Линн Мессина - Модницы
Рядом со мной Грег, жених Бет, тихий молодой человек вроде Уолтера Митти[7], только в его богатую внутреннюю жизнь трудно поверить. Взгляд у Грега чаще всего пустой, едва ли он сейчас пилотирует в уме гидросамолет с восемью двигателями.
— Как твои дела, Виг? — спрашивает он; оказывается, он знает, как меня зовут. Мы несколько раз встречались на вечеринках у Майи, но он никогда не заговаривал со мной.
Не успеваю я ответить, как Бет — она сидит рядом со мной — обрывает рассказ о том, какое ужасное Эдна Маккарти сделала мелирование (полоски как у зебры!), и спрашивает:
— Да, как у тебя дела, Виг?
Но меня ей не одурачить. Она спрашивает только потому, что этого требуют приличия, и она не допустит, чтобы робкий жених превзошел ее в манерах.
— Хорошо. Много работаю, — обычно так отвечаешь родственникам, с которыми встречаешься только на Рождество и Пасху. — А у тебя как дела?
Спрашиваю я Грега, но отвечает не он. Грег встречается с Бет так давно, что даже не пытается открыть рот, чтобы вдохнуть или сформулировать мысль. Слишком хорошо знает порядок, чтобы позволить себе такое.
— У Грега очень важные новости. — Бет делает паузу, чтобы я успела осознать. — Его только что продвинули по службе. Он у нас теперь младший вице-президент Слокэм-Битэма по рыночному менеджменту.
— Поздравляю, — говорю я, хотя и не верю, что такая должность существует. Звучит как пустое место.
Бет сияет.
— Спасибо. Мы так счастливы. Мы только этого и ждали. Теперь мы можем начать искать дом.
— О, и где же вы будете искать дом? — задаю я ожидаемый вопрос, хотя и знаю ответ на него. Они собираются искать в пяти минутах езды от матери Бет, в Риверсайде, Кос-Кобе, Старом Гринвиче.
Пока Бет тараторит ожидаемый ответ с единственной неожиданной добавкой в виде Вестпорта («Раз уж Марта переехала!»), я смотрю на Грега, чье неподвижное лицо напоминает золотую рыбку, которая тупо пялится на мир за пределами аквариума. Выпрыгни, хочу сказать я ему. Выпрыгни и подыши воздухом. Но я молчу. Не собираюсь вмешиваться в то, о чем ничего не знаю. Может, он задохнется от свежего воздуха.
Разговор переходит на темы вне моей демографической сферы (18–35, горожанка, не замужем) — вроде закладных, качества школ и налогов на собственность, — я извиняюсь и ухожу. Некоторые разговоры не могу слушать даже из вежливости.
На кухне Майя трет сыр.
— Как там дела? — спрашивает она, посыпая тертым сыром закуску из спаржи.
— У них очень взрослая дискуссия о школьных округах. Бет зачитывает статистику по уровню навыков чтения и процент учеников, которые поступают в колледж. У меня от этого депрессия, — говорю я, прислоняясь к стойке и наблюдая за тем, как она работает. — Тебе точно не надо помочь?
— Вот, держи. Слегка посыпь салат. — Она протягивает мне перечную мельницу. — Я знаю. Меня это тоже все иногда достает — дом, джип и все такое. Я этого просто не понимаю, — говорит она, ставя спаржу в печь.
— Не в этом дело, — настаиваю я, но отчасти дело и в этом. Мне не нужны дом в пригороде, жрущий бензин джип, стандартная зелень газона и самодовольная гордость лишней спальни для гостей. Пространство, как и все остальное, представляет собой удобство, и иногда оно слишком дорого обходится. Но я завидую их ясному взгляду на жизнь. Завидую уверенности, с которой они знают, чего хотят. Собравшиеся в гостиной безупречны — на них ни пылинки сомнений.
— А в чем?
Я не способна хоть что-нибудь делать слегка, и салат уже весь в пятнышках. Убираю самые пострадавшие листья, в основном верхний слой, и выкидываю их в помойку, пока Майя смотрит в другую сторону. Потом перемешиваю салат оранжевыми пластмассовыми щипцами.
— Не знаю, по-моему, все дело в их уверенности. Они знают, чего хотят, — говорю я, размышляя на ходу, — и стремятся к этому, особенно не задумываясь.
— Они хотят стать своими родителями, и думать им тут особо не о чем, — говорит она равнодушно, потом осматривает результаты моего труда, вытирает руки полосатым кухонным полотенцем и достает бутылку красного вина из шкафчика. — Ты выдержала больше получаса, — замечает она, с трудом открывая каберне совиньон. — Я думала, прибежишь прятаться в кухне намного раньше.
Хотя Майя все еще дружит со своей старой школьной компанией, от чрезмерного общения с ними ей обычно хочется биться головой об стенку. Они все одинаковые — банкиры, юристы, страховые агенты и бухгалтеры.
