Акилле Кампаниле - В августе жену знать не желаю
— Вы очень любезны, — сказал Баттиста, краснея, — но я, право, не заслуживаю.
Разговаривая таким образом и пробираясь сквозь толпу, они вошли в гостиницу. Здесь директор непременно захотел предложить Баттисте немного перекусить, затем осведомился о его здоровье и дороге. Видя, что беседа приобретает доверительный характер, Баттиста осмелел.
— Но откуда, — спросил он, — меня здесь так хорошо знают и ждали меня, можно сказать, с распростертыми объятиями?
Молодой директор улыбнулся.
— Дорогой господин, — сказал он, — мы с вами совершенно не знакомы, не знаем даже, как вас зовут, кто вы и откуда. Это моя находка. Для того, чтобы у каждого нового гостя по приезде сразу складывалось хорошее впечатление, чтобы, так сказать, его не обдавало холодом, мы устраиваем им одинаковое представление. Все эти дамы, дети — это наш рекламный персонал гостиницы. Вам все будет внесено в счет, а такой прием стоит всего лишь тысячу лир. Ах, вы даже не знаете, до какой степени совершенства мы дошли. Например, вы хотите испытать сильные эмоции — на этот случай у нас есть гостиничный вор, карманник, шулер, один игорный дом с сюрпризом и один без сюрприза, устройство для причинения пожара; об остальном мы можем договориться. Во всяком случае, советую вам ознакомиться с нашим прейскурантом. Вы можете удовлетворить любой каприз и сделать приятным ваше пребывание за небольшую цену. У нас в штате есть даже негр — угадайте, для чего.
— Чтобы работать лифтером?
— Нет, чтобы резче оттенять белоснежные горные пейзажи.
Он прервался, услышав неясный шум голосов.
— Однако, прошу меня извинить — с вашего позволения я вас покину, поскольку, как мне кажется, прибыл еще один гость. С вами это второй за сезон.
И, подмигнув, пожав руку, лукаво улыбнувшись, сделав поклон с тремя пируэтами и одним полуоборотом, директор вприпрыжку удалился.
Как же Баттиста очутился один в «Гранд-отеле» Сан-Грегорио, и что же произошло предыдущей ночью на постоялом дворе в Роккамонтана? Если коротко, произошло то, что обычно происходит, когда между мужем и женой появляется третий. Сусанна сбежала с доном Танкреди, оставив мужу обычную записку, какие женщины оставляют в таких случаях, с обычной просьбой.
Может показаться странным, что жены, бросая своих мужей, с самого первого дня начинают что-нибудь просить. И самое странное — они не просят для начала чего-нибудь незначительного, как например, чтобы им пересылали почту, или сохранили какую-нибудь их личную вещь, за которой они потом пришлют, либо чтобы им прислали какой-нибудь забытый пакет. Первым делом они просят, бедняжки, чтобы их простили. Такой пустяк. Совсем мелочь. То, о чем кто угодно другой попросил бы много лет спустя. Вы скажете: ну подождали хотя бы несколько дней. Нет. Эти милые создания очень чувствительны и не могут прожить ни минуты, если чувствуют, что муж на них в обиде. Поэтому они хотят, чтобы муж, как только узнает, что жена сбежала с другим, сказал: «Минуточку, первым делом я желаю простить их; потом схожу в полицию или брошу неверную на произвол судьбы, либо убью ее и любовника; но первейшее дело — это их простить». Такие милые куколки. Надо делать для них все, что они просят.
Но довольно об этом. Филиппо, проснувшись среди ночи, оттого что несло холодком от входной двери, оставленной незакрытой, обнаружил вместо жены вышеупомянутую записку, которую он и принес показать Баттисте, а что при этом произошло, мы видели в предыдущей главе.
Первым стал действовать Гверрандо. В какой-то момент он открыл глаза, увидел, что лишился чувств и с энергией, которая отличала его в серьезную минуту, встал, побежал к тазику с водой и плеснул себе воды на лицо. Между тремя мужчинами состоялся волнующий разговор. Гверрандо хотел, чтобы старик немедленно отправился в погоню за Сусанной.
— Мой юный друг, — сказал Филиппо, — я слишком светский человек, да и не в вашем я возрасте, чтобы бегать за женщинами. Отправлюсь завтра.
Он был непреклонен. Этот человек, когда хотел, способен был собрать свои нервы в стальной кулак воли. Он обратился к Солнечному Лучу.
— Пойду прилягу, — сказал он. — Через час позовите меня; но зовите очень тихо, потому что я не хочу, чтобы меня разбудили. Потом снова позовите меня завтра утром. Зовите меня самыми нежными именами.
