Андрей Аствацатуров - Люди в голом
— Ваня Писаренко, — возразил я, — авангардист. Он может переводить разве что какого-нибудь Сен-Жон Перса. А с детскими стихами не справится.
— Нальем — справится! — решительно заявил Степанов. — Но лучше бы ты сам все сделал.
— Ладно, попробую.
— Пока! Вечером встречаемся у меня, приноси перевод.
Я повесил трубку и вернулся к письменному столу, к стихотворению. Стихотворение рассказывало об истории Ноева ковчега. Детские простенькие слова: в ковчеге каждой твари было по паре, а кенгуру пары не нашлось, и ее поставили в пару со слоном. Вроде бы — все понятно. Не понятно только, как это изложить в стихах. «Может, — подумал я, — верлибром перевести?» Сидел где-то час, никаких мыслей так и не появилось. Наконец, я сдался и позвал на помощь жену.
— Слушай, Люся. Ты ведь стихи пишешь. Переведи вот это. У меня не получается. Все равно заработанные деньги будут общими. А я, чтоб не терять время, буду дальше работать.
— Хорошо, — ответила Люся. — Переведу.
Я написал ей подстрочник. Она взяла его и отправилась на кухню рифмовать, а заодно и попить кофе. Через два часа я закончил работу и собрался идти к Степанову. Перед уходом заглянул на кухню к Люсе.
— Ну что, перевела?
— Перевела, — отвечает она как-то смущенно. — Только, знаешь… Нужно немножко в одном месте подправить.
— Ерунда! Степанов подправит.
Она протянула мне сложенный вчетверо листок.
— Спасибо, — ответил я. Сунул, не глядя, листок в папку, оделся и отправился к Степанову.
У него дома мы раскрыли листок, и я прочитал вслух следующее:
В ковчеге все живут вдвоем,
и это каждый знает.
А кенгуру живет с слоном!
Такое здесь бывает!
Степанов удивленно приподнял брови и погрузился в молчание. Мне даже показалось, что прошла целая минута. Наконец, я собрался с духом и сказал:
— Ну как тебе? По-моему, неплохо… Только вот это «с слоном», по-моему, не вполне удачно. «Со слоном», понятное дело, правильнее, но зато в ритм не укладывается. Как думаешь, оставим все, как есть… или что?
Он взял у меня листок со стихотворением, потом протянул мне его обратно и мрачно сказал:
— Могу себе представить, что там еще творилось, в этом ковчеге. Если слон, сожительствующий с кенгуру, — для них обычное дело. Знаешь, — язвительно добавил он, — ты этот перевод не выбрасывай! Мы его потом в какой-нибудь авангардистский журнал отошлем.
Стихотворение спустя две недели перевел Ваня Писаренко. Получилось, кстати, очень неплохо. Но даже теперь первый Люсин перевод мне нравится значительно больше. А этот новый я позабыл. Наверное, это потому, что я до сих пор еще люблю Люсю, а заносчивый авангардист Писаренко мне совершенно безразличен.
Музыка
Я много работаю. Много читаю лекций на филологическом факультете. Слишком много. Я устаю. В перерывах часто выхожу во двор покурить. Как-то раз после лекции я стоял во дворике филфака и курил. Рядом топтались двое молодых людей. Один из них что-то говорил другому и в конце добавил:
— Короче, музыка типа как у «Соломенных енотов».
Отчего-то вспомнилось мне жаркое июльское утро. По моей квартире в одной футболке, без штанов, щеголяя волосатыми ногами, ходит звезда отечественного панк-рока Алексей Никонов и орет благим матом:
— ЛЕЗВИЯ СТЕН! СОН, БЕССОННИЦА, ПЬЯНКА! ПОЛЬ ГОГЕН, ГДЕ ТВОЯ ТАИТЯНКА?!
Мне пора в университет. Я опаздываю. Торопливо проглатываю склизкие пельмени и запиваю их горьким растворимым кофе. Сегодня — очень ответственный день. Начало вступительных экзаменов. Я в предметной комиссии. Меня ждет страшная нервотрепка: четырехчасовое бдение в душной аудитории, бледные запуганные абитуриенты, их истеричные мамаши с идиотскими вопросами и как всегда радостный шеф. Никонов меня задерживает.
— Никонов! — говорю я ему. — Одевайся быстрее. Мне надо на экзамен!
— Погоди, — отвечает. — Я штаны куда-то задевал. Никак не найду! Не могу же я по Питеру голый ходить!
— Еще как можешь, — говорю я. — Ты же панк. А не можешь, значит хуевый из тебя панк. Сиди тогда тут и жди моего прихода. Вернусь через четыре часа. Посмотри пока книги. У меня тут вон, смотри, Фуко есть. Ты про него спрашивал. Или иди ложись обратно спать. Приду — вместе поищем.
— Какие, в жопу, четыре часа!! — завопил Никонов. — Мне в Выборг надо! Меня же там девушка ждет!!
Я тяжело вздохнул и принялся вместе с ним искать его штаны.
