Светлана Борминская - Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер
– А ты женат, Бениамин Маркович? – просто так спросила я.
От выпитого у меня сразу поднимается настроение и хочется всех обнимать, я даже примерилась, как мне лучше обнять плешивого бухгалтера, но быстро передумала.
– Был. – Баблосов продолжал набирать на клавиатуре цифры.
Я заглянула в монитор и присвистнула, потому что меня чрезвычайно впечатлили нули... Бениамин Маркович поднял глаза, и я вдруг заметила, что они серые, как и мои.
– А снова не хочешь жениться? – отвела я взгляд.
– Не хочу, – Баблосов задумчиво пожевал губами. – Вот сколько мне дашь? – внезапно спросил он.
– Лет? – пожала я плечами. – Шестьдесят. Ну, туда-сюда...
– Сорок пять, – без улыбки вздохнул Баблосов.
– Сколько-сколько? – привстала я. – Так мы ровесники почти... Бень, правда, что ли?
– Ага, – Бениамин Маркович пригладил руками лысину, словно это были кудри, и улыбнулся. – А развелся я десять лет назад, ну и постарел тогда же...
– Это как?
– Может, не будем о грустном? – Баблосов снова стучал по клавиатуре и на меня не смотрел.
– Нет уж, ты расскажи, сделай перерыв... А потом, если хочешь, я тебе про своего мужа расскажу, – пообещала я и осеклась.
Передо мной сидел все тот же маленький хромоногий бухгалтер, которого я знала все два месяца... Никакого бубнового интереса я к нему не испытывала. По-прежнему не испытывала. За окном на стоянке машин маячил его старый оранжевый мопед, а рядом вздымался черный «Гелентваген» владельца ресторана «Ганнибал» Георгия.
Бениамин Маркович поднял на меня грустные глаза и пожал плечами.
– Не хочу, – буркнул он.
– А зачем тогда наливал? – привела я последний аргумент и, что удивительно, попала в точку.
Баблосов уныло кивнул.
– Ладно, слушай и больше не пей, любопытная, – убирая от меня молинаро, пробормотал он. Потом вздохнул и поставил бутылку на место.
– Люблю послушать истории из жизни, – сказала я и уселась поудобнее. – А ничего молинаро-то, и где его можно купить, скажешь адресок?
Баблосов как-то странно посмотрел на меня, пробурчав под нос так тихо, что я едва услышала:
– Это прямые поставки.
– Да? – задумчиво переспросила я, с трудом скрывая зевоту.
– Да.
– Ну и ладно, – поспешно согласилась я. – Так что там с твоей семейной жизнью?
Баблосов вздохнул и, не глядя на меня, за несколько минут пересказал грустную историю, в которой сначала долго холостяковал, а под тридцать лет выбрал из большого количества милых его сердцу барышень самую «серую мышку» и женился, чтоб уж раз и навсегда... «Серая мышь», по его словам, не будь дурой, быстро разродилась «мышонком» и укрепилась в роли жены.
– А дальше-то что? Почему ты развелся? – глядя, как Бениамин Маркович неспешно тянет из треснутой чашки молинаро, поторопила я.
– Однажды я нечаянно влюбился, – с грохотом поставив пустую чашку на стол передо мной, вздохнул Баблосов. – Жена моя сидела дома с грудным ребенком, а я влюбился, причем по-дурацки, безответно...
– Вот так прямо взял и влюбился? – опешила я, снова подавив зевок. – Как интересно, а в кого? И где ты ее встретил? – Я изо всей силы мысленно прихлопнула рукой рот, внезапно услышав ревность в своих словах.
Баблосов с интересом покосился на меня.
– Я работал в одной из транснациональных компаний...
– Где ты работал? – помотала я головой, подумав, что ослышалась. – Снова интересно!
– Вот-вот, – Баблосов вздохнул. – Я ведь не всегда носил дешевые брюки и ездил на мопеде, Свет, – Бениамин Маркович улыбнулся, – далеко не всегда... хе-хе.
И в абсолютной тишине Бениамин Маркович покатывался от веселого смеха с минуту... Я тоже вежливо улыбалась, прикрыв рот рукой, меня в это время раздирали противоречивые мысли.
– Она работала в дочерней компании, и ее звали так же, как тебя. Вдобавок она была старше меня на девять лет, но хороша необыкновенно. Похожа на рябину... зимой.
Я икнула и поинтересовалась:
– То есть твоя возлюбленная годилась твоей жене в мамы?
Баблосов задумчиво кивнул.
– И при этом ты утверждаешь, что влюбился? – вздохнула я.
– Она была очень красивой, – упрямо повторил Бениамин Маркович и разлил остатки молинаро в две емкости на столе. Мне он по-джентльменски плеснул даже больше. – Ну, раз оно тебе так пришлось по вкусу, – убирая бутылку под стол, сказал он.
