Дэймон Гэлгут - Добрый доктор
— Хорошо, — сказал я. — Почему бы и нет?
Я думал, что речь идет об очередном небольшом походе, какие мы часто совершали вместе. Но все оказалось иначе. С самого начала Лоуренс придавал походу огромное значение. Дважды за ночь я просыпался и видел, что он по-прежнему сидит на койке, рассматривая карту. В восемь тридцать он разбудил меня, весь дрожа от нетерпения. Он уже собрал целый рюкзак: сандвичи, пиво, крем от загара…
Утро было ясное, лучезарное. Трава блестела, как металлическая. Мы поехали в сторону границы. Минуя деревни, видели, как люди набирают воду в ведра, умываются, готовят на кострах еду. Всюду, куда ни глянь, копошилась жизнь. Деревья и прочие растения словно бы тянулись к небу, энергично противясь гравитации. По обе стороны от шоссе ответвлялись многочисленные проселки. Одни были снабжены указателями с названиями ферм и маленьких селений. Другие оставались анонимными. Мы свернули налево, на один из безымянных проселков. Глубокие колеи были слишком широки для машины Лоуренса. Ее все время подбрасывало на ухабах, но в это утро даже тряска вторила пульсу жизни, попадала в ритм, в котором билось сердце этой земли. Проселок шел параллельно какой-то реке — я приметил на карте темно-синюю линию. Наконец дорога оборвалась в тенистых, прохладных зарослях. За стеной бамбука я увидел поток. То был скорее ручей, чем река, но деревья на его берегах буйно зеленели.
Лоуренс замер, глядя на воду.
— Спорим, здесь водится рыба, — сказал он. — Вы увлекаетесь рыбалкой, Фрэнк?
— Когда-то увлекался. Потом надоело.
— Ну, для рыбалки нужно терпение. Как по-вашему, крокодилы здесь есть?
— Тут слишком мелко.
Он облегченно вздохнул. Очевидно, в дикой местности ему было не по себе, особенно почему-то сегодня. Мы вылезли из машины, и поход начался. Лоуренс повел меня вверх по реке. Мы то шлепали по грязи, то брели по щиколотку в воде. Я пропустил Лоуренса вперед. Его рюкзак, набитый под завязку, плыл сквозь чащу. Иногда Лоуренс оглядывался — лицо у него было сосредоточенное, напряженное — и подмигивал. Периодически он останавливался свериться с картой, хотя мы ни на шаг не отклонялись от потока. У меня впервые за много месяцев стало хорошо на душе. Я и забыл, как отрадно сбежать туда, где нет ни людей, ни построек, вырваться из привычной обстановки. Под деревьями было прохладно. Привольно.
Кое-где нам приходилось перебираться по камням или идти вброд. Я спокойно шагал, хлюпая в темной воде, но лицо Лоуренса всякий раз искажала тревога.
— Вы уверены, тут точно нет крокодилов? — вновь спросил он.
— Поклясться не могу, — отозвался я. — Скорее всего, нету.
Конечно, никаких крокодилов в речке не было, но мне нравилось, что Лоуренс нервничает. Через некоторое время я вырвался вперед. Сзади доносилось чавканье его сапог по грязи, да шлепки — он убивал комаров.
Через час мы подошли к месту, где река образовывала омут у подножия скалы, с которой низвергался водопад. Красивое, нетронутое место. Мелкие водяные брызги, отскакивая от камней, орошали листья папоротников, растущих в расщелинах скал.
Мы кого-то спугнули: в воду бросилась ящероподобная тварь с длинным телом.
— Я же говорил: здесь крокодилы!
— Это не крокодил, а варан, — ответил я. — Глядите, вон он плывет!
Громадное скользкое существо, энергично загребая лапами, проплыло вдоль скалы, а затем, подтянувшись, начало карабкаться по расщелине. Оно преодолело вертикальную стену, залезло на террасу и пропало из виду. Но перед моими глазами еще долго стояла эта ящерица с недоброй, древней как мир чешуйчатой мордой.
Впрочем, я все-таки выкупался. Лучшего места для того, чтобы сделать привал и перекусить, мы бы не нашли. Массивные теплые камни. Солнечные лучи, длинными копьями пробивающиеся сквозь листву. Раздевшись, я поплыл туда, где вода бурлила и кипела. Ко мне частично вернулись те чувства, которые я испытывал давно, во время своих одиноких странствий по бушу. Но, разумеется, теперь я не один. Здесь со мной Лоуренс. Мой друг.
Он сидел поодаль, уткнувшись подбородком в колени, и наблюдал за мной. На его лице выражалось огорченное недоумение. По-видимому, хаос дикой природы действовал на него угнетающе. Ему явно хотелось выдрать все заросли и разбить на их месте газон. Я подплыл поближе, поманил его рукой:
— Идите купаться!
Он покачал головой:
— Мне и здесь хорошо.
— Вода отличная!
