Катарина Причард - Девяностые годы
Многие старатели, хорошо знавшие страну, поддерживали дружбу с туземными жителями, и туземцы частенько помогали им, когда они шли на разведку. Но были и такие, которые видели в туземцах только «черномазых», обращались с ними хуже, чем с собаками, злоупотребляли их доверчивостью, похищали их женщин, оскорбляли их и били по малейшему поводу.
— У меня лично, — говорил Динни, — никаких столкновений с туземцами не было. Я всегда обращался с ними дружески и не трогал их женщин. Поэтому я был в безопасности. Впрочем, у них другие понятия о мести, чем у нас. По их законам, если человек, принадлежащий к одному племени, убьет человека из другого племени, то мстят любому члену того племени, к которому принадлежит виновный. Вот почему многие старатели, производившие разведку к востоку и северу, были заколоты, а их лагеря разграблены. Они поплатились за грабежи и убийства, совершенные другими белыми. Кстати сказать, чернокожие на Лейвертоновых холмах всегда славились своей свирепостью. Но те, которые кочевали между Южным Крестом и Кулгарди, были люди мирные и незлобивые — сущие младенцы.
Динни считал, что нужно оставаться в Кулгарди, раз еще удается добывать хоть немного воды. Он подбадривал товарищей, уверял их, что теперь со дня на день можно ждать грозы с ливнем. Динни исследовал местность в двадцати пяти милях к северо-востоку и надеялся найти там золото. Он решил отправиться туда, как только начнутся дожди.
Олф и Морри не возражали. Они понимали, что, расставшись с Динни, они рискуют упустить свое счастье, а возвращение в поселок ничего им не сулит. Без работы и без денег что там делать? Они готовы были поставить на карту свою жизнь, лишь бы добиться богатства. Каждую ночь они по очереди тащились за тридцать миль в Нарлбин-Рокс и там вместе с другими ждали до рассвета своей скудной порции воды.
Самой удивительной особенностью этих естественных водоемов было то, что, если даже они пустовали весь день, на рассвете в них неизменно появлялась свежая, чистая вода, которая накапливалась за ночь.
— Когда работаешь, не думаешь о жаре и голоде, и лучше заниматься делом, чем торчать в трактире или валяться без толку и потеть, пока совсем не обессилишь, — говорил Динни.
Он сам работал и заставлял работать Олфа и Морри, несмотря на свирепый зной этих бесконечных дней. Когда их заявка в Мушиной Низинке истощилась, они застолбили участок к югу от участка Бейли и трудились не покладая рук, разбивая породу кайлом и разгребая отвалы, а под вечер дробили руду. Это поддерживало в них мужество.
Однако, невзирая на все труды, вложенные ими в этот участок, где они пробили шурфы и вырыли шахту, их усердие вознаграждалось весьма скудно. Золото было, но настолько мало, что игра не стоила свеч. Его едва хватало на жизнь — вот и все. Пока оставалась надежда на более выгодные находки, бедную руду никто не покупал, а во время засухи купля и продажа вообще шла вяло. Динни строил все свои расчеты на том, что в период дождей опять будет приток перекупщиков и можно будет продать свой участок, тем более что он почти примыкал к участку Бейли и была надежда на более глубокое залегание золота.
Олф упрямо работал кайлом; на тощем пайке он исхудал и высох. Его лицо приняло цвет дубленой кожи и заросло бородой. В глазах застыли страх и отчаяние, но он еще находил в себе силы смеяться, отпускать шуточки по адресу Динни и Морри и распевать любовные песенки и «Джона Брауна», как распевал их в пути.
Товарищи дразнили его из-за этих любовных песен и писем, которые он каждый вечер, на закате, писал своей милой, растянувшись на земле. Все знали, что ее зовут Лора и что ее отец, богатый политический деятель в штате Виктория, не разрешает дочери выходить за Олфа Брайрли, пока тот не найдет какой-нибудь способ зарабатывать свой хлеб.
Отец Олфа тоже имел состояние, видимо, все потерял во время земельного краха. Олф приехал на Запад в поисках работы, поступил в «Фрезерс голд майнинг компани» и был выброшен на улицу, когда рудники закрылись. Вот он и лез из кожи, чтобы разбогатеть, вернуться в Викторию и жениться на своей девушке. Ради этого он выносил нестерпимую жару, а когда старатели заходили вечерком поболтать с Динни, об этом он мечтал, лежа на спине и глядя на звезды или на лунный свет, струившийся, точно расплавленное серебро, с остроконечных листьев деревьев.
Большинство товарищей Динни, рудокопов из поселка, дружелюбно относилось к Олфу. Добродушный малый, открытый и честный, с этим они были согласны; правда, не без ханжества — вечно удерживает Динни, чтобы тот не пил слишком много. Но Олф — хороший товарищ, а в лагере старателей в те времена только это и требовалось.
