Кэндзабуро Оэ - Записки пинчраннера
Я еще был сотрудником атомной электростанции и в тот раз отвечал за перевозку ядерного сырья, но не само нападение возмутило меня так сильно, как водителя и его помощника, — пока еще не отчетливо, но я уже предвидел огромную опасность, с которой оно связано. И мысль об этой опасности сверлила мне мозг: ЛИ… ЛИ…
Поскольку жестяные люди решили везти ядерное сырье в грузовичке для доставки школьных завтраков, то, видимо, предполагают воспользоваться легкими каникулами и произвести очистку плутония в спортивном зале начальной школы. Какой-нибудь юнец, только что назначенный учителем физики этой начальной школы, будет руководить производственным, процессом, но сможет ли эта компания, не имеющая никакого опыта, благополучно осуществить задуманное? Даже если все пойдет хорошо, заражение спортивного зала ядерным сырьем неизбежно. При соприкосновении с воздухом очищенный плутоний окисляется. В этом случае окись плутония распространится по всему спортивному залу. Дети будут вдыхать его, и через какое-то время в школе появятся больные раком легких.
Когда мне это пришло в голову, я сам закричал ЛИ… ЛИ… и, переступив через колени водителя и его помощника, выскочил из кабины в дверцу, которая не была видна жестяному человеку. Водитель и его помощник с негодованием теперь кричали вслед мне:
— Что это с вами, что это с вами? Побледнели как полотно. Не впутывайте нас! Что это с вами, что это с вами? Побледнели как полотно. Не впутывайте нас в это дело!
Когда я подбежал, жестяные люди уже загрузили в свой грузовичок вожделенные контейнеры. И точно завороженные смотрели на зеленую жидкость, струйкой стекавшую с кузова на землю. По меньшей мере один контейнер оказался поврежденным.
Было уже слишком поздно, а похитители ядерного сырья стояли и строили идиотские предположения: проникнет вытекающая жидкость через их защитную одежду или нет. Ни у одного из них не было счетчика Гейгера. Заметив, что я побежал, наблюдатель с грохотом припустил за мной, остальные, смотревшие на расползающееся по земле пятно, обернулись в нашу сторону. Тут я поднял крик и, хотя до смерти напугал всех этих юнцов, сам оказался в безвыходном положении, и мне не оставалось ничего другого, как нырнуть под брезент грузовичка похитителей.
— Здесь все вокруг заражено! И грузовик, и дорога — все заражено! Вы сами тоже заражены! Если вы уедете обратно на своем грузовике, то заражен будет весь Токио! Спасайтесь, спасайтесь, спасайтесь!
С этим криком я спрятался за самым дальним контейнером, и жестяные люди стали колоть меня пиками, подняться в кузов они боялись. Я все кричал, а жестяные люди все кололи и кололи меня пиками, боль была нестерпимой, а тут еще возникла и другая боль, от ожогов. Но я безостановочно кричал металлическим голосом, не уступавшим лязгу лат жестяных людей.
— Здесь все вокруг заражено! Вы облучились. Я тоже облучился и весь в ожогах! Разве можно допустить, чтобы вы вернулись в Токио на своем грузовике и заразили весь город? Нельзя допустить, чтобы дети заболели раком легких! Спасайтесь, спасайтесь, спасайтесь!
Крытый брезентом грузовичок продолжал стоять на месте, а юнцы все ожесточеннее кололи меня пиками. Вдруг жестяные люди разом сорвались с места и побежали, издавая невероятный лязг. Боль от ожогов лишила меня сил вылезти наружу, я уже не кричал о радиоактивном заражении и, лишь едва слышно повторяя все еще звучавшее у меня в ушах ЛИ… ЛИ…, весь дрожал, точно от холода, хотя лето было в разгаре. Вот как я был облучен.
ГЛАВА III
ОДНАКО ВСЕ ЭТО БЫЛО В ПРОШЛОМ
Однако все это было в прошлом; я говорю «в прошлом», потому что все это безвозвратно прошло. Дело в том, что это происходило до нашего с Мори превращения. Теперешние же я и Мори — это я и Мори после превращения. Что значит превращение? Мне даже кажется, что я только и живу ради того, чтобы рассказать о нем, преодолев неисчислимые тяготы, выпавшие на мою долю после превращения, ха-ха. Однако как сложно мне рассказать о превращении так, чтобы убедить вас, а через вас бесчисленное множество других лю ей! Рассказывать же упрощенно, в общих чертах не годится. Именно поэтому до сих пор я рассказывал о том, что уже безвозвратно прошло. Это была подготовка.
И опять-таки именно поэтому мне понадобились вы — писатель-невидимка. Я, рассказывавший вам до сих пор, — это я уже после превращения. Мне, человеку, лишенному литературных способностей, вряд ли удалось бы придать правдоподобие описанию событий до превращения, изложенных человеком после превращения. А чтобы понять, что представляло собой наше с Мори превращение, совершенно необходимо знать, что происходило до него.
