Наталья Нестерова - О любви (сборник)
— Не обижусь. Просто не уйду. Извини. Женская душа — потемки. Ты абсолютно уверена, что не хочешь слышать тявканье луговой собачки? Может, в тебе только гордость бушует?
— Не строй из себя психоаналитика. Если моего бывшего мужа убить, высушить, стереть в порошок, то получится отличное рвотное средство.
— В порошок я тебе не обещаю, но…
Инна забыла, что у Олега есть ключ от их квартиры.
Они услышали тревожный голос Анны Петровны:
— Что это? Чемоданы? Куда ты вносишь?
И голос Вани:
— Папа, ты к нам приехал жить?
Инна и Борис выскочили в прихожую. Олег от лифта носил свой скарб — коробки, чемоданы.
— Нет! Нет! — испуганно воскликнула Инна.
— Через мой труп! Через труп! — твердила Анна Петровна.
— Отойдите, подвиньтесь, — велел Олег, вещи которого уже не помещались в начале прихожей.
На пассивное сопротивление женщин он внимания не обратил.
— Щ-щ-щас! — нажимая на «щ», прошипел Борис и добавил раскатисто: — Р-р-разбежались!
Он шагнул вперед, схватил Олега за грудки и рванул на себя. Олег не удержался на ногах и упал коленями на близстоящую коробку.
Получилось: Олег стоит на коленях перед Борисом, пытается вырваться.
— Ты, собачка луговая, — мотал Борис Олега из стороны в сторону, — опять чуму сюда хотел принести? Тебя здесь ждали? Звали?
— Какая собачка? — растерялся в первые секунды Олег. — Кто это? Пусти, козел!
— За «козла» ответишь.
Боря с силой припечатал голову Олега к зеркалу. Раздался неприятный звук, стекло едва не треснуло.
«Как грубо!» — мысленно ужаснулась Инна.
«Молодец, Боречка!» — подумала Анна Петровна.
Олегу наконец удалось вырваться, стать на ноги.
— Кого ты привела? — кричал он на Инну. — Бандита, я сейчас милицию…
— Чего ж сразу милицию? — насмешливо спросил Боря. — Ты мне сам вмажь, давай, не дрейфь! — Боря развел руки в стороны, повернув голову, подставив щеку, как бы приглашая ударить. — Ну? Герой? Или ты только против баб герой?
— Кто это, я спрашиваю? — верещал Олег. — Что тут делает? Как он смеет?
— Не твое собачье дело, — ответил Борис. — Пошел вон, и чтоб ноги твоей здесь не было. Еще раз заявишься — кости переломаю.
Борис принялся футболить вещи Олега, пинками выкидывая их из квартиры. Олег невольно отступал.
И тут раздался крик Вани, о котором все забыли:
— Не смей бить моего папу! Ты плохой!
Инна испуганно ахнула. Борис резко повернулся к мальчику, который бросился на него с кулаками.
— Тихо, Ваня, тихо! — Борис легко подавил сопротивление ребенка, обнял его и понес в комнату.
Инна бросилась за ними. Анна Петровна, поднатужившись, продолжила начатое Борей — выталкивала вещи Олега на лестничную клетку.
— Не вздумай появляться, — твердила она, — Борис точно тебя покалечит, он настоящий мужик, не тебе чета.
— Я тут прописан, имею право жить, в суд подам, — дрожал от бессильного гнева Олег.
— Не выйдет: и суд, и милиция, и прокуратура у Боречки в кармане. Он с самим губернатором вась-вась. Убирайся, Олег, по-хорошему, пока цел. А из квартиры мы тебя выписываем, уже документы подали, — приврала Анна Петровна.
Инна была в шоке. Получилось хуже, чем с баррикадой. Все — из-за Бориса, грубого тупого мужлана. Избивать отца при сыне! Нанести Ванечке страшную душевную травму! Мальчик не скоро избавится от потрясения, если вообще избавится.
Она кружила вокруг Бориса, который силой подавлял Ванину истерику, и не знала, что делать.
Ваня выкрикивал детские проклятия:
— Ты плохой, гадкий! Ненавижу!
Борис ловил руки мальчика, прижимал к себе и уговаривал:
— Тихо, успокойся, все хорошо. Мы сейчас поговорим, все выясним.
— Борис! Отдай мне ребенка и немедленно уходи! — потребовала Инна.
— Не мешай! — повернув на секунду к ней голову, приказал Борис. — Мы с Ваней поговорим по-мужски. Ванька, ты мужик? Значит, перестань вопить. Давай разбираться.
«Истерика у Вани, — невольно отметила Инна, — без слез. Кричит, но не плачет».
— Хватит, я сказал! — тряхнул Борис мальчика. — Что ты как девчонка? Замолкни. Так, хорошо. Теперь спрашивай.
— Зачем ты моего папу не пускал и бил?
— Во-первых, бил не сильно. Во-вторых, твой папа — дерьмо.
— Борис! — ужаснулась Инна. — Как ты смеешь? Немедленно прекрати!
— Почему дерьмо? — спросил Ваня.
Ни сын, ни Борис не обращали на нее внимания.
— Потому что если бы он здесь поселился, то мучил бы твою маму и бабушку. Они чахли бы, чахли и скоро умерли. Ты хочешь, чтобы мама и бабушка умерли?
— Не хочу. Но папа не злой.
— Это еще не доблесть. Кстати, за то, что сегодня твоего папу немного потрепал и плохо обозвал, я готов извиниться. Но не сейчас, а через несколько лет. Ты мне напомни, я попрошу прощения. Ваня, я тебе объясню на примере волчьей стаи. Когда подрастают волчата, их отец…
— Не хватало моего ребенка воспитывать на примере животных! — Инна решительно потянула Ваню за руку. — Иди ко мне, дорогой. Иди, мы сейчас с тобой…
— Инка! — скривился Борис. — Оставь ты нас в покое, дай поговорить. Ваня, скажи маме, что у нас мужской разговор.
— Мама, пожалуйста! — вырывая руку, попросил Ваня.
Инне ничего не оставалось, как уйти на кухню, где ее собственная радостная мама воспевала кулачные доблести Бориса. И ведь маме не объяснишь, что случилось ужасное — Ваня серьезно травмирован. Мама сама гадости об Олеге говорит и всякого, кто разделяет ее мнение, поддержит. Сколько Инна твердила, что мальчик должен воспитываться на авторитете отца. «У Олега, — отвечала мама, — авторитета ноль целых, ноль десятых».
А если Ваня в качестве объекта для подражания выберет Бориса, привяжется к нему? Это будет трагедией. Чужой дядя никогда не заменит отца. То, что прощается папе, например невыполненные договоренности, не простится выдуманному кумиру. Да и в целом Борис, с его животноводческими установками, барскими замашками, с его бизнесом совершенно не годится в качестве опекуна.
Инна едва дождалась окончания «мужского разговора». Вышла вслед за Борисом на лестничную клетку и дала волю своему гневу.
— Кто тебя просил вмешиваться? Я лично, — поправилась она, — просила вмешиваться? Что ты наделал? Дубина! Унижать отца в присутствии ребенка! Кретин!
— Это по психологии нельзя дерьмо точным словом называть? Ошибается твоя наука.
— Оставь мою науку в покое! И нас оставь! Понял? Не смей вмешиваться в дела моей семьи! На пушечный выстрел не подходи к моему сыну, ко мне, к нашей двери.
— За что мне нравятся женщины, — говорил Борис, спускаясь по лестнице, — так это за их способность белое превращать в черное. Доброе дело — в злой умысел, правильный поступок — в грубый фарс. Идиотки!
