Вэнделин Ван Драанен - Привет, Джули!
Отец перебил его со смехом:
— Ну, это многое объясняет!
— Многое... объясняет? — переспросил дедушка. Тихо. Спокойно.
— Конечно! Это объясняет, почему эти люди такие, какие есть. — Отец ухмыльнулся. — В семье не без урода.
Все уставились на него. Линетта открыла рот от удивления и, кажется, впервые лишилась дара речи.
Мама взмолилась:
— Рик!
Но отец только нервно рассмеялся и заявил:
— Да я просто пошутил! Хотя с этими людьми явно что-то не так. О, прости меня, Чет. Я забыл. Их девчонка напоминает тебе о Рене.
— Рик! — повторила мама, только на этот раз она была в ярости.
— О, Пэтси, успокойся. Твой отец перебарщивает, пытаясь устыдить меня за критику соседей. Но сумасшедший брат вовсе не оправдание. У других бывают проблемы и посерьезней, но они ухаживают за своим двором. Как можно жить в таком бардаке?
У дедушки вспыхнули щеки, но голос был холоден, как лед, когда он заговорил:
— Этот дом им не принадлежит, Рик. По закону содержать дом должен землевладелец, но он этого не делает. А поскольку на отце Джули еще и его больной брат, все их сбережения уходят на его содержание, а это совсем не дешево.
Мама очень тихо спросила:
— Почему они не поместят его в государственное учреждение?
— Подробностей я не знаю, Пэтси. Может, нет никаких государственных учреждений? А, может, они считают, что в частном пансионате ему лучше?
— Есть, — вмешался отец, — есть государственные лечебницы, и если они не хотят отдавать его туда, это их выбор. Не наша вина, что в их семье какие-то хромосомные отклонения, и нечего меня стыдить за то, что...
Дедушка ударил кулаком по столу и, привстав, грозно сказал:
— Хромосомы тут ни при чем, Рик! Это произошло из-за недостатка кислорода при рождении.
Затем дедушка немного понизил голос, но от этого его слова прозвучали еще убедительнее:
— У дяди Джули пуповина обмоталась вокруг шеи. Дважды. Он был совершенно здоровым ребенком, а тут возникли необратимые повреждения мозга.
У мамы вдруг началась истерика. Она рыдала, ее руки тряслись. Папа пытался успокоить ее, но безрезультатно. Она вскочила со стула и буквально вылетела из столовой. Папа поспешил за ней, бросив на дедушку такой злой взгляд, которого я в жизни не видел.
Линетта вытерла рот салфеткой и тоже вышла из-за стола со словами:
— Это не семья, а какая-то ошибка природы.
И вот мы с дедушкой остались одни за столом, заставленным остывшей едой.
— Ух-ты, — вырвалось у меня. — Я и понятия не имел.
— Ты и сейчас не имеешь, — ответил мне дедушка.
— В каком смысле?
С минуту дедушка молчал, а потом наклонился ко мне и сказал:
— Как думаешь, почему это так подействовало на твою маму?
— Я... я не знаю. — Я слабо улыбнулся и добавил: — Потому что она — женщина?
— Нет. Она расстроилась, поскольку отлично понимает, что могла бы быть на месте мистера Бейкера.
Я какое-то время раздумывал над этим и наконец спросил:
— У ее брата при рождении тоже пуповина обмоталась вокруг шеи?
Дедушка отрицательно покачал головой.
— Ну, тогда...
Дедушка наклонился еще ближе и прошептал:
— Это произошло с тобой.
— Со мной?
Он кивнул.
— У тебя пуповина дважды обмоталась вокруг шеи.
— Но...
— Врач, принимавший тебя, вовремя это заметил. К тому же пуповина была обмотана не очень туго, так что он смог снять ее. Ты не повесился, приходя в этот мир, но все легко могло закончиться совсем иначе.
Если бы несколько лет и даже недель назад мне заявили, что я мог повеситься, не успев родиться, я бы над этим посмеялся, или, скорее всего, просто сказал бы:
— Неужели? Может, сменим тему разговора?
Но теперь я по-настоящему испугался и все время думал об этом. Где бы я был, сложись все иначе? Что бы они со мной сделали? Судя по словам отца, он бы точно не стал обо мне заботиться. Засунул бы меня в психушку куда-нибудь подальше и забыл бы обо мне. Но тут я себя одернул. Нет! Я же его сын. Разве он смог бы поступить так со мной?
У нас есть большой дом, белый ковер, антикварная мебель, картины и все такое. Смогли бы они отдать все это, чтобы облегчить мне жизнь?
Я сомневался и очень сильно. Меня бы стыдились. Я стал бы неприятным, назойливым воспоминанием. Каким же простым порой кажется все моим родителям. Особенно отцу.
Дедушка очень тихо сказал:
— Не стоит думать о том, что могло бы быть, Брайс. — А потом, словно прочитав мои мысли, добавил: — И не спеши обвинять его в том, чего он не делал.
