Анхель де Куатьэ - Дневник сумасшедшего (четвертая скрижаль завета)
– Нет, и не уговаривайте меня! – кричала женщина, кажется, Зоя Петровна. – Все, пора ему делать электрошок.
– Ну, может, подождем еще... Вдруг образумится, – причитала другая, чей голос был мне не знаком. – Процедуру надо было заказывать заранее...
Мысль, что сейчас мои мозги «подогреют» электрошоком произвела на меня парализующее действие. Я задрожал. Они тут, действительно, пытки устраивают! И почему мне делать электрошок?! Кто дал им право?!
Тут я все понял. Зоя Петровна – она и есть они...
– И слушать ничего не хочу! – Зоя Петровна раздражалась все больше и больше. – Почему вы сами его не кормили?! Ну как это можно больным доверять?! Вчера с Дутовым делов наделали, сегодня с анорексиком нашим. Куда это годится?! Я с вами еще разберусь!
Анорексия – это, когда люди ничего не едят. Да это же они Ване собрались электрошок делать! От этой мысли мне легче не стало. Теперь я перепугался за Ваню. Он только что произвел в моей душе настоящий переворот.
Но сейчас его «вздернут», и он ничего не будет соображать. После электрошока люди становятся, как овощи. А мне нужно столько у него узнать! Сначала они Стаса забрали, как только он мне про ручку рассказал, а теперь и Ваню забирают. После всего...
– Но, Зоя Петровна, не успеть все самим, – оправдывались голоса прочей медицинской публики. – Сами знаете, что сейчас с кадрами. Поувольнялись же все, дежурить некому...
– Какая разница, что у нас проблемы с персоналом?! Вы должны выполнять свои обязанности! Я-то рассчитываю, что все делается, как положено. Вы старшая сестра на отделении. Если что-то назначено, оно – назначено! Хорошо сейчас мне Худяков ни с того ни с сего истерику выдал! А то как бы мы узнали, что все это наше кормление больных анорексией – фикция?!
Сейчас у него кахексия начнется, и все – нам уже электрошок будет не провести. Вы же должны понимать, что это за процедура! Мы не можем ее ослабленным больным делать! А я-то думаю, что он все худеет и худеет... А оказывается, у нас его просто не кормят. Зонд для проформы вставляют! Дурдом!
– А вы думали... – пошутил кто-то из санитаров.
Все, забирайте, давайте. Электрошок и немедленно!
Галдеж переместился в соседний изолятор. Загремела коляска. Ваню повезли на электрошок.
– Следующим будешь ты, – сообщил мне коричневый.
Голова у меня закружилась, и я, кажется, потерял сознание.
*******
Эта ночь прошла ужасно. Меня тошнило и рвало съеденной за день пищей, а потом и просто желчью. От лекарств все тело одеревенело. Я слышал голоса, множество голосов – обвиняющих, оскорбляющих, обличающих, пугающих, пророчествующих. Со мной разговаривали они – те, кто хотят моей гибели, те, кто боится моей силы, те, из-за кого я не могу выполнить свою миссию. И всем заправляла «Зоя Петровна».
Мне показывали чудовищные картины. Я видел, как Ваню истязают электрошоком. У него на голове специальный шлем, в который вмонтированы электроды. Его руки и ноги затянуты ремнями в специальном кресле. Его тело бьется в судороге, глаза вылезают из орбит, изо рта идет пена. А он улыбается мне и говорит: «Ни один волос не упадет с твоей головы без Его воли».
И я видел Бога. Бога, который допустил это. Бога, который создал этот мир, который я должен разрушить, потому что Он – БОГ – ошибся. Наш мир – это ошибка! И я спросил у него:
«Где Твоя святость, Господи?!»
И Он ответил мне:
«Все предопределено. Мир не оправдал моих надежд. Это я дал ему свободу воли, и вот как он распорядился ею. Что ты спрашиваешь у Меня, где святость? Моя святость – позволить этому миру умереть!»
Я видел Петра, который мучает сирых и убогих. Он называл их уродами. Я смотрел на это и понимал: это он себя ненавидит, ненавидя их. Он ничего не может изменить. Он приговорен к вечной муке. И он бы согласился умереть, чтобы прекратить ее. Но у него нет храбрости, которая есть у Вани. Он может только срывать свою злость на слабых – на тех, кто не может дать ему достойный отпор. Его сила – это сила бессилия.
Но когда Остап и Худяков попытались убить Петра, я не позволил им. Смерть не изменит Петра. А если Петр не изменится, ничего не изменится. Потому что мир состоит из людей, и если ты хочешь изменить мир, ты должен менять людей. Убивать их – это не выход. Но как изменить людей, если они не хотят меняться? И чем Остап лучше Петра, и чем Худяков лучше Ос-тапа. Они все повязаны своим бессилием. Это круговая порука.
