Владимир Митрофанов - Кемер в объятиях ночи
После армии Синица учился в институте, потом работал на каком-то заводе, а когда завод развалился, перешел в эту самую свою затхлую контору, и так получалось, что всю жизнь почему-то зарабатывал очень мало. Жена его была социальным работником и тоже зарабатывала крохи. Много лет они жили в коммунальной квартире в одной комнате — длинной и узкой: от окна в длину метров пять, а в ширину три метра. Спали на раскладном диване, который стоял у окна, далее был стол, потом кроватка ребенка, потом сразу начинался шкаф. Больше ничего не влезало. Никаких перспектив у них с жильем не было. Ипотеку им не давали из-за низкой зарплаты соискателей: как отдавать будете, а отдавать нужно было в итоге раза в три больше, чем квартира стоила сейчас. Требовался аванс. Накопленных средств не хватило бы даже на прихожую. В этой ситуации родина повернулась к ним задом, как избушка бабы-яги. Бедные граждане родине были вовсе не нужны. „Пошли вы на хер отсюда!“ — говорила им родина. Понятно, что жаловаться на свои неудачи в наше время стыдно и нужно делать вид, что у тебя все хорошо. Государство ничего тебе не должно. Синица это хорошо понимал. Но, прежде всего, ему нужно было жилье. Ему надоело существовать в коммуналке, беспрерывное урчание унитаза, грохотание кастрюль на кухне, пьяные вопли соседа, визг соседских детей, звуки секса или скандала за стенкой, вонь стесненного человеческого быта. „Да я куда хочешь поеду — хоть в Австралию, хоть на Андаманские острова, — говорил он, хотя и понятия не имел, где они находится эти острова — куда угодно, где только есть место, где жить“. Однако все это были лишь слова: так просто молол языком. Что ни затевал, ничего у него не получалось.
Вернувшись после встречи с Синицей, Григорьев рассказал о нем Алене:
— Хороший мужик, но у него что-то вроде врожденного невезения. У нас в роте был парень, с виду нормальный, но ему постоянно не везло: во время прыжков с парашютом он единственный упал в речку и там чуть не захлебнулся, запутавшись в стропах, потом лежал с пневмонией, потому что вода была уже холодная — ноябрь. Следующий раз он приземлился на единственную корову, накрыв ее куполом, та в ужасе понесла и долго таскала его по полю, пока он не отстегнулся. Потом как-то повис на дереве. Такой он был невезучий человек. Его отправили в другую часть после того, как у него единственного из ребят под водой отказал дыхательный клапан. Вытащить-то его вытащили, но более решили не рисковать. С таким невезеньем вполне можешь еще кого-то угробить. Дальнейшую судьбу его не знаю.
Еще одни одноклассник Григорьева, Витя Романов, тоже работал на госслужбе, но гораздо более удачно. Устроили его туда по блату родственники жены. Получив эту должность, он внезапно начал получать очень большие деньги, хотя особо ничего и не делал. Подчиненные вдруг стали приносить его долю, он не отказывался, брал и очень быстро к этому привык. Постепенно без особых изысков он начал тратить пять тысяч долларов в месяц, да и тех хватало только впритык. Карточку, на которую ему перечисляли официальную зарплату, отдал жене. Вернуться на чистый оклад, который был на тот момент не такой уж и маленький — тысяч двадцать, показалось бы ему теперь злой шуткой, ему не хватило бы этого и на неделю. Он одной только прислуге платил пятнашку в месяц, да и та была недовольна зарплатой и требовала прибавки, несмотря на то, что сама была из Полтавы, где пятьсот долларов считались очень хорошими деньгами. Одно только содержание машины обходилось ему в среднем тысячу долларов в месяц. Понятно, пока фартило, нужно было создавать частное предприятие, оформленное на родственников. И такое предприятие действительно зарегистрировали. Ничего особенного: дочерняя фирмочка для ускоренного прохождения документов по лицензированию — некая рыбка-прилипала, но уже за большие деньги. Можете, конечно, делать все официально, но это будет очень долго и все очень детально проверено, и непременно будут замечания, которые устранить будет невозможно, потому что требования так специально и были составлены, чтобы их выполнить было нельзя, почти то же самое, как и у пожарных. Очень, кстати, умно.
Из интереса Витя начал заносить все свои траты в компьютер, чтобы потом, по окончании месяца подсчитать, куда же уходят деньги. Получилось, что все обязательные платежи составляли сумму ровно в четыре раза больше его официальной зарплаты. На следующий месяц при довольно жесткой экономии с его стороны — всего в три раза больше. И у всех в их конторе было так же.