Алексей (Леха, как он сам себя называет) Никонов появился в моей квартире накануне. Я должен был пойти на его концерт, который проходил, как всегда, в каком-то шумном панковском клубе, но почему-то не смог. Вместо меня пошли Люся с Олесей. В час ночи, когда я уже собирался ложиться спать, раздался звонок. Я открыл дверь, и в коридор ввалился пьяный Никонов. Люся и Олеся поддерживали его сзади.
— Андрюха! — завопил Никонов. — Привет!
— Извини, — смущенно забормотал я. — Я тут не смог… то… се…
— Хуйня! — примирительно сказал Никонов и протянул мне аудиокассету. — Вот держи! Это наш новый альбом. Называется «Гексоген»!
— Спасибо! — поблагодарил я его. — Обязательно послушаю. Завтра же.
— Не вздумай! Альбом — говно! Лучше сломай кассету и выкини ее на хуй!
— Ладно, — говорю, — как скажешь.
— А вот, — продолжал Никонов, — подборка моих стихов. Порви их, а еще лучше ими подотрись!
— Обязательно.
Никонов достал пиво и уселся за стол. Я с тоской подумал о предстоящем завтра экзамене и, вздохнув, полез в буфет за стаканами.
— Андрюха! — говорил мне Никонов уже минут через десять. — Я — полное говно! Я раньше думал, что я — Рембо. А теперь, понимаешь, все вдруг понял. Никакой я не Рембо, а хуй моржовый из Выборга! Пишу бездарно! Играть не умею! Я тут послушал «Соломенных енотов». Ты слышал «Соломенных енотов»?
— Нет.
— А ты послушай. Так вот я — ничто по сравнению с ними! Как тебе такие строчки: «ЛЕЗВИЯ СТЕН! СОН, БЕССОННИЦА, ПЬЯНКА! ПОЛЬ ГОГЕН, ГДЕ ТВОЯ ТАИТЯНКА?!»
— Слов нет, — говорю, — стихи что надо. За душу берут. Вот эти ребята уж точно, как Рембо. Все как один. Только, скажи мне, Никонов, с какой стати Полю Гогену нужно отчитываться перед какими-то там придурками и объяснять, где его… как ее… лесбиянка?
— Не лесбиянка, а таитянка! — раздраженно поправил меня Никонов. — Таитянка, блядь!! Это же пиздец какая разница! Ты видел когда-нибудь голых таитянок? На картинах Поля Гогена? А «Еноты» — ни хуя не придурки!
— Ну, хорошо, — говорю. — Голых таитянок я не видел, и «Еноты» не придурки. Но при чем тут Гоген? В чем он провинился? И потом, что он им может ответить?
— Хуйня это все, — согласился Никонов, безнадежно махнув рукой. — Давай лучше выпьем за что-нибудь.
Он обвел мутноватым взглядом сидящих за столом девушек и хитро мне подмигнул, а потом во всеуслышанье объявил:
— Между прочим, Олеся сегодня не надела бюстгальтер!
Видимо, мысль о голых таитянках крепко засела у него в голове.
У Олеси, которая в тот момент курила, это заявление, похоже, энтузиазма не вызвало. Она выпустила дым изо рта прямо Никонову в физиономию. Ее брови чуть приподнялись, и она резко спросила:
— Извини. Тебя это парит?
— Нет, — пошел на попятную Никонов.
— Тогда чего пиздеть?
— Да я просто… — смутился Никонов.
— Что значит «я просто»?
— Ладно, — вмешался я, — ребята, не ссорьтесь!
— Да я чего… — оправдывался Никонов. — Я наоборот. Я хотел за это самое и выпить. Давай, Андрюха! За титьки!
Мы выпили, и через десять минут я отправился спать…
С Никоновым, солистом группы «П.Т.В.П.» («Последние танки в Париже»), меня познакомила Люся за три года до этого. Она его хорошо знала по Выборгу. В этом городе Никонова и его группу знают решительно все. Даже на внутренней стене выборгского замка, построенного шведами в 1293 году, дрожащей рукой местного меломана выведена черным углем надпись: «П.Т.В.П. — это круто! А все остальное — хуйня!»
Мы сидели с Люсей на кухне и пили чай, когда вдруг зазвонил телефон и кто-то в трубке пьяным голосом шепеляво потребовал, чтобы я позвал «Люситьку». «Люситька» подошла к телефону, подняла трубку и вдруг радостно взвизгнула:
— Леха! Это ты? Как ты? Мы? Что мы сейчас делаем? Андрей! — обратилась она ко мне. — Что мы сейчас делаем?
— Ничего не делаем! — говорю. — Я вот лежу на диване.
— Леха! Мы ничего сейчас не делаем! — радостно сообщила Люся в трубку. — Хорошо. Я с Андреем поговорю. Андрей! — тут она снова обратилась ко мне. — Леха нас на концерт приглашает! Пойдешь? Он сегодня выступает.
— Где выступает? — я решил пошутить. Получилось неуклюже: — В Большом зале филармонии?
— Нет, — ответила Люся, проигнорировав мою иронию. — В ВМЦ. В Василеостровском молодежном центре. Леха! Мы придем!