— Хотите пива?
— Что ж, может, и поедим заодно?
Я выполз на берег и, не вытираясь, улегся на камень.
— По сандвичу?
— Здесь?
— А почему нет?
— Не знаю… Еще рано. Я рассчитывал, что мы поедим повыше.
— Повыше? Что это вы затеяли?
— Мы еще не пришли на место, Фрэнк.
— На какое место?
— У нас поход, помните?
— Ja.
Он снял очки. Протер рукавом. Повернул ко мне свое по-детски невинное лицо, на котором выражался легкий испуг.
— Видимо, я не был с вами до конца откровенен.
Я молча выжидал.
— Точнее, слово «откровенен» тут не подходит.
— А какое подходит?
— Я не все объяснил. Это действительно поход. Увеселительная прогулка.
— Но?
— Но я хочу добраться до одного места.
— И где же это место, Лоуренс?
Он надел очки, достал карту и уселся на камень со мной рядом. Рубашку он снял. Его бледная, безволосая грудь с выступающими ребрами казалась какой-то ненастоящей. В комнате именно я проявлял стеснительность — чтобы переодеться, запирался в ванной или закрывался полотенцем. Лоуренсу же было все равно, вижу я его тело или нет. Но здесь, под открытым небом, мы словно поменялись ролями.
— Вот оно, — сказал он, указывая на карту.
Я никак не мог уразуметь, что он имеет в виду. Синюю нить реки я на карте нашел, но больше ничего примечательного не обнаружил, только кривые горизонталей, отметки высот да кружочки без подписей, обозначающие деревни.
— Сюда я и хочу добраться.
— Но куда?
— Вот. Неужели не видите? — Он забарабанил по карте своим сплюснутым пальцем.
— По-моему, это всего лишь какая-то деревня.
— Почему «всего лишь деревня»? Это же деревня.
— Но… но…
Я всмотрелся в его лицо, ища объяснения. За недолгое время нашего знакомства он еще ни разу не сострил, но эта фраза походила на шутку. Его глаза смотрели серьезно.
— Не понимаю, — сказал я наконец.
— Чего именно?
— Зачем вам туда?
— Просто хочу посмотреть.
Я глянул на карту. Его намерения оставались для меня загадкой. Район кишел кружочками, символизировавшими населенные пункты. Не все из них достаточно велики, чтобы заслужить собственное имя. Но лишь один кружочек Лоуренс обвел карандашом. Я уставился на эту отметку, и через некоторое время волнистые линии горизонталей сложились в осмысленную картину. Я нашел скалы, у подножия которых мы сейчас сидели. Пресловутый кружочек находился на этой возвышенности, примерно в двух-трех километрах к северу, неподалеку от западного берега реки.
Чушь какая-то. В такую даль мы потащились не для того, чтобы «просто посмотреть». Он преследует какую-то свою цель, о которой не хочет говорить. Вообще-то с самого начала я почуял: он что-то задумал. И из любопытства согласился участвовать в походе.
— Вы не могли выбрать деревню, до которой еще труднее добраться?
Дорога на карте отсутствовала. Не было даже тропки. Местность холмистая, сильно пересеченная.
— Понимаете, в том-то и весь смысл! — возбужденно воскликнул он.
На стеклах его очков осели капельки воды, и потому казалось, словно он плачет.
— Нет, не понимаю, — сказал я. — В чем смысл вашей идеи, Лоуренс?
— Мне нужна самая труднодоступная деревня. Такая, куда просто так не доберешься.
У меня впервые возникло ощущение, что Лоуренс слегка не в себе. Возможно, он прочел эту мысль на моем лице — и тут же поник головой, отвел взгляд, принялся нервно теребить уголок карты:
— Вам не хочется туда идти, верно?
— Я никак не пойму, о чем речь. Что мы здесь делаем?
— Я же сказал, — упорствовал он. — Я просто хочу посмотреть.
— Зачем?
— Просто так.
— Нет.
— Штурмовать гору не придется, — сказал он. — Есть обходной путь. Я вам покажу на карте.
— Нет.
— Ну пожалуйста.
— Для меня поход закончен, — сказал я. — Я подожду здесь. Идите в одиночку.
Я словно бы захлопнул дверь перед его носом. Никогда еще я не говорил с ним в таком тоне. Если и говорил, то в шутку. Но теперь я не шутил. Во мне поднялась волна холодной злости. Кто он такой, этот пылкий сопляк, вчерашний студент? Навязался мне со своей дружбой, со своими тайными планами и замыслами. Он вдруг стал мне противен. Я не собирался следовать за ним дальше.
А он понял все по моему лицу. И остолбенел. Вытаращил глаза. Его губы затряслись, но он не разрыдался. Некоторое время он сидел, созерцая свои ноги. Потом встал, начал надевать рубашку. Застегнул с демонстративной неспешностью пуговицу за пуговицей. И наконец произнес небрежным тоном:
