Эдуард Лимонов - Иностранец в Смутное время
«В подземное царство», — Индиана встал.
«Желаю удачи. Если вам нужна моя помощь, можете без колебаний…»
Возвращаясь в свою комнату по коридору, Индиана думал о том, что он сделался холодным и бесстрастным типом. Даже РАСКАЛЫВАЯСЬ, он, как опытный преступник в безвыходном положении, раскололся чуть-чуть, не выдав основных преступлений и фамилий самых близких подельников. На самом деле ему хотелось говорить о том, что она делает сейчас. Строить догадки. Верно и то, что беседа получилась бы неприлично порнографической.
Теле-терапия и мракобесие
Он был наслышан о теле-терапии. И заранее занял враждебную позицию. Определив свою позицию полузабытым советским словом МРАКОБЕСИЕ. Включил теле и сел, скептический, в громоздкое кресло. Должно было начаться шоу Кашпировского, но пока была сладкая музыка и геометрические фигуры. Почему они так любят здесь сиропную музыку?
В комнате не было холодно, но ему хотелось бы больше тепла. Сдвинув решетку-чехол с радиатора, он нашел кран и отвернул его до упора. И оставил радиатор без чехла.
Гуру оказался круглоголовым, коротко остриженным спортсменом лет 35–40. Синяя куртка с мао-воротником, два зиппера на груди, прилизанная ровная челка а ля Серж Лама в роли Наполеона, над лбом. Гуру сидел за столом, плотно уложенным бумагами. Стол помещался на авансцене вместительной студии, заполненной народом. В основном дамами в возрасте увядания.
Опуская серые глаза к столу, Кашпировский стал читать приветственные телеграммы, адресованные Кашпировскому.
«Моей маме — 90 лет. Вот уже десять лет как она потеряла волосы. После двух ваших сеансов из ее скальпа вытеснился волосяной покров. Спасибо вам, Анатолий Михайлович».
Кашпировский прокашлялся.
«Также мы имеем среди полученных писем много свидетельств о том, что уходит седина… Все-таки седина идет…»
На экране крупным планом появилась пухлая пачка телеграмм в руках гуру.
«Рассосались рубцы у многих… вот тут Лидия Петрова из Краснодара пишет, что ее рубец рассосался… Да, рубцы у нас тоже пошли все лучше и быстрее».
До Индианы дошло наконец, что гуру-исцелитель претендует на то, что его сеансы теле-терапии превращают седые волосы в неседые, заставляют волосы пробиваться из лысых скальпов, чудесным образом заменяют уродливые шрамы здоровой мягкой кожей. «Претензии как у Христа!» — сказал себе Индиана.
Чужеземца, его интересовал сеанс теле-терапии как таковой. Ибо он не видел ничего подобного ни в Соединенных Штатах, ни во Франции. Кашпировский же продолжал восхвалять Кашпировского. Косвенно, зачитывая телеграммы и с помощью живых свидетелей. Две дамы в возрасте увядания, с черными, как китайская тушь, волосами, свидетельствовали, что волосы их вновь выросли (после того, как они выпали в результате многих сеансов химиотерапии), благодаря Кашпировскому и телевидению. (Да как же, «хуюшки!» — пробормотал Индиана раздраженно.)
«Многие не верят нам, — сказали дамы, как бы услышав это скептическое «хуюшки!» Индианы, — но мы готовы дать письменные свидетельства, заверенные нотариусом!» Кашпировский пробурчал, что это лишнее, имеющий очи да увидит. Дамы остались на сцене, поддерживать своего ГУРУ. Бывший больной раком вышел и сказал, что несколько лет он тщетно пытался восстановить свой дооперационный вес. Безуспешно. Благодаря же теле-терапии Кашпировского он в несколько сеансов прибавил шесть килограммов. («Ты все равно выглядишь хуево и можешь умереть во время сеанса», — отметил Индиана.) Толстый армянский подросток свидетельствовал исцеление своей ноги. Старый поэт Лев Ошанин («Боже мой, какая стыдоба! — воскликнул Индиана. — И этот, автор текстов многих советских песен, оказался мракобесом!» Некогда юным поэтом Индиана был приведен друзьями на семинар Ошанина в Литературном Институте.) прочел стихотворение, посвященное Кашпировскому! Раньше посвящал Ленину, теперь Кашпировскому. «На хера они это все показывают по Центральному Телевидению!» Индиана в возмущении вскочил с кресла и пробежался по комнате. Зашел в ванную и поглядел на себя в зеркало. Из зеркала взглянул на него рассерженный Индиана. «Всю эту стыдность, достойную слаборазвитой африканской страны!»
