Алексей Слаповский - Поход на Кремль. Поэма бунта
– Вот дураки-то! – кричала Настя. – Вы что, дураки совсем? С ума сошли, дураки!
Зазвучала сирена.
Все подумали – наконец-то скорая.
Но это была не скорая, это ехал член правительства Анатолий Девов, которого не было сегодня на заседании по уважительной причине: жена рожала. Это была его вторая жена, молодая. Как рождались два взрослых сына от первой жены, Девов не помнил, ему тогда было вообще не до этого: энергично выстраивал жизнь, но хотелось еще успеть получить молодых удовольствий – выпить в дружеской компании с девушками, покуролесить немного… Он не помнил, как первая жена ходила беременной, что с ней тогда было, долго ли рожала первого и второго, одного через кесарево, а вот какого, он и это забыл. Теперь же, будучи взрослым, он все видел иначе, яснее, подробнее. Он понимал теперь, почему деды и бабки так обожают внуков: совсем другое осознание начинающейся жизни. Быть где-то в другом месте, когда его Люся рождала дочку, он не мог, и вот она родила, все в порядке, все нормально, и он едет, счастливый, и единственное желание: доехать, сообщить всем свою новость и услышать поздравления.
Информацию о каких-то колоннах и шествиях он не принял всерьез. Давным-давно не было в Москве колонн и шествий, которые могли когото обеспокоить, а локальные сходки никого не тревожили, Девов даже не понимал, зачем их разгоняют – ни вреда от них, ни убытка. Хотя, впрочем, как человек государственный, догадывался: во-первых, силы сдерживания и реагирования надо хоть на ком-то тренировать – на всякий непредвиденный случай, во-вторых, государство просто обязано демонстрировать свое умение наводить порядок.
Поэтому Девов надеялся, что особых препятствий на пути к Кремлю не будет, хотя и вызвал еще одну милицейскую машину, кроме положенной ему по статусу. Теперь одна ехала впереди, другая сзади, мигая синими маячками и время от времени коротко взвывая (вполне корректно и не так громко, как об этом любят писать либерастические журналисты).
И все же на Ленинградке ехали очень медленно. И свернуть не получается, да и не положено по регламенту сворачивать – мало ли что там может случиться, в переулках?
Все гуще становилось вокруг людей, какие-то кони появились. И вот машина стала совсем.
– В чем дело? – спросил Девов шофера.
– Не пойму, – ответил тот. – То ли авария, то ли несчастный случай. Народу – не протолкнуться.
– Объехай.
– Негде.
– А милицейские машины что делают?
– Стоят, как и мы. Только у них на крышах пляшут.
– Ладно врать-то.
Девов выглянул и убедился, что шофер не врет: молодые люди и подростки из толпы вскочили на милицейскую машину – человек десять сразу – и усердно прыгали, плюща ее. Милиционеры выскочили, кричали, грозили пистолетами, но стрелять не решались.
Девов обернулся: с машиной сзади происходило то же самое.
– Это что за фигня? – спросил он охранника Петра Стрижака, опытного и смышленого человека.
– Черт ее знает, Анатолий Алексеевич. Как бы на нашу машину тоже не полезли. Правда, нашу крышу только танком промнешь…
– Выйди, посмотри.
– Выйти можно, но я бы сначала обдумал.
– Вот там и обдумаешь! Что мы тут сидим, как в подводной лодке, ничего не понимаем? Объясни им, кто я!
Стрижак пожал плечами, открыл дверцу и вышел. Его тут же попытались схватить, кто-то кинулся под ноги, но Петр прошел две войны и имел особую выучку. Он, не давая себя коснуться, вскочил на багажник машины, вытащил пистолет и сказал громко, но спокойно:
– В машине едет Анатолий Алексеевич Девов. Как раз для того, чтобы разобраться и помочь вам. Вы обязаны его пропустить.
– У нас тут мальчик умирает! Дайте ваш вездеход с мигалкой, в больницу отвезти! – прокричали из толпы.
– Я соболезную, – сказал Девов. – Сейчас мы немедленно организуем скорую помощь из ЦКБ!
– Мы сами все организуем! – был ответ.
И толпа бросилась к машине, открывая двери.
Естественно, двери были заблокированы, тогда машину стали раскачивать.
Стрижак не понимал, что делать. По инструкции надо стрелять. Но как стрелять в толпу? Она ведь в таком состоянии, что не воспримет выстрелов и не заметит смертей (с такой толпой ему приходилось иметь дело лет десять назад – не здесь, совсем в других местах, тогда он понял, что в иные моменты масса людей так же нечувствительна к выстрелам, как ватный матрас). Ну хорошо, отстреляет он сейчас из своего ПММ двенадцать раз, а потом, сменив магазин, еще двенадцать. Что дальше?
