Питер Гринуэй - Золото
Готтенбургштрассе, 137
10 января 1937
Дорогой Анри,
я пишу тебе это письмо в спальне. Нас разделяют каких-нибудь пять километров, а мне кажется, будто ты в пустыне Сахара, или в Нью-Йорке, или на Северном полюсе. Или в Канаде, куда, я знаю, ты так рвешься.
я надеюсь, что ты никогда не станешь меня обманывать, будь то слова или поступки. Я довольно безразлична к этикету, всяким там светским приличиям, равно как и к непристойностям (впрочем, мне нравится, когда ты произносишь неприличные слова, это меня заводит, и тебе это нравится), но лжи, какая бы она ни была, я не вынесу.
Без капельки лжи твоя навеки
Матильда
14 июня 1937 года ночью Генрих-Клаус Танненбаум был найден под желтым уличным фонарем, на зеленой скамейке напротив дома по Готтенбургштрассе, 137, где жила его невеста Матильда вместе с матерью и двумя тетками. Он лежал с перерезанным горлом.
Готтенбургштрассе, 137
21 февраля 1937
Мой Анри,
мама хочет еще раз услышать, как ты играешь на пианино. Она сделает из тебя знаменитость, хотя бы для того, чтобы похвастаться перед моей теткой Ульрикой, которая всем нахваливает своего племянника. А еще ей хочется выбраться в концерт, надеть свои меха и бусы с кольцами, хотя не такие уж они и дорогие. По-твоему, я похожа на свою мать? Скажи, в Квебеке есть зеленые скамейки?
Твоя шикарно раскинувшаяся на зеленой скамейке в сумерках
Матильда
Каждый вечер, в течение полутора лет, дождавшись одиннадцати часов, когда гас уличный фонарь, Генрих-Клаус и Матильда набрасывались друг на друга на зеленой скамейке. Он запускал руку ей под платье, между влажных ног, она хватала его за возбужденный член, и они наконец предавались любовным утехам, перед тем проговорив битый час о том, что они будут проделывать друг с другом, когда погаснет уличный фонарь.
Готтенбургштрассе, 137
5 марта 1937
Мой миленький, маленький Генрих,
в один прекрасный день нас застукает моя тетка, которая, я уверена, шпионит за нами из окна своей спальни. По-твоему, Моцарт бывал в Канаде? Я думаю, он даже не знал, где она находится. Когда я буду беременная (на тебя, как ты осторожничаешь, рассчитывать не приходится), я хочу жить в Германии, а не у черта на куличках, где не говорят по-немецки и в сочельник морозы под тридцать градусов.
Ждущая своего профессора любовных наук твоя маленькая текущая
Матильда
Матильда неотрывно смотрит из окна спальни на мертвое тело своего любовника, распростертое на зеленой скамейке через дорогу. Генрих-Клаус Танненбаум, двадцати девяти лет, композитор, написал одну симфонию, два скрипичных концерта, фортепианный цикл и одноактную оперу о любви Гёте к Шарлотте Бафф. Все они исполнялись. Перед ним открывались блестящие перспективы. Каким же нужно быть идиотом, чтобы при этом обворовывать свою будущую тещу, украшение за украшением, колечко за колечком, и переправлять их в Квебек на черный день, когда им с Матильдой придется эмигрировать!
Готтенбургштрассе, 137
30 марта 1937
Мой дорогой Генрих Восьмой,
я заменю тебе восьмерых жен? Или их было шесть? Кто писал музыку для Генриха Восьмого? Стихи для тебя я уже написала. «Разведенная, обезглавленная, умершая, разведенная, обезглавленная, выжившая». Могу сыграть все шесть ролей.
В Канаде мы непременно наделаем детей, похожих на индейцев, и они будут не целоваться в губы, а тереться носами. А еще они станут натираться жиром, чтобы не замерзнуть. Надо будет нам потренироваться. Сегодня ты снова будешь обладать мной в темноте на скамейке.
Твоя, твоя, твоя
Танцующая Матильда
Генрих-Клаус Танненбаум должен был стать Анри Танненбаумом, франко-канадским композитором, а Матильда – франко-канадской домохозяйкой. Их франко-канадские дети чувствовали бы себя в безопасности, так как до них не могли дотянуться антисемитские руки «третьего рейха». Матильда была бесстрашная девушка, склонная к экспериментам, особенно сексуального характера. Она ничего не боялась, в отличие от Генриха-Клауса. Но Матильда не смогла ему простить воровства – он ее обманывал, он злоупотребил ее доверием. Она сообщила в гестапо, в какое время они встречаются под уличным фонарем, на зеленой скамейке напротив дома по Готтенбургштрассе, 137. И 14 июня 37-го года тайная полиция исполнила свой гражданский долг.