Надо отдать справедливость Морри — он тоже держался стойко. У него, как и у всех новичков, кожа была обожжена солнцем, ноги стерты до крови, руки в волдырях. Но, претерпев первые испытания, Морри перестал охать и, видимо, решил не унывать. Жизнь золотоискателя давалась ему не легко. У этого изнеженного, рыхлого, близорукого барина вечно ломило спину, или болел живот, или еще что-нибудь; Динни говорил, что никогда не видел человека, у которого было бы столько всевозможных хворей, как у Морриса. Но Морри научился не жаловаться, твердо решив доказать, что и у него есть характер. И он доказал это, хотя его кровь чуть не закипала в жилах от зноя, а гладкое полное лицо стало цвета сырой ветчины и заросло грубой щетиной.
Раньше Морри никогда бы не позволил себе ходить небритым и немытым. Он жестоко страдал от грязи; но вода была слишком большой роскошью, чтобы тратить ее на умывание, бритье или стирку. Все, что человек мог себе позволить, — это обтереть лицо и руки влажной, а то и сухой тряпкой. Постепенно Морри привык к грязи и к мухам, которые носились роями даже в шахтах, оставляя в складках его фланелевой рубашки ползающих личинок. Но это было ничто в сравнении с теми муками, которые он испытал, когда заболел местной болезнью «барку». Его спина, руки и ноги покрылись огромными болячками, губы потрескались и кровоточили.
Динни и Олф заставили его бросить на время работу. Они перевязывали его, лечили различными солями и лимонным соком, когда удавалось его достать. Морри уже привык работать под землей, и теперь он страдал от безделья сильнее, чем когда отгребал отвал или, обливаясь потом, продувал золотой песок в лучах палящего солнца.
Казалось, он боится, что товарищи обманут его; найдут богатую жилу и заберут все себе. Динни подшучивал над его страхом упустить добычу, хотя не позволял себе и мысли, чтобы Морри заподозрил их в таком предательстве.
Старатели на приисках сурово карали малейшее нарушение неписаного закона, который запрещал обманывать товарищей. Кодекс морали строжайше соблюдался; самыми тяжкими преступлениями считалось утаить или украсть золото у товарища и предать общие интересы золотоискателей.
Время от времени происходили собрания всех рудокопов и старателей, если случались споры об участке или драки между товарищами. Чтобы созвать всех старателей, обычно били в жестяной таз, и каждый, услышав этот сигнал, считал своим долгом бросить любое дело и поспешить на сборище.
Начиналось с того, что обиженный объяснял собравшимся, какие причины побудили его созвать всех. Избирался судья, а все старатели выполняли функции присяжных. Пострадавший излагал дело и приводил доказательства в свою пользу. Подсудимого спрашивали, признает ли он себя виновным или не признает и что он может сказать в свое оправдание. Судья все это резюмировал, обычно очень умно и беспристрастно, а приговор выносило общее собрание. Вопрос о том, виновен или невиновен обвиняемый и следует ли наказать его за нарушение законов лагеря, решался просто голосованием. Наказание состояло в том, что провинившегося снабжали пищей и водой на двадцать четыре часа и изгоняли из лагеря. Куда бы он ни пришел, он всюду был отверженным.
Динни мог часами рассказывать о таких собраниях. По его мнению, это был единственный реальный способ поддерживать закон и порядок на прииске, куда стекались люди самых разных национальностей, потому что, вынося приговор, старатели исходили из понятий о справедливости, признанной всеми в лагере. Это была стихийно возникшая организация трудящихся, которую приходилось уважать, и благодаря ей Кулгарди прослыл единственным в мире золотым прииском, где люди не убивали и не калечили друг друга.
Здесь жили бок о бок французы и немцы, сражавшиеся друг против друга в франко-прусскую войну, шведы, датчане, поляки, русские политические эмигранты, англичане и ирландские повстанцы, кокни и шотландцы, старатели с золотых приисков Калифорнии и Мексики, евреи и афганцы. Но большую часть составляли все же коренные жители Австралии. Это были батраки, фермеры, скотоводы, рудокопы, стригальщики, клерки, торговцы и лавочники.
Национальные различия стирались в этом столпотворении племен и религий. Человек нередко был больше известен по своему прозвищу, чем по имени. Каждый, например, отлично знал Джека Первый Сорт, но большинство покачало бы головой, если бы вы назвали мистера Джоана Кракауера, — нет, они не знают такого, Фред Француз, Джордж Немец-Швед, Томсон Верблюд, Грин Хулиган, Гарри Свекла, Доу Динамит, Янки Ботерол, Билл Иегосафат, Тупая Кирка — все они были люди известные. Но едва ли кто-нибудь из старателей мог назвать их настоящие имена и фамилии.