Когда он вернулся к теле, Кашпировский цитировал Тютчева. На сцене было тесно от человеческих тел. Так и не встал из-за стола аккуратный и хмурый гуру. В зале массы внимали каждому его слову. Гуру сообщил, что получил около 250.000 писем. Непонятно было за какой период. За год? За месяц? Оказалось, что телесеансы Кашпировского «берут» и за границу. На авансцену вышел чех (во всяком случае он представился как чех) и сообщил, что вылечился от колита, благодаря Кашпировскому. Если еще было более или менее понятно, что в близкой Чехословакии возможно ловить советское телевидение, то появление излеченного Кашпировским грека было необъяснимо. Излечился ли грек, принимая советское телевидение с помощью параболической антенны или он приезжал в Москву и излечился здесь, сидя перед теле-ящиком? Кашпировский не посчитал нужным объяснить историю грека. Он процитировал Пушкина. С деревянным акцентом пролетария, научившегося грамоте вне школы, но водя пальцем по строчкам. «Почему он такой деревенский? — сказал себе Индиана. — Почему они, столпившиеся на сцене и сидящие сейчас перед ящиком, миллионы, верят во все это унизительное для великой страны мракобесие? Блядь, они же мой народ, они должны быть лучше всех, чтоб я ими гордился, а они такие глупые пейзане! Почему он так плохо говорит по-русски, словно лопатой гребет по асфальту?»
Индиана перестал ожидать сеанса теле-терапии, решил, что на сей раз сеанс не состоится. Ан нет, за десять минут до начала следующей передачи Кашпировский объявил, что надеется, что сегодня
«…я сумею послать вам такую установку, такой импульс…»
(«Установки посылают большие бюрократы бюрократам меньшего ранга, болван!» — крикнул Индиана теле-ящику.),
«…садитесь перед телевизором удобно для получения моих сигналов…»
Индиана сел, как велел Кашпировский. Дабы не быть голословным и подтвердить свое отвращение экспериментально. Пододвинул кресло ближе к экрану, вытянул ноги и уставился в серые глаза Кашпировского.
«Хотя тайна и на виду… но чем более она на виду, тем более она скрыта»,—
пробурчал гуру и поглядел на Индиану исподлобья.
«Чтобы вам было легче попасть на волну, на то колебание, на котором я нахожусь, я помогу вам считанием… Раз… вам хорошо… два… три… Я внушаю вам еще хорошее отношение друг к другу… к вашим близким… девятнадцать… Все идет хорошо… И хорошее отношение к далеким… Двадцать шесть… Наш сеанс протекает прекрасно. Отличного качества колебания исходят от меня к вам…»
Лицо гуру заменили титры. Последовали фамилии участвовавших в телепередаче. Индиана сидел в кресле и не смеялся. (Он предполагал, что будет хохотать.) В сущности все это очень грустно. Опять его народу нужен поводырь. Абсолютный лидер. Гуру.
Он переключил канал, и на экране появилось озабоченное лицо лидера Государства. Он тоже работает теле-терапевтом. Кто ты, человек из Ставрополья? Чего ты хочешь от власти? Почему так херово развито в мире «лидероведение»? Почему нигде, ни в одной стране, даже дошлые янки не дошли до этого, не пытаются выяснить реальное отношение лидера к власти. Зачем вам власть, уважаемые? Что вы собираетесь с нею делать? Ханжеский лживый ответ всегда будет звучать приблизительно как «Мечтаю улучшить жизнь населения моей страны». На деле же мотор лидера несомненно честолюбие. И эксгибиционизм. И еще сотня причин…
Психиатрам следовало бы изучать будущих перспективных лидеров еще в «Экодь Нормаль д'Администрасьен», и в какой там эквивалент у советских? Высшая совпартшкола? И выводить их на чистую воду. И принимать меры общественной безопасности. Например, никогда не давать придти к власти лидерам со вспыльчивым, мстительным характером. Предпочитать даже корраптэд может быть лидеров, склонных к коррупции. И ни в коем случае не допускать к власти идеалистов. Тех, кто лелеет грандиозные проекты перестройки общества. Кто однако будет ответствен за подобный надзор? Что за комиссия мудрецов? Согласно каким критериям следует отобрать психиатров в такую комиссию? Насколько Индиана знает, в Эколь Нормаль д'Администрасьен нет должности психиатра. Дяди из школы, готовящей французских лидеров, не подвергаются никакому психиатрическому надзору… Согласно твоим стандартам, товарищ Индиана, именно человека из Ставрополья не следовало бы допускать к власти. И в то же время, заметь, что если бы не произвел он свою консервативную революцию в советском обществе, ты бы не сидел сейчас в отеле «Украина» на берегу ледяной Москвы-реки и не смотрел бы в советский теле-ящик. И рассказы бы твои Соленову было бы напечатать не под силу. А, что ты на это скажешь? «Ну что ж, — вздохнул Индиана, — это как раз тот редкий случай, когда мои личные интересы противоречат моим философским верованиям». А согласился бы ты, чтоб твои вещи никогда не были доступны советскому читателю, но, в обмен, чтобы нерушимо стоял Союз нерушимых? «Согласился бы», — ответил себе Индиана без колебаний. Меня во всей Европе и в Северной Америке читают. Тщеславие мое удовлетворено. Обошелся бы я и без советского читателя. Зато чувствовал бы себя как в старой песне поется. Донского казачества песня. Спокойным бы был за страну.
