Карен Фаулер - Ледяной город
Лень и ничегонеделанье, в общем-то, были нормальным состоянием для Римы. А вот Оливер тут же заскучал бы и заявил, что надо с кем-нибудь пообщаться. Поэтому когда пришел Кенни Салливан, письмо от Максвелла уже лежало в конверте с маркой и адресом. Оставалось только отправить его. Рима была не в силах отказать Оливеру, если тот сильно чего-то хотел.
Когда Кенни унес письмо, Рима, конечно, тут же пожалела о своем поступке. До нее с запозданием дошло, что мнение Оливера никак не могло направлять ее собственные действия. В конце концов, Оливер, как покойный, вообще не мог иметь своего мнения.
Но письмо не слишком беспокоило Риму. Каковы шансы на то, что Констанс Веллингтон все еще проживает по прежнему адресу? Что она вообще жива? Письмо скоро вернется, и надо лишь позаботиться, чтобы оно вернулось именно к ней. Ах, если бы все ее промашки были такими безобидными!
Взять промашку с туфлями, которые были найдены в комнате Мартина. Они были найдены в комнате Мартина матерью Мартина. Тильда поставила их в Римин шкаф, не сказав ни слова, но совесть Римы была настолько чиста, что она спросила, где же были туфли. Тогда ситуация сложилась донельзя неловкая.
Рима была совершенно уверена, что не спала с Мартином, но когда попыталась представить, как скажет это Тильде, вышло крайне неубедительно. Лучше было и не пытаться. А поскольку она не сказала сразу же, то чем дальше, тем меньше верила в это Тильда, да и сама Рима. Тильда явно стала относиться к ней чуть иначе. Что это было — холодность, подозрение, неодобрение? Рептилия на руке у Тильды из просто змеи превратилась в ядовитую змею.
Когда нашлись туфли, Рима вспомнила, как все было. Она не могла развязать шнурки, а ложиться в постель обутой было немыслимо, и потому Рима попросила Мартина помочь ей. Однако и он не справился со шнурками и разрезал их синим швейцарским ножиком, который носил на цепочке для ключей. Помнить, что ножик был синим, и не помнить, как они занимались любовью? Как-то не верится.
— Так я разрубаю все гордиевы узлы, — заявил Мартин, удивив тем самым Риму, не предполагавшую в нем начитанности. (Хотя, когда Римины ученики удивляли ее похожим образом, всегда выяснялось, что они подцепили это в «Симпсонах».)
Мартин мог помочь ей улечься в постель, мог притащить такс. Рима была почти растрогана. Теперь, более или менее вспомнив прошлую ночь, она испытала прилив дружеских чувств к нему. Когда Мартин не говорил о деньгах, он был неплохим парнем.
Он уже прислал ей целых два электронных письма, предлагая встретиться где-нибудь на следующих выходных. Если погода будет хорошей, можно прогуляться по эспланаде. Можно зайти на какую-то Таинственную площадку и посмотреть на шары, которые катятся снизу вверх. А еще можно поехать на зачарованную винодельню в горах. Видимо, Мартин решил, что изучил Риму и что винопитие с призраками — это как раз для нее. Она ответила «нет», просто желая доказать себе, что способна на это. А также из-за Тильды. А также из-за того, что в ее жизни было уже достаточно мужчин: отец, Оливер и Максвелл Лейн.
Глава восьмая
(1)
Вторник был днем выборов. Рима, Тильда и Аддисон допоздна наблюдали за тем, как демократы захватывают контроль над палатой представителей. Аддисон металась между компьютером на втором этаже и телевизором, а за ней бегали собаки. Кое-кто из близких друзей Аддисон объяснял отсутствие у нее новых романов затянувшимся шоком от наблюдения за тем, как Верховный суд абсолютно незаконно назначает президентом Буша, и тем, что случилось после этого. На холодильнике висел пришпиленный рыбкой-магнитом список пяти органов правосудия, допустивших это, а рядом — список пяти грубейших нарушений при пересчете голосов. Ниже висел еще перечень конгрессменов, голосовавших за Акт о военных комиссиях[25] и за смерть демократии в стране. С некоторых пор, когда Аддисон спрашивали о новом романе, она отвечала, что ничего не выпустит, пока в Америке не восстановят неприкосновенность личности. Аддисон была очень политизированным человеком. Она составляла списки.
Наутро, среди послевыборной эйфории, она распечатала только что пришедшее на ее сайт письмо и повесила его в «Зал стыда», то есть на холодильник.
