KnigaRead.com/

Марио Льоса - Зеленый Дом

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Марио Льоса, "Зеленый Дом" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— А где же ты спрятался с Лалитой? — сказала Акилино.

— В Учамале, — сказал Фусия. — Это усадьба пса Реатеги на Мараньоне. Мы проплывем поблизости от нее, старик.


Гурты выходят из асьенд после полудня и вступают в пустыню, когда начинает темнеть. Всю ночь пеоны в пончо и широкополых шляпах, защищающим от ветра и песка, гонят к реке тучных медлительным животных. На заре показывается Пьюра, она как мираж маячит на другом берегу. По обветшалому Старому Мосту гнать скот опасно. Когда река пересыхает, гурты проходят прямо через русло, вздымая облака; пыли. В месяцы полноводья они ждут перевозчика. Животные шарят мордами по земле, ломают рогами нежную поросль рожковых деревьев, уныло мычат. Погонщики спокойно болтают, закусывают, отпивая время от времени глоток-другой тростниковой водки, или дремлют, завернувшись в свои пончо. Им не приходится долго ждать; иногда Карлос Рохас на своей барке даже раньше них добирается до переправы с другого конца города, где находится его ранчо. Он пересчитывает скот, прикидывает его вес и соображает, сколько ездок понадобится сделать, чтобы переправить его. На другом берегу рабочие бойни уже готовят веревки, топоры, ножи и котел, где будет кипеть густой бульон из бычьей головы, от которого только у скотобойцев не лезут глаза на лоб. Окончив свою работу, Карлос Рохас привязывает барку к одной из свай Старого Моста и направляется в таверну Гальинасеры, куда обыкновенно заходят те, кого работа заставляет рано вставать. В это утро там уже было полно народу: водовозы, метельщики, рыночные торговцы — все гальинасерцы. Ему подали тыквенную бутылку с козьим молоком. Что это у него такое лицо? Здорова ли его жена? А ребенок? Спасибо, все в порядке, Хосефино уже ходит и говорит «папа», но он должен им кое— что рассказать. Лицо у него было такое, как будто он только что увидел лукавого и не может прийти в се6я от изумления — челюсть отвисла, глаза выпучены. Вот уже десять лет он работает перевозчиком и в такую рань, когда он встает, еще никого не встречал ил улице, если не считать скотобойцев. Солнце еще не всходит, кругом темным-темно, а песок так и сыплется, кому же придет в голову прогуливаться в это время? И гальинасерцы: твоя правда, друг, никому это в голову не придет. Он выпаливал слова, помогая себе энергичными жестами, а когда останавливался, лицо у него снова приобретало изумленное выражение -рот раскрыт, глаза вытаращены. Вот потому он и испугался, уж очень это было диковинно, черт побери. Что такое? Прислушался опять — точно, подковы цокают, он, слава Богу, еще с ума не сошел. Посмотрел по сторонам — подождите, дайте ему рассказать — и увидел, как она входит на Старый Мост, он ее сразу узнал. Лошадь Мельчора Эспиносы? Та, белая? Ну да, оттого-то ее и было так хорошо видно в темноте — прямо как призрак. И разочарованные гальинасерцы — наверное, отвязалась и ушла, подумаешь новость, разве дону Мельчору взбредет в голову разъезжать в потемках? Он так и подумал -не иначе как у него лошадь ушла, надо поймать ее. Выскочил из барки, взбежал вверх по откосу и, благо она шла шагом, двинулся за ней потихоньку, чтобы не испугать: сейчас обгонит, встанет перед ней, схватит за гриву и — тпру, тпру, не балуй, вскочит на спину и прямиком к дону Мельчору — получай, хозяин, свою пропажу. Вот, значит, он тихонько идет за ней — а видно было плохо, песок глаза застилал, — под конец поравнялся, вместе с ней сошел с моста на стороне Кастильи и было хвать ее. Снова заинтересовавшись, гальинасерцы: ну и что, Карлос, что ты увидел? Только тут он разглядел, что на лошади сидит дон Ансельмо, честное слово. Лицо у него было обвязано какой-то тряпкой, и я первую минуту Карлос просто остолбенел: простите, дон Ансельмо, я думал, лошадь сбежала. А гальинасерцы: что же он там делал? Куда он ехал? Неужели' удирал из Пьюры тайком, как вор? Да дайте же ему кончить, черт побери. Дон Ансельмо от души рассмеялся — смотрит на него и смеется, прямо умирает от смеха, а лошадка под ним так и танцует. Знаете, что; он ему сказал? Не бойся, Рохас, не делай такое лицо, мне что-то не спалось, вот я и решил прокатиться. Слышали? Так и сказал. Ветер обжигал, как огонь, будто плетьми полосовал, а он, видите ли, решил покататься. Его подмывало ответить: что же он, за дурака его принимает, думает, так он ему и поверил?1 И один из слушателей: ну, этого не стоило говорить, Карлос, не надо обзывать людей вралями, да и какое тебе дело. Но это еще не все. Немного погодя он опять увидел его; на этот раз вдалеке, на пути в Катакаое. И какая-то женщина: в песках? Бедняга, наверное, у него все лицо изъедено, и глаза, и руки, ведь нынчебыл страх какой ветер. Если его будут перебивать, он' вообще замолчит и уйдет. Да, он ехал на лошади все выписывал круги, смотрел на реку, на Старый Мост на город. А потом спешился и стал играть своим пончо. Он был похож на ребенка, который чему-то радуется, — прыгал и скакал, как Хосефино. И гальинасерцы: уж не рехнулся ли дон Ансельмо? Было бы жаль — такой хороший человек. А может, он был пьян? И Карлос Рохас: нет, он не был похож ни на сумасшедшего, ни на пьяного, на прощанье пожал ему руку, спросил, как поживают его домашние, и велел передать им привет. Ну посудите сами, разве у него не было причины удивляться?

