Леонид Гартунг - Пoрог
— Извините, — говорит Тоня. — Я Речкунову ищу.
Мужчина улыбаясь смотрит на Тоню.
— А ты, девка, не промах. Закуску принесла?
С кровати слышится смех. Тоня замечает женщину. Мужчина кивает.
— Вон она — Речкунова.
Женщина счастливо, заливчато смеется. Потом, давясь, сквозь смех:
— Ты налей ей, налей. Пусть выпьет с нами.
— Вы Речкунова?
— Выпей, тогда она скажет. Нинка, где стакан еще?
— Вы не Речкунова.
— И… наплевать! — говорит мужчина. — А выпить ты с нами должна. Понимаешь, у нас начало жизни. Теперь она жена, а я муж… За наше счастье!..
Женщина перестает смеяться.
— Уймись, не буровь чего ни попади. Может, у нее дело.
Мужчина садится на кровать.
— Ты пойми… Она от Федьки ушла… а на Фроську мне наплевать! Не вышел на работу, ну и что? Я имею на то право. А на животноводство я…
— Пашка!
Женщина обнимает его, зажимает ему рот рукой.
Тоня выбегает на улицу. Навстречу девушка-почтальон с сумкой через плечо.
— Скажите, где живет Речкунова?
Девушка показывает дорогу…
В кухне жарко натоплена русская печь. Чистые крашеные полы. Запах борща. Старуха, чернобровая, переломленная в пояснице, с любопытством разглядывает Тоню.
— Фрося-то? На ферме она. С утра ушла.
— А ребенок?
— Миколка? Отдыхает.
Старуха с любовной улыбкой смотрит в сторону кроватки.
Миколка спит на спине. Руки раскинул, словно летит. Раскраснелся от сна. Рядом пушистая кошка. Тоже раскинулась: жарко.
— Так с кыской и спит. Без нее никуда.
Тоня наклоняется к малышу, проводит ладонью по светлым волосам. Все лицо — и глаза, и брови, и губы — все, все Борисово.
— Вы откуда? — спрашивает старуха.
— Я издалека.
— Может, поисть хотите?
— Нет, спасибо. Кто вам Фрося?
— А никто. Живу у нее. За мальчонкой присматриваю…
Тоня идет на скотный двор. В коровнике пахнет животным теплом и свежим сеном. Какая-то девчонка большой совковой лопатой толкает вдоль бетонного желоба хлипкую вонючую жижу. Синяя кофтенка на спине промокла. Руки голые, красивые, сильные. Ноги в резиновых сапогах.
— Мне Речкунову.
Девчонка взглядывает мельком.
— Я Речкунова. Вы бы в сторону. Как бы не брызнуть.
Тоня стоит и смотрит на нее. Так вот она какая — молодая, красивая. Трудно такую забыть. Может быть, Борис и сейчас ее любит. А Колюшку — и сомневаться нечего. Потому и развод не оформлял.
— Вы чего так смотрите?
— Разве нельзя?
Злое выражение не идет к мягкому лицу Фроси. Видно, что сердиться она толком не умеет.
— На меня смотреть нечего. Вы бы лучше на скотника нашего посмотрели. А нам и доить и чистить. Аж руки отваливаются. И когда только до него доберутся?
— Пашка?
— Значит, уже знаете? Вот про него и пишите. А нам в газете делать нечего. Мы работаем.
Она кидает лопату в угол и хочет уйти. Тоня окликает ее:
— Фрося, вы жена Бориса Ивановича?
При имени Бориса лицо Фроси мгновенно меняется.
— Вы Бориса Ивановича знаете?
— Знаю.
— Боже мой, — торопливо говорит она, хочет взять Тоню за руку, но боится запачкать. — Вы простите… Я думала, вы из газеты. Одурела совсем… Ну, как он? Расскажите. Здоров? Обо мне-то хоть вспоминает? Пойдемте к нам… Вот радость-то какая… А как он хоть устроился-то?
— Хорошо, Фрося. Может быть, вам нужно что-нибудь?
— Мне? Ничего… Я что… Я проживу. Он-то как? Не приедет? Не сказывал?
— Об этом не говорил.
— Значит, вспоминает. Вот спасибо. Обрадовали. А я сон видела. Шла бы я по-над берегом, а передо мной ласточка летает и все на плечо мне хочет сесть. Я сейчас… Только руки ополосну. — Торопливо моет руки под умывальником, переходит на шепот: — Один живет? Я слышала, у него была какая-то?
— Была. Теперь нет.
— Вы только не говорите ему, что я про это допытывалась. Осерчает. Идемте ко мне. Я гостинчиков соберу, — и кричит кому-то: — Полька, ты пока одна управляйся… Я мигом обернусь.
Дорогой Тоня спрашивает:
— Что ж вы не вместе живете?
Фрося отвечает преувеличенно беспечно:
— Я ему не пара — он ученый. — Дома радостно сообщает старухе: — Тетя Ульяна, это от Бори. Проездом. — И к сыну: — Колюшка, эта тетя папку знает.
Вдвоем со старухой суетятся, собирают посылку.