«Я всегда был Вашим поклонником, но сейчас прочел то, что Вы написали для „Хаффингтон пост“, с грубыми выпадами против президента Буша. Итак, Вы на стороне моральных банкротов, которые занимаются оральным сексом в Овальном кабинете, насилуют женщин, изменяют своим женам, лгут под присягой и игнорируют угрозы нашей безопасности — такие, как первая атака на Всемирный торговый центр.[26]
Мне жаль, что Вы ведете себя как состарившаяся хиппи, с этой Вашей ненавистью к Бушу. Я знаю, что мое мнение для Вас — ничто. Либералы никогда не меняются. Но все равно, спасибо, что показали свое истинное лицо. Я больше не буду читать Ваших книг. Думаю, Максвелл шокирован всем этим не меньше меня». Подпись — «Бывший поклонник».
— И кто сказал, что великое искусство писать письма мертво? — спросила Аддисон. Она была в хорошем настроении. — Вот увидишь: еда будет вкуснее, шутки смешнее, и даже телевидение, даже оно исправится. А все потому, что теперь демократы могут заставить Буша дать показания!
Если бы отец Римы дожил до этого!
(Если бы Оливер дожил до YouTube. Если бы Римина мать дожила до… Но она умерла очень давно, и Риме сложно было представить, что же та не упустила, умерев преждевременно.)
В доме праздновали победу. Аддисон потащила Риму в центр — короткий заход в честь торжества в книжный магазин (которому в этом месяце исполнялось сорок лет, и Аддисон неизменно вспоминала про его день рождения. Магазин оказался разрушен землетрясением в Лома-Приета, и Аддисон в числе четырехсот добровольцев выносила книги из-под завалов, но то была история для другого раза, а может, и не была, ведь нет ничего скучнее истории о землетрясениях, хотя именно сегодня Аддисон, как и в тот день, чувствовала, что все вокруг восстает из пепла). Затем ланч в суши-баре. Тильда сказала, что у нее дела и она не может пойти. Рима испытала облегчение: тяжело поглощать сырую рыбу вместе с тем, кто считает тебя совратительницей впечатлительных молодых людей.
На улицах царило веселье.
Мимо проехал человек на лежачем велосипеде, который выкрикивал, точно городской глашатай: «Фродо выполнил свою миссию! Он уничтожил Кольцо!»
Аддисон заметила человека, который за доллар спорил с вами по любому вопросу, отстаивая любую точку зрения. Одет он был довольно пестро — морской бушлат в пятнах, охотничья шляпа, лыжные перчатки, зеркальные очки. Нос его был сизым, вены на щеках вздулись. Спорить он отказался.
— Сегодня мы все заодно, — твердил он. — Только один день. Сегодня я не работаю. Завтра мы поговорим о том, что победа демократов еще не означает конца войны в Ираке.
Аддисон сказала, что это неслыханный случай: человек еще ни разу не отказывался спорить.
У цветочного ларька группа людей исполняла хором, без музыки, патриотические песни.
— В Санта-Крус есть республиканцы? — поинтересовалась Рима.
— Конечно. Они разве что пишут возмущенные письма. И на местных выборах демократы выступили заметно хуже. Но это слабое утешение. Сегодня республиканцев можно узнать по выражению лица.
Здесь она ошибалась. Мимо них прошествовал розовый клоун в шали с искрой и с зонтиком, усеянным мелкими утятами. Он улыбался с видом блаженным и встревоженным одновременно, но вряд ли это имело отношение к выборам. Точно так же он улыбался в пятницу вечером. Он спокойно мог быть республиканцем.
И опять Риме показалось, что только она замечает его. Может, это была ее галлюцинация. Видение. Ее собственный, персональный клоун.
К ним направилась какая-то женщина с жесткими рыжими волосами и с сеткой, в которой лежали покупки — морковки без упаковки, банки с супом, булочки. На мгновение Риме показалось, что это та самая женщина с пляжа: прямой нос, подведенные красным глаза. Но больше всего вызывало подозрение то, как она смотрела на Аддисон. Рима уже была готова что-то сказать, но тут увидела другую женщину, тоже напоминавшую ту, с пляжа. У этой волосы были черными и воинственно торчали вверх. Похоже, Рима могла уверенно сказать про женщину с пляжа лишь то, что она была белой.
И при этом на Аддисон глазели многие. Рима забыла о ее всемирной известности и только теперь вспомнила. Если известный писатель посещает книжный магазин в родном городе, на него непременно будут глазеть. Люди появлялись из-за полок и прилавков, чтобы поприветствовать Аддисон. Короткий заход растянулся на полчаса, потом на сорок минут, поскольку нашлись нераспроданные книги, которые были подписаны и немедленно куплены, так что пришлось подписывать новые экземпляры, но теперь уже адресуясь к каждому лично. Все поздравили друг друга с победой, обсудили результаты в Калифорнии (и сошлись на том, что это просто сумасшествие), Аддисон показали новые поступления, дали рекомендации, что купить в первую очередь. Потом Аддисон представила всем Риму: «Моя крестница из Кливленда». Ну конечно, Огайо недотянул до напророченного торжества демократов, но тем не менее — штат с наибольшим приростом голосов. Кто старое помянет, тому глаз вон. Народ в книжном собрался великодушный.
