Леонид Костюков - Великая страна
— Не было заперто, — сипло сказала гостья, чтобы что-то сказать. — Я Лиза, о'кей? А Марки где?
— Он спит, — ответила Мэгги.
— С кем?
— Один.
— А почему не с тобой?
— Потому что я не сплю.
Лиза пораженно взглянула на Гэри, словно требуя у него объяснений. Тот порывисто вздохнул, закурил со второго щелчка, встал и прошелся по кухне.
— Мне захотелось, — пояснила Лиза особенно сипло. — Хорошо бы меня кто-то трахнул, о'кей?
— Ничего не имею против, — сухо ответила Мэгги.
— Марки спит?
— Спит.
— Он много работает. Придет домой и спит.
— И спит.
— Но ты не обижайся на него, красотка. Что тут поделаешь.
— Да. Лиза посмотрела на Гэри, словно ища у него поддержки. Тут ей в голову пришла мысль.
— Слушай, парень, — произнесла она сипло, но кокетливо, — как тебя зовут?
— Я здесь по другому вопросу.
— Я это понимаю. Странно было бы, если бы тут меня поджидал, о'кей? Но уж если так вышло, может быть, ты трахнешь меня? Как получится, без гарантии. А твоей подружке мы пока поставим кассету.
— Не видишь, — ответил ей Гэри с вежливой яростью, — мы разговариваем.
— Разговоры побоку, когда начинаются дела. Зато потом будет о чем поговорить.
— Я не буду с тобой трахаться, так ты поняла? Я скорее трахнусь с электрической розеткой, чем с тобой.
— Я вижу, — ответила Лиза кротко и села на свободный табурет. Все немного помолчали, как на похоронах.
— Продолжайте говорить, — произнесла Лиза негромко. — Я ведь вам не мешаю.
— Ты нам мешаешь, — сказал Гэри, накаляясь буквально на глазах.
— Расхотелось, — сообщила Лиза удивленно. — Бывает же такое.
— А писать тебе не хочется? — спросил Гэри с показной заботой.
— Вроде нет. Я писала перед выходом.
— Ты подумай хорошенько.
— У вас разговоры, как в детском саду, — резюмировала Лиза. — Непонятно, как на такой тематике вы дотянули до трех часов.
На это Гэри не нашел, что ответить, только злобно затянулся.
— Послушай, Лиза, — сказала Мэгги, — давай не будем ссориться. У нас важный разговор. Может быть, ты в другой комнате посмотришь видео или примешь ванну?
— О'кей, о'кей, — сказала Лиза уныло. — Я только еще немного посижу с вами. Я с позавчера не видела людей, если не считать этой кучи дерьма в лифте.
— Это, кстати, маньяк, — заметила Мэгги.
— Говори. Он такой же маньяк, как я президент. Просто несчастный наркоман не дотянулся до кнопки, теперь летит и глючит, будто дотянулся.
— Господи, Господи! — сказал Гэри.
Лиза поднялась и прошлась по кухне, потом вышла в прихожую.
— Эй, — донеслось оттуда, — а это что? Спину чесать?
Она вернулась с позолоченным костылем.
— В зубах ковырять, — мрачно ответил Гэри. — Положи на место.
Лиза отнесла костыль на место, вернулась с другим пакетиком и взглянула на Гэри всем своим вопросительным лицом.
— Это прочищать уши. Тоже положи на место.
Лиза посмотрела на костыль, на веревку, на Гэри — и выражение удивления на ее лице постепенно сменилось на я так и думала.
— Ничего не получится, друг, — сказала Лиза очень уверенно.
— Спорим на сотню баксов, что получится?
— Я не это имею в виду. Просто это ничего не решает. Околеешь и очутишься точно в таком же дерьме и точно в такой же ломке.
Видимо, Лиза угодила в самую точку, потому что Гэри поперхнулся дымом, долго кашлял, багровея и крючась (Мэгги уже было подумала, что он напрасно потратился в маркете), потом кое-как перемог себя и трудно, рваным голосом спросил:
— А ты что, уже околела?
— Нет, просто я многое видала.
— Ха. Можно подумать, я не видал того, что ты видала. Но это всё здесь, а почем ты знаешь, что будет там?
Глава 23. Об устройстве мира
— А я много думала об этом. Понимаешь, человек создан так, что гадит под себя. И если ему ампутировать задницу, кишечник и пищевод вплоть до глотки, а потом для ровного счета глаза, уши и остальную муру, это мелкое происшествие вовсе не повод менять любимые привычки. Ты, я вижу, не очень ловишь под утро, так я тебе объясню проще: кого ты любишь, тех и делаешь несчастными; кого хочешь видеть перед собой настоящую первосортную вечность, именно их фасады будут тебя мучить и жарить, и невозможно отодрать одно от другого. И если попросить человека обустроить собственный рай, а назавтра — собственный ад, то самый хитрожопый федеральный агент не найдет там десяти отличий. А теперь рассуди, что может ожидать нас там, как не этот слипшийся адорай, который ты заслужил каждым дюймом своего засранного тела, плавно переходящего в душу? У меня был знакомый эскимос, так он говорил, что, бывает, прешься куда-то на собаках или на оленях, и уже давно должен быть магазин или пристань, а их всё нет и нет, и только так клиент понимает, что в пути незаметно скончался. А чего ты хотел? Чтобы эскимос оказался в Майами? Если ты при жизни холил своих собак, то и после смерти они у тебя будут все жирные и в шерсти, как грудь мексиканца, а если ты был нерадив, то они будут синие и тощие, как русские куры, что до смерти, что после смерти, какая, друг, разница?