Я кивнул и попытался успокоиться, но у меня ничего не получилось.
И тут дедушка снова заговорил:
— Кстати, я рад, что ты об этом упомянул.
— Упомянул о чем? — с трудом выдавил я.
— О твоей бабушке. Как ты узнал?
Я потряс головой и ответил:
— Джули мне рассказала.
— Ты говорил с ней?
— Да. И я извинился перед ней.
— Отлично!
— И после этого мне стало намного лучше, но теперь... Господи, я снова чувствую себя полным идиотом.
— Успокойся. Ты извинился, и это главное. — Дедушка встал и добавил: — Я хочу прогуляться. Может, присоединишься?
Прогуляться? Больше всего мне сейчас хотелось запереться в комнате и побыть одному.
— Это отлично помогает приводить в порядок мысли, — продолжил дедушка, и тогда я понял, что это не просто приглашение на прогулку — это предложение сделать что-то вместе.
Я встал из-за стола и сказал:
— Да. Давай уйдем отсюда.
Для человека, который обычно ограничивался фразой «Передай, пожалуйста, соль», дедушка оказался отличным собеседником. Мы гуляли очень долго. Оказывается, дедушка действительно знает много интересного, да к тому же у него есть чувство юмора. Хотя и немного суховатое. Было в его манере говорить и держаться что-то крутое, что ли.
Возвращаясь домой, мы прошли мимо того места, где раньше рос платан. Дедушка остановился, посмотрел в ночь и заметил:
— Вид, наверное, был удивительный.
Я тоже осмотрелся и в ту ночь впервые понял, что можно увидеть звезды.
— Ты когда-нибудь видел ее там? — спросил я дедушку.
— Твоя мама однажды показала мне ее, когда мы проезжали мимо. Она так высоко забралась, я даже испугался за нее. Но когда я прочел статью, я понял, почему она это делала. — Он покачал головой. — Дерева больше нет, но огонь, который оно разожгло в ней, горит по-прежнему. Понимаешь, о чем я?
К счастью, отвечать мне не пришлось. Дедушка просто улыбнулся и сказал:
— В этом мире много ярких людей... — Он повернулся ко мне. — Но иногда, очень редко, встречаешь человека, похожего на радугу, и когда это происходит, возникает чудо.
Мы подошли к нашему крыльцу, дедушка обнял меня за плечи и сказал:
— Приятно было погулять с тобой, Брайс. Мне очень понравилось.
— Мне тоже, — ответил я, и мы вошли в дом.
И сразу поняли, что очутились в зоне военных действий. Никто не плакал и не кричал, но по выражению лиц родителей я понял, что за время нашей с дедушкой прогулки они здорово поругались.
Дедушка шепнул мне:
— Боюсь, мне придется чинить еще один забор.
И он ушел в столовую разговаривать с моими родителями.
Мне не хотелось портить впечатление от прогулки, поэтому я поднялся к себе в комнату, запер дверь и, не включая свет, лег на кровать.
Так я лежал и обдумывал случившуюся за ужином катастрофу. И когда эти мысли начали уже сводить меня с ума, я сел и посмотрел в окно. В доме Бейкеров горел свет, улицу освещали фонари, но ночь все равно была очень темная. Она казалась гораздо мрачнее, тяжелее, что ли, чем обычно.
Я прислонился к стеклу и взглянул на небо, но звезд уже не было видно. Интересно, влезала ли Джули на платан ночью? Под звездами.
Похожая на радугу... Как-то не сходится. Джули всегда казалась мне довольно пыльной.
Я включил настольную лампу и вытащил из ящика газету со статьей про Джули.
Так я и думал — журналисты повернули все так, будто Джули пыталась спасти гору Рашмор. Они назвали ее протест «гласом вопиющего в пустыне», а ее саму «ярким маяком, проливающим свет на загнивание нашего когда-то великого, сильного общества».
Да бросьте. В чем проблема-то? Парень решил спилить дерево, растущее на его земле, чтобы построить дом. Его земля, его дерево, его решение. Конец истории. Большая часть статьи — полная ерунда.
С одним исключением. За исключением интервью с Джули. Может, это было из-за резкого контраста с пафосной чушью репортера, я не знаю, но Джули сказала совсем не то, что я ожидал. Я думал, она примется расхваливать себя, но ошибался. Ее мысли были такими... как бы это сказать... глубокими. В сидении на этом дереве для нее было что-то глубоко философское.
А самое странное, что я это понял. В ее словах было много смысла. Она говорила о том, как чувствовала себя там, на высоте, и как это чувство словно переносило ее в другое измерение. «Когда ты так высоко и тебя обдувает ветер, — говорила Джули, — возникает ощущение, словно истинная красота целует твое сердце». Кто еще в средней школе может сказать подобное? Из моих друзей точно никто.