«Скучают юные сердца, и это зло из зол», — сказала она как-то вечером за мартини «Мидори» — в стакане, конечно.
Мы были в гостиной «Гранд-отеля» Сохо, среди громадных абажуров и золотого света.
— Да, — сказала я, хотя, на мой взгляд, в мире хватает и других преступлений.
— Это стихи, — объяснила она. — Они всегда напоминают мне о школьных друзьях.
— Они не так уж плохи, — говорю я сейчас, думая, как легко изголодаться без мечты.
Майя смеется, думая, что я это говорю для приличия, и разливает вино. Но мои слова вызваны не просто условным рефлексом, инстинктивной вежливостью. Друзья детства обеспечивают последовательность, ненарушенные связи между этапами личности, поэтому за них и держатся. За них держатся, и их любят, но иногда с ними не очень удобно. Нью-Йорк и Гринвич — как Галапагос и континентальный Эквадор. Между ними широкий пролив, и со временем они стали говорить на разных языках.
Сетка действий, 19 августа: начать суетиться
— Суетиться? — говорю я, щурясь, чтобы проверить, что правильно прочитала слово. Майя выдала мне копию своего нового учебника жизни. Она уменьшила шрифт до седьмого кегля, распечатала «сетку» на три месяца и связала пятьдесят страниц голубой ленточкой. Получилась книжка с таким мелким шрифтом, что смахивает на сокращенную версию Оксфордского словаря английского языка, к которому прилагается лупа, — иначе не прочитать.
— Что это? — спросила я, когда она только вручила мне эту самодельную тетрадку.
— Карманное издание. Ты мой куратор, — сказала она, словно разъясняла очевидное.
— Я куратор?
— Ну да, мой куратор. Твоя обязанность за мной присматривать, — объяснила она, будто назначать себе няньку было вполне обычным занятием. — Я как алкоголик, а это мои шаги к выздоровлению. Когда ты заметишь, что я срываю график, твоя задача призвать меня к порядку.
Я принимаю на себя эту ответственность — не верю, что это надолго. Через неделю Майе надоест отчетность и режимы, и она переключится на что-нибудь другое. Так уж она устроена. Я знаю свою подругу больше десяти лет, и она далеко не впервые начинает новую жизнь.
— Что значит «начать суетиться»? — спрашиваю я, кладя книгу на стол — карманное издание, слишком толстое для кармана, — и начиная долгий процесс уборки. У Майи маленькая кухня, на стеллажах места не хватает, поэтому она складывает тарелки в стопки и ставит их на пол. Майя хочет оставить их так на ночь, но я не могу этого допустить. Я не могу спать, зная, что мыши гуляют по кухне. Ставлю стопку тарелок из-под салата в раковину.
— Ну, знаешь, суетиться, — говорит она, глядя на меня с неодобрением. Это ее квартира и ее вечеринка, и она не может спокойно позволить мне хозяйничать. Я счищаю пальцем засохший сыр, и Майя сердито фыркает. Каждое мое действие как упрек ей.
— Ну-ка, — она отодвигает меня и надевает желтые резиновые перчатки, — дай я.
— Я знаю только, как подсуетиться.
Майя раздраженно глядит на меня и объясняет:
— Поскольку у меня больше нет агента и, возможно, никогда не будет…
— Не говори глупостей. Ты даже еще не начала ис…
Майя прерывает меня, поднимая мокрую желтую руку.
— Погоди-погоди. Пятнадцатое августа.
Звучит настолько абсурдно, что я просто пялюсь на нее.
— Что?
— Сетка действий, пятнадцатое августа.
Я нахожу пятнадцатое августа и читаю вслух:
— Посмотреть в лицо реальности.
— Сделано, — говорит она. — Реальность такова, что у меня нет агента и вполне может никогда и не быть. Мне надо с этим справиться. — Она выдавливает на губку голубую жидкость. — Вообще-то я уже с этим справилась четыре дня назад. Я перешла к новым задачам.
— Но, Майя, ты найдешь нового…
— Брр! — говорит она и останавливает меня жестом дорожного патрульного. — В своем доме я никакого душегубительного оптимизма не потерплю, только цинизм без иллюзий с примесью отчаяния.
— Звучит жутко, — говорю я в ужасе.
За свою честность без иллюзий я заработала раздраженный взгляд.
— Виг, ты мой куратор. Либо поддерживай меня во всем, либо дай мне найти кого-нибудь другого.
Ни тот, ни другой вариант меня не устраивают, так что я меняю тему.
— Ты собиралась объяснить насчет суеты…
— Поскольку у меня больше нет агента и, возможно, никогда не будет, надо искать подходящую запасную карьеру, вдруг с написанием бестселлеров ничего не выйдет. Я не могу всю жизнь читать корректуры.