К концу этого монолога Лиза совершенно осипла и вынуждена была допить остатки кофе из обеих чашечек на столе. И тут заговорил Гэри, обращаясь не к Мэгги и не к Лизе.
— Господи, — сказал он негромко и примерно в той интонации, в какой сержант полиции обращается к лейтенанту, — поясни мне Свои планы. Мне показалось, что это Ты обращаешься ко мне через голосовой аппарат дешевой шлюхи, к тому же бракованный.
Все торжественно помолчали, потом Лиза порылась в холодильнике, нашла там йогурт, морщась, выпила его и откашлялась.
— Не знаю, могу ли я ответить за такое авторитетное лицо… — начала она.
— Не можешь. Мэгги!
— Я расслышала в ее словах много верного…
— В сторону! Много верного и у Господа, и у черта, и у кесаря. Скажи, Мэгги, услышала ли ты голос Господа в этом сипении? Да или нет, долой красноречие.
— Да, — сказала Мэгги после минутной паузы.
Услышав это, Лиза заалелась от удовольствия и полезла в холодильник искать второй йогурт. Гэри сел за стол и начал угрюмо барабанить по нему пальцами. Прислушавшись, Мэгги различила в стрекоте пальцев одну из мелодий «Статус Кво».
— Отлично, Гэри, — прервала она молчание, — мне не терпится узнать, что было дальше. Я думаю, Лиза доказала свое право также это услышать. Мы внимательно тебя слушаем.
— Я только сварю кофе, — отозвалась Лиза.
Гэри добарабанил, глядя в бесконечность сквозь трещину на потолке, и продолжал:
Глава 24. Новое искушение Гэри Честерфилда
— Ослепительная молния мелькнула в моем сознании, когда…
— Секунду! — прервала его Лиза от плиты. — Могу я вкратце услышать, что было раньше?
Гэри затруднился, но Мэгги его выручила.
— Гэри рассказывал историю своей жизни.
— О'кей.
— Так вот. Ослепительная молния мелькнула в моем сознании, когда я увидел, как моя жена Лиззи (он осекся, глядя на Лизу, — та жестами показала, что не виновата в этом совпадении)… как моя жена Лиззи принимает посылку из рук почтальона. В самом расположении их фигур я прочитал весь их возмутительный и омерзительный роман в самых сальных его подробностях.
— Это соотетствовало действительности? — деловым тоном спросила Лиза, разливая шипящий кофе по чашечкам.
— Что за вопрос?! Конечно, нет! В одну секунду я превратился в ревнивого неврастеника при клинически верной жене. Надо сказать, мне стало немножко легче, потому что нет ничего страшнее ожидания. А так я сообразил, что ревность и есть мое возмездие.
Я крался сквозь колючие кусты, чтобы чертиком вскочить перед окном ее лаборатории и заглянуть туда. Я живо представлял себе мерно вздымающуюся среди похотливых стонов огромную черномазую задницу. Или сладострастно остекленевшее лицо профессора за стеклянными же очками, тупо глядящее в окно сквозь меня, в то время, как Лиззи… Я мог бы написать учебник по классификации извращений. Я никогда не подозревал, что в моем мозгу столько места. А видел только, как Лиззи задумчиво мыла пробирки, но мое больное сознание мгновенно напоминало мне, после чего она их мыла, перед чем и как. Сами пробирки мне казались фаллическими единицами, а движения рук Лиззи… Я отступал обратно в кусты, в душную тьму ночного города и моих собственных мозговых миазмов.
Я нанял частного детектива; он после месяца слежки отрапортовал мне, что Лиззи чиста, как американский флаг после стирки. Я понял его так, что он за мои же деньги спит с моей женой, и хотел было нанять киллера, чтобы его убить, но остаток критичности в моей психике уговорил меня всего-навсего нанять второго детектива для слежки за первым. Так я понял, что все они в сговоре. Я пошел к психиатру, и у меня хватило ума обратиться к женщине. Она за мои же триста баксов (цены-то растут!) пояснила мне, что я козел, кретин и ублюдок. Я поблагодарил ее и пригласил в ресторан, чтобы отомстить этой моей шлюхе-жене. Врачиха отказалась наотрез и так искренне, что я начал подозревать: тут что-то крупно не так.