Готтенбургштрассе, 137
9 апреля 1937
Анри,
сегодня я впервые напечатала фразу по-английски. «The quick brown fox jumps over the lazy dog»[vi] – все буквы английского алфавита. Я – лисица, а ты – ленивая собака. Хотя Германия будет править миром, английский язык придется нам очень кстати, ведь на нем говорят американцы, а за ними будущее. Мистер Фриц Ланг и мистер фон Штернберг (конечно, никакой он не «фон»). Или эти германо-американские миллионеры – Рузвельт, Линдберг, Калманн, Тедди Спирхоффер. А сегодня я узнала, что мой любимый американский писатель Фрицджералд родился в Гамбурге – хотя чего тут удивляться, с таким-то именем!
Надеюсь, сегодня ты меня отфрицуешь.
Твоя придворная дама (хотя ты, наверное, не захочешь, чтобы я себя вела, как дама)
Матильда
До одиннадцати часов вечера Матильда разглядывала в окно бездыханное тело Генриха-Клауса, а ровно в одиннадцать уличный фонарь погас, и скамейка погрузилась в темноту. Всю ночь она просидела у окна. Это было как бы бдение у мертвого тела, отдание последних почестей покойнику. Когда рассвело, она увидела, что тело исчезло. Вероятно, она какое-то время спала, уткнувшись лбом в холодное стекло.
Готтенбургштрассе, 137
1 мая 1937
Дорогой Анри,
что ты делал в спальне моей матери? Ты сказал, что захотел взглянуть на нашу зеленую скамейку из окна моей спальни, но это объяснение показалось мне не слишком убедительным.
Сегодня тебя ждет сюрприз. Я надушусь новыми духами, и, чтобы ты почувствовал этот запах, придется ткнуть тебя носом. Куда – вот тебе подсказка. Что Гёте говорил про Франкфурт? Если ответишь правильно, считай, ты во Франкфурте.
Твоя Матильда
Через три дня после трагической развязки, когда она сидела в урочный час на скамейке, за ней приехала полиция. В одиннадцать погас уличный фонарь, и они забрали также ее мать и двух теток и отвезли всех на железнодорожную станцию, после чего те растворились в опустившемся на Польшу волглом тумане.
Готтенбургштрассе, 137
26 мая 1937
Дорогой Анри,
можно по-английски – Генри… Мой английский с каждым днем становится лучше. И все-таки я предпочитаю французский. Если я напишу тебе это письмо по-французски, мало кто в Германии сумеет его прочесть.
Когда мы переедем во французскую Канаду и станем жить в ледяной избушке и ходить по сугробам, привязав к подошвам ботинок теннисные ракетки, к нашему загону, где бегает белая лошадь, я совсем не буду тосковать по Германии. Мы заведем деревянную мебель, выкрасим ее в зеленый цвет и повесим над радиоприемником желтый фонарик, который будет нам напоминать Готтенбургштрассе, 137.
Любящая тебя больше, чем может нарисовать твое воображение,
Матти
Тринадцать золотых колец благополучно прибыли в Квебек и перекочевали в банковскую ячейку до лучших времен, когда за ними явится владелец. Три кольца конфисковали и отправили в Оснабрюк. Еще три обнаружили за подкладкой пиджака Генриха-Клауса, когда его раздели в морге. Эти шесть колец, оказавшиеся в одной куче с прочими еврейскими побрякушками в полицейском участке на Зевенплатц, позже рассортировал золотых дел мастер, некто Вассерал, как указано в расписке, что на фризском диалекте означает «маленькая птичка с пронзительным голосом».
Готтенбургштрассе, 137
12 июня 1937
Дорогой Анри,
я устала ждать, когда мы наконец отправимся в Канаду. Вчера наши соседи уехали поездом в Лиссабон, откуда они рассчитывают добраться на пароходе до Нью-Гемпшира. Это путешествие стоило им дома, но они с радостью сделали свой выбор.
Мой ультиматум: Дед Мороз делает мне маленького Санта-Клауса, а моя мама вяжет тебе шерстяную шапку и носки и делает своим наследником. Она будет счастлива. Она все для нас сделает, достанет для тебя пианино, а через полгода она к нам примчится по первому зову, особенно если ты пообещаешь ей рождественскую елку.
Навеки, навеки, навеки твоя
Матильда
Еврейские побрякушки переплавили в золотой слиток «Посейдон» с оттиском трезубца и серийным номером FDG98. В Оснабрюке он находился до марта 44-го, когда его переправили в Баден-Баден. А 4 мая сорок пятого года, после того как сержант Ханс Доппельман и капрал Рейнар Гёльферль расписались в его получении, золотой слиток отправился в Больцано, где спагетти не считаются неотъемлемой частью итальянской кухни, скорее, заморским блюдом, которое заезжим туристам лучше всего готовить в своем гостиничном номере, подальше от людских глаз.