До сих пор я ничего не рассказывал вам о превращении. Говоря о своих предчувствиях, я мельком коснулся этого, но рассказывал-то о действительно случившемся в моей реальной жизни и снах до превращения. Пригласить вас в качестве писателя-невидимки было для меня единственно возможным способом передать информацию бесконечному множеству людей. И роль писателя-невидимки будет постепенно возрастать. Я взял на себя обязанность поведать всему человечеству об истинном смысле превращения, но для этого нужно не столько говорить, сколько действовать, опять-таки в интересах всего человечества! Я в самом деле безумно занят, ха-ха.
Таким образом, поскольку роль писателя-невидимки определилась, характер этой работы, заключающейся в описании событий, субъектом которых является отец Мори, наконец стал ясен и мне, и читателям. Следовательно, комментарии, отражающие несогласие между рассказчиком, отцом Мори, и мной, записывающим его рассказ, потребуются мне в редких случаях, как это и было до сих пор. К тому же я стал испытывать острый интерес к превращению или, лучше сказать, к самому отцу Мори, утверждающему, что такое превращение произошло. Следовательно, до тех пор пока отец Мори не умолкнет, я не откажусь от выполнения своей миссии писателя-невидимки.
Итак, наше с Мори превращение — каким образом оно началось? Прежде всего мне хотелось бы, чтобы в вашей памяти запечатлелся факт, что это случилось в начале весны, в день сильного снегопада. И сам факт, что в тот день был сильный снегопад, заставивший отступить весну, тоже, видимо, имел определенное значение. Проснувшись в темно!! комнате, я сразу же почувствовал, что снаружи все занесено глубоким снегом. Почувствовал по холоду, по доносившимся с улицы звукам, совсем не таким, как всегда. Обычно я поднимаюсь с постели с тяжелым сердцем, будто внутри у меня что-то надломилось, но в то утро или, лучше сказать, почти полдень я встал удивительно бодрым, готовым на любые подвиги.
Мори тоже был возбужден снегопадом, он встал с рассветом и смотрел на снег. Его сумеречный, ограниченный мир сознания расширился до того, что он мог уже испытывать подъем, даже его движения, хотя и едва уловимо, изменились, став более ловкими, целенаправленными. Это-то и явилось непосредственной причиной события, случившегося во второй половине того снежного дня, то есть последнего события перед превращением. Действия Мори на первый взгляд могли показаться безрассудными, но, если внимательно присмотреться к ним теперь, когда все завершено, в них явственно вырисовывается причинно-следственная связь. Мори никогда не действует по своей прихоти, ему неведом метод проб и ошибок — разумеется, это немало усложняет жизнь нашим детям, ха-ха!
В тот день обстоятельства складывались для жены особенно неблагоприятно. Ее разбудил Мори, чтобы она сменила обмоченную еще на рассвете простынку, потом позвонили из группы Ооно, чтобы я выходил. Точно недовольная птица, она нахохлилась, замкнулась в себе и не удостоила даже взглядом снежные сугробы. Мне пришла в голову мысль, не воплотились ли в мою жену, собравшись вместе, все тени, сбежавшие с улицы, где стало так необычно светло, ха-ха! В одинаковых пальто, в одинаковых шапках, в одинаковых шерстяных шарфах, в резиновых сапогах, доходивших нам до колен, — в таком виде мы вышли с Мори из дому. Встречавшиеся на прорытой в снегу узкой тропинке прохожие, чье сонное воображение, подстегнутое снегопадом, пробудилось, удивленно смотрели на нас. Вернувшись домой, они, наверно, снова вышли на улицу, чтобы насладиться снегом, и, может быть, кто-нибудь из них говорит:
— Странная пара, этот взрослый и ребенок. Совершенно одинаковые с головы до ног. Даже головы у них одинаковые, два огурца, большой и маленький, нет, это не отец и сын, а братья, и одни из них — карлик.
В тот день мы с Мори шли встречать руководителя движения против строительства атомной электростанции на юге Сикоку, который прибыл на Хонсю рейсовым пароходом, а потом пересел на поезд Синкансэн — скоростной линии железной дороги. Он интересовался мной потому, что я уже десять лет был неразрывно связан с группой Ооно. «Десять лет со дня облучения» — руководитель движения обязательно употребит эти слова; во время нашей беседы он будет задавать мне вопросы о тех тяготах, физических и моральных, которые я в связи с этим испытываю. Снедаемый постоянной тоской, я не смогу передать свои истинные чувства и мысли и буду говорить самые общие вещи. Тем более что руководитель движения из далекой провинции, чтобы доложить потом обо всем пославшей его организации, будет подробно и обстоятельно записывать мои слова. Но поскольку в прошлом я был инженером и имею опыт работы на атомной электростанции, то я обязательно скажу о неверном толковании проблем научного характера. Так что для него, руководителя движения, я ни в коем случае не окажусь человеком совершенно бесполезным.
