Павел Кочурин - Коммунист во Христе
Впервые на трактор посалил внука дедушка Данило, тогда еще школьника, третье-классника. Это особо запомнилось Ивану. Подъехали на тарантасе к паровому полю, ко-торое пахал Тарапуня, молодой тракторист.
— Позволь-ка, Леонид Алексеич, — сказал ему дедушка, — нам вот с Ваней поездить на твоем тракторе. А сам пока сходи в лесок. Сухари и грузди, говорят, пошли после дож-дей, так и поищи, погляди в ельничке.
Иван впервые тогда узнал, что их Тарапуню, веселого парня, зовут Леонид Алек-сеичем.
Дедушка пахал на тракторе лучше любого тогдашнего их тракториста. И лучше самого Тарапуни. Тарапуня это считал нормальным — дедушка председатель колхоза, а председатель во всем должен быть умелей. К Тарапуне льнула, ребятня. И он давал паца-нам поуправлять трактором. Бригадир трактористов сердился, дедушка хвалил Тарапуню. Колхозникам объяснял:
— Мы ребятишками в дошкольные годы все по хозяйству делали. И пахали, и на ка-рюхах ездили… Неужто трактор мудренее лошади, Знамо, непослушно урчит, дымит, го-лоса твоего не слушает. Мертвое железо. За ним вот и надзирай… А установись тогда кон-ный надзор, возродись телесная инспекция, и нас, мальчишек, гоняли бы от лошадей, как ныне от тракторов и автомобилей. А раз трактор и машина, вместо лошади с телегой, так и надо к ним с детства приучаться. Если мы будем ребятишек
от всего отгонять, то кто же их делу научит.
Сели на трактор, дедушка прошел два захода. Выправил кривую тарапунину бо-розду. Показал внуку какими рычагами, что делать. Как раньше ему самому показывали вожжами лошадью управлять.
— Ну вот, Ваня, и учись любить землю, ценить на ней труд. Кем будешь — сам опо-сля решишь, а уметь пахать и сеять должен каждый жующий хлеб. А если в деревне жи-вешь, так и разговору нет, обязан.
От Ивана не ускользнуло, как дедушка выправлял тарапунины кривули, А ведь хвалил Тарапуню. Когда он прицел с полной кепкой груздей и сухарей — не сказал ему о кривых бороздах, а как бы даже повинился.
— Мы тут с Ваней немножко ссамовольничали, линию твою порушили, поленились лишний раз за рычаг дернуть. Дак не худо ли сделали, погляди. И уж не серчай, если что…
Тарапуня, ни чуть не смутившись, по-свойски ухмыльнулся:
— Да уж ладно, дядя Данило… — Достоинства своего не хотел терять.
Тарапуня слыл шкодливым парнем. Но дедушка это в нем не осуждал. Говорил тем, кому Тарапуня досаждал: "Каждый по-своему проворство проявляет. Иной и с норо-вом. Это лучше, чем с хитростью и обманом". Дедушка тайно сокрушался, жалея Тарапу-ню, что без защиты доброй парень может и надломится. Но Тарапуня и уличенный в шкодливости, без обиды, но и без унижения умел с высмехом повиниться. И тогда вот, перед дедушкой, вывернулся. Садясь за трактор, сказал председателю:
— Так ведь как не старайся, дядя Данило, а количество давит на качество. Что вот поближе, да повиднее лежит, то и хватай. От тебя ведь всем и всего больше надо.
Дедушка покачал головой, теребнул усы, чмокнул языком, будто вкусное что про-глотил: "т-цы". Этим чмоком и признал свое бессилие чего-то изменить. И сказал, вроде, как и не Тарапуне, а кому-то присутствующему тут.
— Эх, парень, парень!.. Этак-то с "большим-то" таким, мы все как раз и останемся при меньшем. А то и совсем ни с чем. Если ты — не ты, так и спрашивать не с кого, и ждать нечего.
Тарапуня уехал. Дедушка попереминался возле своей борозды, сказал Ивану:
— Начали-то мы с тобой вроде и не плохо. А вот кончили худо. Леонид Алексеич и должен бы с нас стребовать, заставить исправить… Дело-то ведь и ему Богом дано… А вот бесом отнимается…
Ивану было досадно, что он "напортачил". Молча поглядел на дедушку… Но и дру-гое подумалось: "А вот Тарапуне хоть бы что". Дедушка говорил опять кому-то не при-сутствующему:
— Поле-то, оно живое. Любит когда к нему с душой, что и к тебе самому другие… От худых рук, вишь, морщится, страдает. И не за себя… Ему-то что: на худо сделанном тобой, месте, оно травой и покроется, боль свою тем и уймет, этим и плохого работника как бы пожалеет, чтобы ему за свою работу не стыдится. Грех его на себя и принимает.
Еще несколько раз они пахали с дедушкой. И не одни, а вместе с другими маль-чишками. Среди них были и городские. И всякий раз Иван опасался сделать не так, как хотел дедушка. А первый дедушкин урок лег на сердце и душу внука знаменьем живой заповеди: "так надо, а что не так — то грех большой".