Пока он думал, Девов, которого охватило чувство клаустрофобии, решил открыть дверцу и выйти.
– Послушайте! – закричал он.
– Ведь если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно! – последовал странный ответ.
После этого Девова схватили и не отвели, а просто отнесли от машины, потом выволокли шофера, положили в машину окровавленного мальчика – и вот «майбах» (между прочим, его, Девова, личный, а не государственный), оглушительно сигналя, поехал все быстрее и быстрее – впереди бежали люди и на ходу объясняли, в чем дело и почему машину надо пропустить, в результате она вырвалась из людского скопления и помчалась. Сидевший за рулем потомственный таксист Вадим Суворьев хоть и жалел, оглядываясь, стонущего мальчика, не мог не испытывать восторга: впервые в жизни он ехал на такой роскошной машине, да еще по Москве, не зная препятствий.
Скажем сразу, что мальчик останется жив, но, увы, слова вернувшегося Суворьева о том, что «сдали в реанимацию», были истолкованы превратно, кто-то обронил: «Умирает мальчишка», а кто-то сказал: «Умер». Так и пошло, и было решено общей молвой: конная милиция убила мальчика.
Естественно, это отозвалось по всей Москве, чему способствовали средства массовой информации. Ник Пирсон, неизвестно как переместившийся с юго-запада на северо-запад, уже фактически не выходил из прямого эфира и передавал:
– В поддержку мирной демонстрации и похоронной процессии на проспекте Ленина сделалась на том месте организация по защите прав человека «Свободная зона». Она возглавила процессию. Но реакция была уже по всей Москве. В ответ на колонну обычные люди шли на севере Москвы. Если южная армия и милиция были не в состоянии преградить путь даже с помощью танков, вышло иначе на севере. На демонстрантов бросили подразделения конной милиции – это древний русский способ подавления беспорядков. Конные милиционеры, включая женщин, которые в России являются особенной беспощадностью и жестокостью, топтали и давили копытами. В результате несколько человек были убиты с летальным исходом, но маленький ребенок только что был доставлен в больницу, где скончался, не приходя в сознание. В это время на ситуацию приехал член правительства Девов, который куратор общественных организаций. Его хранитель начал угрожать оружием, в адекватный ответ люди, в том числе толпа, схватили машину и вывели оттуда Девова, который по моей предположительности теперь является заложник. По этому следствию события принимают все более резкий поворот, я, Ник Пирсон, я всегда говорю вам об этом, оставайтесь с нами в эфире.
Ник говорил это громко, перекрикивая голоса, и те, кто удерживал Девова, вдруг поняли, что они действительно захватили заложника, да еще какого! Битцев приказал наиболее крепким членам своей команды взять Девова в кольцо. Петр Стрижак пытался пробиться к нему, но тут кто-то ударил сзади по голове, Стрижак упал, потерял сознание, а когда сел на асфальт, щупая шишку на голове, обнаружил, что пистолет у него исчез. Осталась только запасная обойма, от которой нет толку. Пистолет пропал, Девова он не защитил, можно подавать заявление об уходе – и ведь просто так не отпустят, заставят служить с понижением.
Как бы не так, сказал мысленно Стрижак. Он увидел, что сидит перед ларьком с мороженым. У продавщицы был бойкий день: проходящие с большой охотой раскупали ее сладкий и холодный товар. И Стрижаку страшно захотелось мороженого. Но у него не было денег. По правилам, у охранника на маршруте нет вообще ничего, кроме оружия, средств связи и идентификационного жетона на шее. Стрижак встал, держась за голову, подошел к киоску.
– Что, напекло? – спросила из тенистой прохладной глубины продавщица.
– Ударили, – сказал правду Стрижак.
– Что творится! – ответил голос. – Хотите мороженого?
– Хочу, денег нет.
– Такой мужчина, а нет денег! – удивился голос.
– Бывает.
– Ладно, я вам так дам. Отдадите, когда сможете!
И продавщица протянула ему мороженое, Стрижак при этом отметил, что мороженое было не из дешевых, хотя и не самое дорогое. И это было ему отдельно приятно. Он рад был за женщину, что она оказалась такой доброй. А продавщица, в свою очередь, была благодарна мужчине за то, что он дал ей возможность проявить доброту. Теперь она ждала еще кого-нибудь, чтобы еще раз даром дать мороженое: добро, как и зло, штука привязчивая – начни делать, не остановишься.