– Ничего винцо... кисленькое, – не стала возражать я. – Скажи, но почему же ты влюбился и что тебя не устраивало в жене? Мне, как женщине, интересно! Ведь причина должна быть? Ага, догадываюсь, она была полено? – шепотом уточнила я. – Ну, я права или нет, Бень?
Баблосов, игнорируя вопрос, кинул на стол передо мной горсть ирисок из кармана и посоветовал:
– Ты закусывай и, пожалуйста, не делай больше таких глупых предположений. Все дело в любви!
Я развернула сразу пять ирисок, засунула их в рот и откинулась на спинку кресла в ожидании продолжения.
– И что дальше? – устав ждать, не выдержала я.
– Ничего... Света на меня внимания не обращала, я за ней по пятам ходил, а все напрасно. Зато жена стала догадываться, что со мной происходит, и устроила дома тихий террор... Потом – громкий домашний террор! Потом стала вешаться, затем травиться и даже совать пальцы в розетку... Она у меня дипломированный психолог, знаешь ли, – Бениамин Маркович вздохнул и, подумав о чем-то, добавил: – МГУ окончила.
– Сочувствую, ну а ты что?
– А я подал на развод, потому что любовь у нас с ней закончилась, ну и попытался разменять квартиру, чтобы было где жить одному...
– Бедолага ты, бедолага, – констатировала я. – А дальше-то что?
– А жена моя родная сперва наняла колдуна, а потом киллера, так она говорила на суде. – Баблосов потер лысину и достал из ящика стола свой паспорт. – Смотри, какой я был пятнадцать лет назад...
Я ахнула, с первой страницы улыбался симпатичный молодой человек, похожий на Раджа Капура, и лишь глазами он чем-то напоминал бухгалтера Баблосова, который печально посвистывал перебитым в двух местах носом.
– Не может быть! – воскликнула я, прочитав фамилию. – Эх, сочувствую...
– Вот так, – Баблосов присвистнул, забирая паспорт. – Был женат, называется.
– И как же, – поинтересовалась я, – посадили ее?
– Да нет, дали условный срок за покушение на убийство, но даже тогда я не смог развестись. – Баблосов пожал плечами. – И тогда я стал носить туфли на каблуке.
– Что-о-о?
– В один не совсем прекрасный день я выкинул все свои ботинки и накупил женских туфель на шпильках, – Баблосов фыркнул, искоса глядя на меня, – и стал ходить в них на работу, гулять с ребенком и даже на приемы в посольство, вместе с женой... Кстати, я тогда и ногу сломал, ну хромаю-то я из-за этого. Не веришь?
– Подожди, но там же дресс-код, – ахнула я. – И как тебя пускали в сабо в посольство?
– Ты верь, пускали. – Баблосов махнул рукой. – Месяц в туфлях на шпильках, и меня быстро попросили с работы и перестали всюду приглашать. Жена дала развод, и даже квартиру мы разменяли. – Бениамин Маркович, наклонив голову, смотрел на свои потрепанные босоножки. – А затем я очутился на бензоколонке, а потом уже попал сюда...
– Везет тебе, а твоя любовь-рябина знает, что ты развелся?
– А черт ее знает, знает или нет... Я ей не докладывал. – Бениамин Маркович внезапно подскочил и пробежался по кабинету. – Света, развод был таким долгим. Потом я болел, а после болезни стал плешивым и старым... И я совсем про нее забыл.
– Как жаль, – пробормотала я, – а давай выпьем за нее?
И мы чокнулись.
– Знаешь, а я ненавижу любовь, – призналась я. – От нее одни слезы и неприятности!
Мы сидели и молчали, больше разговаривать было не о чем.
– Ну, что ты решила насчет работы? – спросил Баблосов. – Хочешь, я спрошу у знакомых и подыщу тебе что-нибудь?
– Давай, – согласилась я, вставая, чтобы уйти. – Ты мой мобильный знаешь? Звони, как только что-нибудь нарисуется, но только диспетчером в публичный дом я не пойду, а то мне предлагали, так вот я против. – И, взяв в руки пакеты, я вышла. Потом вернулась. – Сочувствую, ты держись и не влюбляйся больше, Бениамин, – сказала я, подмигнув.
Баблосов вздохнул.
– Ты тоже осторожнее дорогу переходи, а то тут свадебные кортежи из-за угла вылетают! – напомнил он. – А давай я тебя до дома провожу?
– Да нет, сама, – уронила пакеты я.
Очень мне показалось стремно, что хромой и малорослый Маркович везет меня, пьяную и веселую, к дому, еще соседки увидят, будут потом интересоваться: кто да кто привез на мопеде? Лишнее это... И я решительно помотала головой.
«Не дам испортить себе настроение!» – подумала я.
Баблосов опустил плечи и снова сел, мне даже на секунду стало его жаль, но потом все прошло.