Дедушка передал старый трактор в школу. Молодой учитель Климов, нынешний парторг, ездил на нем со школьниками. Учились разбирать и собирать его. Трактор этот и поныне стоит в школьном дровяном сарае. Но прикасаться к нему уже некому. Ни учителя такого нет, и не учеников.
Когда Иван ходил в десятилетку и жил в интернате, часто бегал к отцу в мастер-ские эмтеэса. Глядел, как чинят трактора и другие машины. Слесарь Дима чем-то похожий на Тарапуню, подначил Ивана:
— Интересно, так и помогай, надевай вот спецовку. Ивану любопытно было распо-знавать, как это тяжелые железные штуковины сами двигаются и весь трактор двигают.
В последнюю студенческую практику в своем колхозе, Иван с механиком Васили-ем Грибковым переналаживали кормозаправочные механизмы на животноводческом ком-плексе. Сняли ленточный транспортер, переделали кормушки. Сами изготовили кормоза-превщик на машине. Помогал дед Галибихин, смастеривший еще во время войны на мо-ховской ферме конный кормовоз-сбрасыватель.
2
Обязанности главного инженера колхоза, вроде бы и ясны Ивану. И механизаторы свои ребята. Чего бы с ними не ладить. Толюшка Лестеньков, Костя Кринов, братья Смирновы — Леонид (Тарапуня) и Николай, Сима Погостин… Но вот при должности Иван почувствовал себя новоиспеченным лейтенантом. Парни, почти ровесники, предстали пе-ред ним, вольно или невольно, уже не ровней, а подчиненными. Надо было ими командо-вать. Но опыта такого начальственного как раз у него и не было. Да и не начальником он хотел быть, а согласовывателем знающим дело. Механизаторы привыкли себя считать всего лишь исполнителями нарядов. Не хотели и не стремились знать наперед само дело, которое надо свершить. Каждый и норовил схитрить, обмануть начальство, а заодно и се-бя. Вот и жди подвоха… Он, главный инженер, — спрашиватель, а они — ответчики. Может и зависть кого-то точит. Кто он для них — ни пахарь, ни жнец, а лишь инженер, указчик. Так вот и прилаживайся к ним. Они-то знают все ходы выходы… Это было скорее чисто внутреннее, душевное состояние Ивана. Привыкание к обязанностям.
У Ивана, вызрела мысль создать, хотя бы одно наперво, сеноуборочное звено. Что-бы механизаторы самостоятельно работали, не ожидая каждодневных подсказок. Посове-товался с отцом. Дмитрий Данилович остерег: техники нужной нет, в звено не дашь рух-лядь. И придется звать на помощь такому звену стариков и старух с граблями. Насме-шишь только с пустой затеей… Казалось бы, сеноуборочная техника в колхозе имеется. Но все как бы не такая. Комплекса нужного для звена — косилок, граблей, волокуш, стогоме-тов — не собрать. Отец понял желание Ивана и взялся сам возглавить звено. Рискнуть. Ни-колай Петрович поддержал начинание молодого главного инженера… Учитель Климов, парторг — тоже. В звено вошли три механизатора: Толюшка Лестеньков, Костя Кринов и сам Дмитрий Данилович. И еще трое подсобников. Среди них Старик Соколов, искусный стогоправ. До сенокоса оставались считанные дни. Готовили технику для себя: сваривали, подвинчивали, клепали. Обговорили, какие поля, луга будут убираться звеном.
Иван сразу почувствовал освобождение от пустой суеты — давания нарядов, выслу-шивания недовольств; каждый различал выгоду одного дела и невыгоду другого… Подго-товили молотильный ток для сушки травы вентиляцией, в случае непогода. Другие меха-низаторы интереса к звену не проявили. Поиграют инженер с отцом в звеньевую игру и бросят затею. Бывало уже такое. При наряде проще — заработок на колесе и на часах. А что сделал — не так и важно.
Николай Петрович о почине доложил "Первому". Это — доложить, главнейшая председательская обязанность.
Сам Иван не видел никакого "почина" в создании звена. Примитивная организация труда при скудости техники. Из ничего, сделать что-то, чего не было. Пусть и несуразное, но, главное, протрубить: "Вот мы какие". "Почин" колхозе и до Ивана уже действовал. И пооригинальней, чем звено. Выдумка голи. Срубали на опушке леса размашистую, не больно толстую березу. Гусеничный трактор цеплял ее за комель и волок, вдоль ряда ко-пенок, наогребанных старухами. Три дюжих мужика поддевали вилами такую копенку и бросали на березу. Двое других разравнивали и уминали сено на березе. Так вырастал стожок. Его отволакивали в сторону. Сколько стожков, столько и срубленных берез. Три-ста, пятьсот по всему колхозу. На следующий год, там, где протянули стожок, клевер рос вполсилы. И тоже хорошо: больше уберешь гектаров, больше заработаешь.