А потом ко мне пришел Диоген. Он держал в своей руке платок и повторял:
«Ищу человека! Ищу человека!»
И тогда я спросил Диогена:
«А почему твой фонарь не светит?»
«Потому что нет больше Света. Весь вышел», – ответил мне Диоген.
«Куда же Он мог выйти?» – удивился я.
«Он просто ушел!» – сказал Диоген и оставил меня с моими вопросами.
«Но я – человек!» – кричал я вслед Диогену.
«Но я тебя не нашел!» – звучало откуда-то сверху.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Записи, словно бессмысленные детские каракули, расползаются по странице. Автор торопится, рассуждает сам с собой.
Иногда он нападает на важную мысль и пишет крупно, почти печатными буквами.
Но даже они похожи у него на детские каракули.
В других местах он совсем не старается, пишет мелкими, едва различимыми буквами.
Получается дрожащая линия, словно электрокардиограмма.
Биение мысли и биение сердца.
Круги ДАО и контуры бабочек.
Идет «день пятый»...
*******
Вот он сидит, – Зоя Петровна приоткрыла дверь и разговаривала с кем-то, стоящим в коридоре. – Пришлось изолировать. Эксцессы у нас тут на отделении. От греха подальше...
«От греха подальше». Она считает, что это я Дутова нокаутировал. Это ей Петр сказал. А Петра убьют – не сегодня-завтра. Будут «эксцессы на отделении».
– Не знаю, о чем вы хотите с ним разговаривать, – продолжала Зоя Петровна. – Может, вам и расскажет что. Со мною говорить отказывается. Включил, я думаю, в свой бред. И вас, наверное, тоже включит, не знаю. Они у нас такие... Да, Дмитрий?
Дмитрий всегда молчит. Он ни с кем не разговаривает. Ему не с кем и не о чем разговаривать. Он – дурак. Молчит и даже не думает. Он – Дмитрий.
– Хорошо, спасибо вам. Мы ненадолго, – ответил Зое Петровне мужской голос.
Дверь распахнулась полностью, и на пороге моего изолятора появились два человека: один в черном костюме, другой – в белом. Черно-белый цвет. Дао...
У меня началась паника. Кто такие? Может быть, галлюцинация. Я знаю за собой – могу видеть людей, которых другие не видят. Ко мне в изолятор входят «ДАО». Я сошел с ума. Нет,, меня хотят свести с ума. Это они их послали. Зоя Петровна привела...
Мужчины вошли и какое-то время просто смотрели на меня.
– Мы должны тебе помочь, – сказал белый. – Поэтому, пожалуйста, не бойся нас.
Потом он выдержал паузу и добавил: «Митя».
– Кто вы? – спросил я.
– Я – Данила, – сказал белый. – А это мой друг – Анхель, он из Мексики.
Он показал на черного, а тот кивнул мне головой.
– Почему вы думаете, что я нуждаюсь в вашей помощи? – все это очень подозрительно.
Странно, что они не производят впечатления агентов...
– Ты сам знаешь, что нуждаешься в помощи, – сказал Анхель, он действительно говорит с акцентом.
– Митя, мы по поводу твоего плана, – произнес Данила.
Я замер. Агенты!
Данила заметил мою реакцию, но продолжил прежним тоном:
– Митя, ты уверен, что действительно хочешь разрушить мир?
– Я не буду с вами говорить! – закричал я. – Можете меня пытать и все такое, но я вам ничего не скажу!
– Митя, мы и так все знаем – и про формулу, и про письмо, и про Дашу, и даже про дверную ручку. Мы все знаем. Не кипятись. Я же сказал, мы пришли тебе помочь.
Мысли в моей голове забились, как дикие зверьки в клетке. Передатчики! Как же я забыл про них?! Кругом передатчики! Они меня прослушивали. Здесь на них все работают. Что же делать?!
Я должен покончить с собой. Я должен немедленно покончить с собой...
Тут моя голова автоматически повернулась к окну, и я увидел в нем коричневого. Он был в панике. У него дрожали губы, глаза остекленели, коричневая голова в котелке раскачивалась из стороны в сторону, как у загипнотизированной факиром кобры.
– Коричневый? – спросил меня Данила.
Я повернулся:
– Вы его видите?!
– Я знаю, что ты его видишь, – ответил Данила.
Откуда они могут знать о коричневом?.. А, они подслушивали мои с ним разговоры. Но я, кажется, не называл его «коричневым». Нет, называл. Когда меня арестовывали. Я милиционерам говорил. И Даша слышала. А что если они вживили мне в мозг электронные чипы?! Жидкие, по сосудам ввели?!
– И я знаю, как он выглядит, – продолжил белый, словно бы желая доказать мне правдивость своих слов.
Ну уж этого он точно не может знать! Я повернулся к окну и увидел, что коричневый моментально спрятался за карнизом.