Он пожелал, чтобы Солнечный Луч лег в кровать, стоявшую рядом, — для пущей уверенности, что проснется рано, — и распорядился, чтобы пиджак и пальто ему положили поверх одеяла. Для тепла он попросил, чтобы ему положили в общую кучу и брюки, а поскольку ему показалось, что и этого мало, куча пополнилась туфлями, шляпой и тростью.
Когда он открыл глаза, уже давно рассвело. Лежа на спине под горой одеял и одежды, так что виднелся только кончик носа, он увидел: Баттиста еще в постели.
— Мерзавец! — закричал он. — Будите меня!
— А меня кто разбудит? — не пошевельнувшись, проговорил Солнечный Луч.
— Я вам плачу за это. Будите меня, или я вас выброшу из окна. Пинайте меня ногами!
— Не могу. Лучше вы меня пинайте ногами!
— Я вас как раз и буду пинать ногами, если вы не будете пинать ногами меня. Я вычту вам девять тысяч пятьсот лир из жалованья.
Вовремя вмешался Гверрандо, который уже был облачен в безупречный костюм. Филиппо и Баттиста, чтобы рассеять все недоразумения, обнялись и поцеловались.
Полчаса спустя мужчины отправились в противоположных направлениях в погоню за беглецами, предварительно договорившись снова встретиться в «Гранд-отеле» Сан-Грегорио. Баттиста сразу направился в Сан-Грегорио, на личном поезде. В нем он был единственным пассажиром. Неизвестно, откуда узнали, что он уезжает, но факт остается фактом: его посадили на этот совершенно пустой поезд, который немедленно тронулся, как только он в него вошел. Солнечный Луч убивал время, думая о прекрасной наезднице; он вообразил, что они уже помолвлены и что он едет к ней; и среди этих сладких грез заснул.
Когда он снова открыл глаза, ему показалось, что поезд едет посреди сада: сад совершенно белый, ряды маленьких елей и изгороди, покрытые ослепительно белыми ватными хлопьями; все вокруг в снегу. Какая тишина, какой покой, какая свежесть! Солнечный Луч снова принялся думать о своей невесте и вообразил, что они уже поженились и едут в свадебное путешествие. Вследствие таких мыслей время прошло молниеносно, и вместо того, чтобы прибыть в Сан-Грегорио в тринадцать часов, как следовало из расписания, Баттиста приехал туда лишь в пятнадцать.
Светило холодное и яркое солнце.
Отсутствие снега — катастрофа для тех горных селений, куда люди ездят лишь для того, чтобы картинно падать, путаясь в длинных деревянных досках, крепко привязанных к ногам. Тогда в таких селениях все убого и печально, и все пребывает в запустении. Ослепительно яркое солнце для горнолыжных курортов — это, можно сказать, совершенно несносная погода. Ночью владельцы гостиниц напрягают слух: не донесется ли вой снежной бури, напоминающий рев бушующего моря. По утрам они первым делом вглядываются в горизонт, надеясь увидеть на нем густые темные облака. С каким криком радости они приветствовали бы серое небо и ослепительное порхание бесчисленных легких белых хлопьев, которые означают, что через несколько часов прибудет пестрая масса свитеров, шапочек и шерстяных чулок, толпа, оснащенная лыжами, палками и алюминиевыми солнечными очками. Кто вызвал эти вереницы, которые прыгают на снег, как пожарники прыгают на огонь? Кто им сказал, что в горах уже несколько часов идет снег?
Тайна. А может быть — газеты. Ну да, конечно, газеты.
В Сан-Грегорио не было снега уже неделю. Лыжные трассы превратились в зеленые луга с редкими снежными сугробами в оврагах, а дороги стали совершенно непроходимы для саней, так что путь приходилось преодолевать пешком, или на повозке, либо на автомобиле. Мерзкая хорошая погода нависла над несчастным селением, хотя на дворе стоял декабрь. Местами еще лежал снег, но то был городской снег. Вы когда-нибудь видели снег в городе? У него очень редкий для снега цвет: серо-желтоватый. Город превращается в одну огромную лужу из хлюпающей ледяной грязи, в которой туфли размякают так, что становятся более непригодными для носки.
Воспоминания неисправимых романтиков! Сколько раз в те дни, когда на улицах городов лежал снег, случалось тебе, задумчивый прохожий, отвлечься от своих раздумий, неожиданно получив в глаз желтоватым снежком? Ты останавливался тогда, о торопливый прохожий, и, вытирая платком ледяную кашицу с честного лица, провожал взглядом, полным сладкой грусти, убегающую ватагу шумных мальчишек, в то время как из сердца к устам поднималось столь значимое слово: «Негодяи!»
«Гранд-отель» Сан-Грегорио без сомнения обанкротился бы, если бы его директору не пришла в голову гениальная идея организовать грандиозную охоту на волка, чтобы привлечь гостей.