В это утро дон Ансельмо в обычный час появился на Пласа де Армас, улыбающийся и словоохотливый. Было видно, что он очень весел, — он пил за здоровье всех, кто проходил мимо террасы кафе. Им владела неудержимая шутливость, он так и сыпал двусмысленными анекдотами, от которых Хасинто, официант «Северной звезды», покатывался со смеху, да и сам хохотал на всю площадь. Известие о его ночной экскурсии уже повсюду распространилось, и пьюранцы осаждали его вопросами, но он отвечал уклончиво или просто отшучивался.

Рассказ Карлоса Рохаса заинтриговал весь город и на несколько дней стал главной темой разговоров. Нашлись даже любопытные, которые отправились расспросить Мельчора Эспиносу. Старый фермер ничего не знал. И кроме того, он не собирался задавать своему жильцу никаких вопросов, потому что не был нахалом и сплетником. Утром он нашел свою лошадь расседланной и чистой, а больше он ничего не хотел знать, и пусть его оставят в покое.

Когда люди перестали говорить об этой истории, распространилась еще более удивительная новость. Дон Ансельмо купил у муниципалитета земельный участок, расположенный по ту сторону Старого Моста, за самыми последними ранчо Кастильи, среди песков, там, где он приплясывал в то утро, когда его видел перевозчик. В том, что приезжий, решив обосноваться в Пьюре, захотел построить себе дом, не было ничего странного. Но строить его в пустыне! Ведь песок в короткое время поглотит этот дом, как он поглощал старые, гнилые деревья или умерших жителей Гальинасеры. Пески здесь зыбучие. Дюны каждую ночь меняют место, ветер по своей прихоти их создает, уничтожает и приводит в движение, ветер их уменьшает и увеличивает. Вот их много, и они угрожающе надвигаются, окружают Пьюру стеной, белой на рассвете, красной в сумерки, коричневой ночью, а назавтра они уже отхлынули и редкой сыпью рассеялись по пустыне. По вечерам дон Ансельмо будет оторван от всех, и ему житья не будет от пыли.

Многие пьюранцы от всей души хотели помешать этому безумию и всячески пытались отговорить его. Пусть он не упрямится, пусть купит участок в городе. Но дон Ансельмо пренебрегал всеми советами и на доводы собеседников отвечал загадочными фразами.