Другие ребята из класса тоже зарабатывали немаленькие деньги, но уже реально тяжелым трудом. Например, Миня Ершов работал водителем-дальнобойщиком. Последний раз виделись с ним в марте этого года на встрече школьных друзей, где обычно собиралось человек пять. Миня тогда только что приехал с Севера. Груз у него в этот раз был негабаритный — тяжелые экскаваторы, но до Сургута хоть с трудом, но как-то их дотянули. Казалось бы, почти все трудности позади. Однако севернее Сургута на дорогах начались большие проблемы. Штрафовали там безжалостно, причем официально с оплатой через сбербанк. Оказалось, что на Ямале гаишники получали очень большие зарплаты и оттого взяток совершенно не брали. Миня пришел на встречу со своей новой подругой возрастом чуть за тридцать, на вид — довольно бывалой, которая, посмеиваясь, тут же всех школьных друзей и перессорила. Григорьеву она сходу заявила, что у него дешевая рубашка, рублей за сто (черт его знает, сколько стоила та рубашка — Григорьев и не помнил). В то же самое время она обладала совершенно магической сексуальностью. Что-то произошло, появилось напряжение, и под конец все они пересрались, Миня не сдержался и все-таки дал подруге в глаз. Потом они с ней мирились известным способом: со стонами, запершись в ванной. Потом снова переругались и Миня ушел, хлопнув дверью. Время было позднее, Мариша осталась. Григорьев постелил ей на раскладном кресле. Часа в два, наконец, улеглись.
Григорьев уже задремал, когда вдруг проснулся оттого, что Мариша лежит рядом совершенно голая.
— Ты чего? — спросил он со сна.
— Мне холодно. Согрей меня!
— Знаешь что, иди-ка ты быстро на свое место!
— Слушай, Миня ведь все равно не поверит, что ты меня не трахнул, пока его не было, так что уже все равно.
— Мне — не все равно!
Поначалу она вроде как ушла. Потом посреди ночи вдруг зажегся верхний свет. Григорьев разлепил глаза. Мариша стояла в одних колготках на голое тело, делала какие-то завлекающие движения типа эротического танца.
Но и тут он сдержался, еле-еле дотянул до утра, потом вывел Маришу на улицу, показал направление к метро: „Давай!“ и так хотелось ей дать поджопник!
От встречи той надолго остался неприятный осадок. Было ясно, что с Миней отношения испорчены окончательно или очень надолго, если не навсегда. Ведь она из одной злобы соврет, что Григорьев к ней приставал всю ночь и ей пришлось уступить, хотя она и не хотела. Не знаешь, что и делать в такой ситуации. Миня сам дурак — зачем ушел? Мариша, конечно, оторви и брось.
Миня позвонил через пару месяцев совершенно пьяный, сказал: „Считаешь, это честно переспать с женой друга?“ — и повесил трубку.
У Коли Чаплиева, с которым Григорьев одно время работал, была очень похожая на Минину подругу молодая сожительница, или, как сейчас называют, гражданская жена Лариса, которая вдруг начала от него погуливать: то у нее вечеринка, то день рождения подруги — короче, явные признаки любовного увлечения на стороне. Все это Лариса тщательно скрывала, у нее была придумана целая история, почему она отвечает на звонки и тому подобное. Чаплиева это удивляло: тебя ведь никто не держит и если что-то не устраивает — уходи. Вся эта ее тайная жизнь, а, по сути, групповуха, вроде была и не плоха, но чревата некоторыми проблемами, в том числе и такой, что можно подхватить какую-нибудь заразу от одного и передать ее другому. Подобные случаи происходят сплошь и рядом, ведь невозможно полностью упаковаться в резину. Так что уж лучше жить один на один. Таково нынешнее время. А если надоело — поменяй партнера и снова живи один на один. Далеко идти не надо: один чаплиевский коллега так жил-поживал с тремя и разными подругами, а потом вдруг заболел ангиной, затем воспалением легких, а после у него нашли ВИЧ, и сказали, что это уже самый настоящий СПИД, то есть вирус уже не только определяется в крови, но уже и повредил иммунную систему. Лечить, конечно, его будут, и даже бесплатно, но все равно это было уже поздно: иммунная система крякнула, как системные файлы в компьютере, когда для исправления неполадки возможна только полная перезагрузка. Впрочем, оказалось, что девушки там были вроде бы и ни причем и сами являлись пострадавшими, и героином он не кололся, а это один его случайный голубой дружок-парикмахер приложил к свой ядовитый конец. Уж зачем парню к трем подружкам нужен был еще и тот голубой дружок — Бог знает. Может, из любопытства? Говорят, все были, конечно, пьяные в дым. Он сам толком ничего и не помнил. Когда узнаешь о таких случаях, то кажется, что некоторые живут так, словно несутся по шоссе на полной скорости вдребезги пьяные.
