживает.
-- Он, значит, под той плитой чугунной лежит, а эти все - его жены. Первой была вон та, под черным обелиском. А рядом с ней - могила ее первого мужа, купца и заводчика. От него весь этот участок начался. Когда она овдовела, злодей и посватался. Сам он был какой-то чиновник в городской управе. Человечек неказистый и бедный, но с дальним прицелом в голове. Она его, стало быть, приняла, и поселился он в богатом доме, доставшемся вдове от покойного мужа - вон того, который в углу. Дом этот вы должны знать: на Садовой, где теперь общество дружбы с иностранцами. Не прошло и года, как она померла. Ничем не болела, а умерла от внезапного разрыва сердца. Ну, молодой вдовец вскоре женился на другой. Тоже вдове - из Бельц. Ее муж - сахарозаводчик - погиб в Констанце: упал с лошади и убился насмерть. Вдова сахарозаводчика переехала к Костаке на Садовую, но тоже через год без малого окочурилась. Вот это она похоронена - под ангелом. Так что, на семейном участке своей первой жены Костаке устроил целую братскую могилу из своих других жен. После сахарозаводчика была вот эта, где Евангелие раскрытое. Она тоже была богатой вдовой и тоже умерла от сердца, оставив своему мужу еще одно наследство. Потом он снова женился, но тут Господь сжалился над будущими жертвами. Эту-то Костаке, правда, успел укокошить, но и его черед настал.
-- Так он их что, убивал?
-- Еще как! Парень он был хитрый, вдовушек выбирал без детей и родственников, чтоб наследство всегда ему доставалось. А вот на последнем разе просчитался. Потому что у нея брат объявился. То он считался без вести пропавшим, а тут вернулся из Америки. Сам тоже богатый. Там в Америке и разбогател. Так вот, когда сестра таким же Макаром, как и предыдущие, от сердечного разрыва сковырнулась, брат возьми и появись из Америки. Наш Костаке загрустил, но делать нечего, наследством пришлось делиться. А этот из Америки, видать, в смерть сестры от сердца не поверил. А когда узнал, что она уже четвертая за последние пять лет, решил дознаться правды. И дознался-таки! Слуг расспрашивал, соседей, следователя нанимал... А пойдемте-ка, ребятки, в сторожку, что-то холодно уже.
-- А что же его раньше в тюрьму не посадили?
-- Кого?
-- Ну, этого, Костаке?
-- Ах, этого-то. Дак он же хитрый был. Он их так убивал, что никаких следов.
-- Ядами отравливал?
-- Хм... Да нет, не ядами... Про яды я вам потом расскажу. Это вон там, под стеной воинского кладбища есть одна интересная история... А Костаке, значит, когда его американский брат к стенке прижал, все сам рассказал. С первой женой у него вышло все вроде как случайно. В ее богатом доме на Садовой была собственная ванна. Такое тогда еще мало у кого было. Ну вот, однажды, когда она легла в ванну, он, как молодой муж, зашел к ней. Стали они играть друг с другом, тут он ее как бы в шутку, за ноги потянул, да так, что она прямо с головой под воду ускользнула. Ну, ускользнула и ускользнула, а он глядит, - она не выныривает. Испугался, вытащил ее, а она уже мертвая. Что делать? Ведь в тюрьму упрячут, и - прощай Садовая в день цветения липы! Он ее, значит, переодел, в кровать уложил и вызвал врача: мол, не знаю, что и случилось, любимая жена с утра не встает и кофе не просит. Врач пришел, осмотрел ее и говорит, дескать, так бывает, что человек во сне от сердечного разрыва умирает. Справки написал, денежки получил, - и вперед ногами, дорогая супружница, прямо к покойному мужу. Второй раз он уже женился с прицелом. Подбирал вдовушку с умом. Пожил с годик, и, - пожалуйте купаться! За ножки ее - дерг! Она спиной по ванне, головой под воду - и все. Затихла. Курить бросила, сидр недопитым остался... Костаке разбогател несказанно. Ванна у него стала заместо пистолета. Если б не этот из Америки, продолжал бы он вдовушек купать еще долго.
-- А что же, когда его брат разоблачил, его в тюрьму не посадили?
-- А он его сам прибил. До правды дознался и говорит: "Поехали теперь со мной". Взял коляску, сам сел вместо кучера и повез его в сторону Старой почты. Там по дороге агромаднейший карьер имеется. Подошли они к самому краю. "Прыгай вниз" говорит американец. Костаке сначала не хотел, уговаривал, деньги предлагал, но парень, видать в Америке не порошки в аптеке смешивал. Он ему к-а-а-к даст - и все. Подошвы так и не нашли. Брат, значит, уехал в Америку, Костаке, как погибшего случайно похоронили с женами, а в их доме на Садовой долго никто не хотел селиться: шутка ли - пять трупов за пять лет! Вот теперь общество любви и дружбы с иностранцами завели.
-- Дед, а ты-то откуда про это знаешь? Ведь ни суда, ни следствия, никаких свидетелей нет?
-- А работа у меня такая. Я тут про всех все знаю. Заходите-ка ребята, погреемся.
Мы забились в тесную сторожку. Дед Гриша включил электрический чайник.
-- Сейчас вот чайку попьем. А ну-ка, Колян, давай, сбегай. Вот тебе пустая бутылка, а вот денежки... Ой. Погоди-ка. Тут только пятьдесят пять копеек. Это сколько же не хватает?
-- Если на "Вин де масэ", то надо еще пятнадцать копеек. Тогда с бутылкой будет ровно восемьдесят семь.
-- А ну, у кого пятнадцать копеек есть?
В складчину мы насобирали только одиннадцать.
-- Ничего, хватит. Скажи Захару, что я потом отдам. Скажи, что для меня.
Колян побежал, а бадя Гриша выложил на стол бумажный кулек с подсохшими пряниками и тарелку с брынзой.
-- Ты старую заварку слей сюда в стакан, а в чайник добавим немножко свеженькой. Гулять, так гулять!
Я выполнил все указания и под внимательным взглядом деда подсыпал немного чая из пакетика в заварной чайник, заполненный до половины старыми, разбухшими листьями, которые заваривали, наверное, раз десять.
-- Дядя Гриша, а все-таки, откуда вы все знаете? Про этого Костаке? Как он их убивал, и все такое?
-- Эх, пионер-пионер.... "Хочу все знать..."
Тут закипел чайник и дед, обмотав тряпкой руку, ухватился за проволочную ручку и стал заливать заварку.
-- Ладно, скажу. Этот брат американский перед отъездом зашел на кладбище. А было уже поздно, я его и пускать поначалу не хотел. А потом разговорились... Он меня американской водкой угостил - хуже бурякового самогона! Посидели мы, значит, он мне все и рассказал. Вот так, пионер! "Будь готов!" - Всегда готов!" "За мир во всем мире и существование систем!" Понял?