Примерно в полдень подходит лодка с солдатами, они сдуру хотят пристать носом, а не бортом, как надо, их кружит и сносит, обождите, начальники, Адриан Ньевес сейчас им поможет. Он бросается в воду, хватает весло, подводит лодку к берегу, а солдаты, не сказав доброго слова, заарканивают его, оставляют связанным и бегут в селение. Поздно, начальники, почти все успели скрыться в лесу, удается схватить только пять-шесть человек, а когда они прибывают в Форт Борха, капитан Кирога сердится — что это они привезли инвалида? А хромому Вилано: ступай себе, ты к военной службе не годен. На следующее утро начинается обучение. Их подымают спозаранок, стригут наголо, дают им штаны и рубахи цвета хаки и грубые ботинки, которые жмут ноги. Потом капитан Кирога говорит им о родине и разбивает их на группы. Его и еще одиннадцать человек уводит капрал, и начинается: равняйсь, шагом марш, кругом, стой, смирно, черт побери, вольно, черт побери. И так каждый день, и нипочем не сбежишь, с новобранцев глаз не спускают и чуть что — в морду, а капитан Кирога: еще не было дезертира, которого не поймали бы, а поймают — служи двойной срок. И ют однажды утром приходит капрал Роберто Дельгадо: который тут лоцман? Шаг вперед, и Адриан Ньевес — к вашим услугам, господин капрал, это он лоцман. Хорошо ли он знает реку вверх по течению? А он: как свои пять пальцев, господин капрал, и вверх по течению, и вниз по течению. Тогда пусть собирается, они отправятся в Багуа. И он про себя: ну, Адриан Ньевес, настал подходящий момент, сейчас или никогда. Двинулись в путь на следующее утро — они с капралом, лодчонка и слуга — агварун из Форта. Вода в реке прибыла, и плывут они медленно, избегая песчаных наносов, зарослей водяных трав, стволов деревьев и коряг, которые течение несет им навстречу. Капрал Роберто Дельгадо радехонек, говорит и говорит — приехал как-то лейтенант с побережья и захотел посмотреть пороги, ему толкуют -опасно, большие дожди были, а он стоит на своем, ну поплыли, и на стремнине лодка перевернулась, и все потонули, а капрал Дельгадо уцелел, потому что притворился, что у него лихорадка, чтоб не ехать, — и говорит, и говорит. Слуга рта не раскрывал, разговор поддерживал Адриан Ньевес: а капитан Кирога родом из сельвы, господин капрал? Какое там, месяца два назад они по служебным делам ездили в Сантьяго, и капитану москиты так ноги искусали, что они у него распухли. Красные были, в прыщах, он их все в воде держал, а капрал стращал его: берегитесь якумам[22], господин капитан, смотрите, как бы они вас не окорнали, эти удавы подбираются незаметно, вытягивают голову, точно хобот выпускают, и одним махом заглатывают ногу. А капитан — ну и пусть жрут. Ноги у него до того горели, что ему была жизнь не мила, только от воды легчало, что за проклятая судьба, пропади все пропадом. А капрал: ноги у вас раскровянились, господин капитан, а кровь пираний[23] приманивает, что, если они сдерут у вас мясо с костей? Но капитан Кирога взбеленился: хватит меня пугать, сукин сын, а капралу было тошно смотреть на его ноги: распухшие, в струпьях, ослизлые — чуть заденет веточка, ранки открывались, и из них текла белая жижица. А Адриан Ньевес: потому его и не трогали пираньи, чуяли, что отравятся. Слуга помалкивает, сидит на носу и знай себе меряет веслом глубину, и спустя два дня они добираются до Уракусы. Ни одного агваруна, все ушли в лес, даже собак, ловкачи, забрали с собой. Капрал Роберто Дельгадо стоит посреди поляны и, широко раскрыв рот, кричит — уракусы, уракусы! — а зубы у него, как у лошади, крепкие, белые-белые, — что вы попрятались, а еще говорят, что вы храбрецы, — так и сверкают в сумеречной синеве, — идите сюда, бабы несчастные, возвращайтесь! Но слуга: они не храбрецы, господин капрал, они христиан испугались, а капрал: пусть осмотрят их хижины и соберут в узелок все, что можно съесть, надеть на себя или продать. Адриан Ньевес не советует это делать господину капралу — наверное, уракусы следят за ними и, если увидят, что их обворовывают, набросятся на них, а ведь их всего трое. Но капрал не нуждается ни в чьих советах, кто его спрашивает, черт побери, а если уракусы набросятся на них, он с ними и без пистолета справится, голыми руками. Он садится на землю, скрестив ноги, и закуривает сигарету, а они направляются к хижинам. Когда они возвращаются, капрал Роберто Дельгадо мирно спит, а окурок дымится на земле, окруженный любопытными муравьями. Адриан Ньевес и слуга едят рыбу с маниокой и курят. Проснувшись, капрал подсаживается к ним и пьет из фляги. Потом он смотрит, что в узле. Кожа ящерицы, — дерьмо — бусы из стекляшек и раковин, — это все, что там было? — глиняные блюда, браслеты, — а то, что он обещал капитану? — еще браслеты, для ног, головные украшения в виде короны, — и ни капли смолы от насекомых? — корзина из чамбиры, тыквенная бутылка с масато[24] — в общем, одно дерьмо. Он носком ботинка ворошит этот хлам и спрашивает, не видели ли они кого-нибудь, пока он спал. Нет, господин капрал, никого. Слуга думает, что они где-нибудь поблизости, и показывает пальцем в сторону леса, но капралу наплевать: они переночуют в Уракусе, а рано утром двинутся дальше. Все еще бормоча себе под нос, — что это за повадка прятаться от них, как от зачумленных? — он встает на ноги, мочится, снимает гетры и направляется к одной из хижин. Лоцман и слуга идут за ним. Жара спала, тянет сыростью, в темноте шумят деревья, ленивый ветерок доносит из лесу запах гниющих растений, а слуга: уехать надо, господин капрал, не надо оставаться, опасно, не нравится ему здесь. Адриан Ньевес пожимает плечами: кому же здесь нравится, но пусть он даром не тратит слов, капрал его не? слышит, он уже спит.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*