— Орехи в мешочек бы надо. Луку заверни. Меда в бутылку…
— Тетя Ульяна, у вас сумочка найдется? Моя не стиранная…
Одевают малыша, чтобы проводить гостью. Тоня отговаривает: мальчонка со сна, на улице холодно. Но Фрося обязательно хочет, чтобы и Колюшка проводил.
Медленно идут по улице. Из окон их провожают любопытные глаза. Фрося выспрашивает:
— Значит, квартира у него или комната?
— Квартира.
— Отопление от школы?
— От школы.
— Книги привез?
— Привез, но еще не расставил. Полки не готовы.
— Он сильно грамотный. А я тоже читать люблю. У него есть одна — «В лесах» называется. Ой, хорошая. Такая занимательная, не оторвешься. Знаете, такая, в черной обложке?
— Знаю…
— Не дочитала я, увез… Пимы у него на зиму есть?
— Купил.
— А вы ему кто будете?
— Никто, работаем вместе.
Фрося вздыхает.
— Сегодня никто, а завтра кто. Вы спросить меня что-нибудь хотели? Нет? Ну, да ладно об этом… Привет от меня передавайте. Скажите ему, что он здесь не забытый…
Вот берег, лодка. В лодке Егор. Фрося останавливается.
— Колюшка, подай тете ручку…
Егор включает мотор. Нос лодки с шумом режет воду. Фрося с сыном стоят на берегу, долго смотрят вслед, машут руками.
— Ты что какая? Обидел кто? — кричит Егор Тоне.
— Сама я себя обидела. Ты знаешь, у кого я была? У жены Бориса Ивановича.
— Ты шутейно?
Тоня отрицательно мотает головой, покусывает сухой лист тальника.
— Какие тут шутки, Егор? Это она и провожала нас. И сын его…
— А ты как же?
Ревет мотор. Лодка зло распарывает тихую воду. Тоня сидит, прижимая к коленям Фросины гостинцы….
В Полночное они возвращаются в третьем часу ночи. Не успевает Тоня войти на крыльцо, как дверь открывается.
— Где ты пропадала? — спрашивает Борис. — Я тебя везде искал.
— Привет тебе от Фроси.
— Ты в Клюквинку ездила? — удивляется Борис. Он о чем-то размышляет, затем произносит: — А может быть, и лучше, что ты ее видела. Теперь ты по крайней мере знаешь, что она из себя представляет.
— Да, теперь знаю. — Тоня протягивает ему узелок с гостинцами. — Это тебе. От твоей жены.
— Ты обожди! — говорит Борис и берег ее за руку. Тоня тотчас же выдергивает ее, молча проходит в квартиру. Молча раздевается.
— Нельзя же так, — продолжает Борис. — Во-первых, извини, что после педсовета я немножко погорячился, а во-вторых, нам надо толком поговорить. Хочешь, я расскажу тебе все подробно?
— Только не подробно.
Тоня хочет пройти в свою комнату. Борис удерживает ее.
— Пусть не подробно. Только сядь, ради бога. Ты должна знать, как это было, а то я в твоих глазах выгляжу каким-то идиотом или злодеем. Так вот, жениться я, конечно, не думал. Все получилось нечаянно. Она сказала, что у нас будет ребенок. И тогда ничего другого не оставалось. Мне хотелось быть честным с ней.
— А со мной уже не хотелось?
— Я не лгал.
— Молчание тоже бывает иной раз ложью.
— Ну, хорошо. Я виноват. Но попробуй встать на мое место. Если б я тебе сказал, что у меня есть Фрося, ты поехала бы со мной?
— Нет, конечно. Да только разговор-то у нас не об этом… Неужели тебе не жалко Фросю?
— Для меня ее уже нет… Есть ты…
— И сына для тебя нет?
— Сын есть… Он — единственный серьезный момент в этой истории.
— Сын — единственный момент?
— Да.
— Сын единственный момент… — Тоня вглядывается в лицо Бориса.
— Его мне жалко. И обидно, что он с ней. Она грубая, некультурная, а главное, неумная.
— Борис, ты говоришь неправду. Она не грубая и не глупая. И что для тебя ее нет, это тоже неправда. Она хорошая, красивая… Я пойду к себе. Я все уже поняла.
— Постой, что именно ты поняла?
— Что ты любишь ее.
— С чего это ты взяла?
— Ну, скажи, что ты предпринял для развода? Ни раньше, ни теперь — ровным счетом ничего. А ведь время было…
В своей комнате Тоня, не зажигая света, наощупь находит раскладушку и падает на нее. Теперь-то можно дать волю слезам. Она плачет и иногда, затаив дыхание, прислушивается. Может быть, Борис откроет дверь и подойдет к ней? Нет, в другой комнате совсем тихо. Стало быть, она права.
28
Вчера неистово дуло и мело, и все вокруг было словно заштриховано мелом. Весь день качались белые сосны, а к вечеру стало тихо и обнажились звезды. Взошла луна в обрывках бегучих облаков, и они рваными лоскутами беззвучно летели по темному небу, словно поземка по черному льду. И когда я засыпала, то виделось мне это небо, как будто не было ни потолка, ни крыши, и звезды стояли прямо надо мной.
