Донна Тартт - Тайная история
Молчание нарушил Чарльз.
— Умираю с голода, — объявил он, подтягивая пояс и с воодушевлением заглядывая в холодильник. — Лично я собираюсь соорудить яичницу. Еще кто-нибудь будет?
Я вернулся домой, принял душ, немного поспал, а ближе к вечеру отправился к Фрэнсису.
— Заходи, заходи! — воскликнул он, сопровождая приглашение бурными жестами. Его письменный стол был завален книгами, в переполненной пепельнице дымилась сигарета.
— Что там вчера случилось? Чарльза на самом деле арестовали? Генри как воды в рот набрал. Кое-что сообщила Камилла, но подробностей она и сама не знала… Присаживайся. Выпить хочешь? Чего тебе налить?
Пересказывать Фрэнсису драматические события было, как обычно, сплошным удовольствием. Подавшись вперед, он ловил каждое слово, в нужных местах издавая изумленные, возмущенные или сочувственные возгласы. Когда я дошел до конца, он засыпал меня вопросами. В любой другой ситуации, польщенный этим экстатическим вниманием, я растянул бы беседу надолго, но в тот раз после первой же паузы я сменил тему:
— А теперь хочу у тебя кое-что спросить.
Прикурив, Фрэнсис захлопнул зажигалку и нахмурился:
— Хм, ну попробуй.
Я перебрал несколько разных формулировок и в итоге решил, что, если хочу получить однозначный ответ, лучше прибегнуть к самой простой:
— Как ты считаешь, Чарльз и Камилла спят друг с другом?
Фрэнсис как раз глубоко затянулся и, услышав вопрос, поперхнулся дымом.
— Так что?
Но он только кашлял.
— С чего ты взял? — давясь, выговорил он наконец.
Я рассказал об утренней сцене. Он слушал, потирая слезящиеся глаза.
— Это ничего не значит. Он, наверно, просто еще не совсем протрезвел.
— Ты мне не ответил.
Он отложил сигарету в пепельницу:
— Ладно. Если хочешь мое мнение: да, я считаю, иногда спят.
Повисло молчание.
— Не думаю, что это случается часто, — продолжил он. — Впрочем, не знаю. В свое время Банни утверждал, что как-то раз застал их за этим.
Я удивился еще больше.
— Я не в курсе деталей — говорю со слов Генри, это ему он все рассказал. Видимо, у него был ключ, а ты же помнишь его манеру вламываться без стука… Стоп, мне показалось или ты о чем-то подумал?
— О чем я должен был подумать? — ответил я, изобразив искреннее недоумение, хотя промелькнувшая тревожная фантазия впервые посетила меня еще на заре знакомства с близнецами. Я объяснял ее проекцией собственного желания, винил свой извращенный ум и больное воображение, — ведь он ее брат, они так похожи… Как бы то ни было, мысль о них в постели вызывала, помимо предсказуемых чувств — потрясения, зависти, стыда, — еще одно, куда более острое ощущение.
Фрэнсис не сводил с меня глаз, и внезапно я понял: он отлично понимает, что у меня на уме.
— Они очень ревнуют друг друга, — сказал он. — Он ее — гораздо сильнее, чем она его. Раньше все их нежные прозвища и шутливые препирательства казались мне этакими очаровательными отголосками совместных детских игр; даже Джулиан частенько поддразнивал их на этот счет… Но я — единственный ребенок, Генри — тоже, что мы можем обо всем этом знать? Помню, мы с ним говорили, как, наверное, было бы весело, будь у нас в семьях сестры. — Он усмехнулся. — Да уж, похоже, то еще веселье. То есть я вовсе не считаю, что это так уж дурно с моральной точки зрения, но оказывается, братско-сестринские отношения вовсе не столь просты и беззаботны, как хотелось бы думать. Они могут выливаться в отвратительные формы. Прошлой осенью, когда мы…
Он не закончил фразы и некоторое время молча курил, досадливо морщась.
— Так что произошло?
— Конкретно? Не могу сказать. Я мало что помню, хотя общий настрой, конечно, ясен… — Он покачал головой. — После той ночи все стало понятно. До этого в принципе все тоже догадывались, но такого от Чарльза никто не ожидал…
Он уставился в пространство, потом встряхнулся и достал очередную сигарету:
— Не знаю. Вряд ли этому можно найти объяснение. Хотя, с другой стороны, все, может быть, очень просто: они ведь всегда жили вместе, всегда были близки. И все-таки… Знаешь, я далек от ханжества, но подобная ревность меня поражает. Одно могу сказать в защиту Камиллы: она гораздо спокойнее относится к таким вещам. Впрочем, возможно, у нее нет другого выхода.
— К каким — таким вещам?
— К тому, что Чарльз спит с другими.
— С кем?!
Фрэнсис отхлебнул виски:
— Со мной, например. Не удивляйся. Если б ты пил столько, сколько он, я бы, скорее всего, и с тобой уже переспал.
Наверное, его высокомерно-циничный тон покоробил бы меня, не улови я в нем легкую меланхоличную нотку. Прикончив виски, Фрэнсис поставил стакан на стол и продолжил:
— Это было всего раза три или четыре. Впервые — когда я учился на втором курсе, а он на первом. Мы сидели поздно вечером у меня — пьянствовали, как водится. Шел дождь, расходиться не хотелось… Развеселая выдалась ночка, но посмотрел бы ты на нас наутро за завтраком.
Он криво улыбнулся:
— Помнишь ночь после смерти Банни? Когда Чарльз побеспокоил нас с тобой в самый неподходящий момент?
Я уже знал, что за этим последует.
— Вы ушли от меня вместе.
— Да. Он был очень пьян. Слишком пьян, если понимаешь. Что оказалось для него весьма кстати: на следующий день он притворился, будто ничего не помнит. Чарльз вообще подвержен загадочным приступам амнезии после ночи у меня в гостях. — Фрэнсис покосился на меня. — Делает вид, что ничего не было, и, главное, ждет, что я ему подыграю. Сомневаюсь, чтобы им двигало чувство вины, — по-моему, ему просто все равно, и вот эта его беспечная манера как раз меня и бесит.
Не знаю, что заставило меня ляпнуть:
— Он тебе очень нравится, да?
Я испугался, что Фрэнсис вспылит, но он и глазом не моргнул.
— Не знаю, — холодно произнес он, вытягивая из пачки сигарету пожелтевшими от курения пальцами. — Надо полагать, нравится. Мы старые друзья. Естественно, я не тешу себя иллюзией, что между нами есть что-то большее. Но я с ним неплохо позабавился, а вот ты вряд ли можешь утверждать то же самое насчет Камиллы.
Банни назвал бы это «предупредительным в голову». Я силился подыскать достойный ответ, но тщетно.
Фрэнсис, явно очень довольный тем, что ему удалось отыграться, не спешил закреплять преимущество. Он лениво откинулся в кресле, и вечернее солнце охватило его шевелюру пылающим нимбом.
— Печально, но факт: боюсь, и ему, и ей плевать на всех, кроме себя любимого и соответственно себя любимой. Они привыкли выступать единым фронтом, но, признаться, я вовсе не уверен, что они так уж пекутся друг о друге. Совершенно очевидно, что им доставляет извращенное удовольствие морочить людям голову… да-да, именно так, — повысил он голос в ответ на мой протестующий возглас. — Она, например, морочит голову тебе — я наблюдал это не раз. То же самое и в отношении Генри. Ты ведь знаешь, что он по ней с ума сходил, и, насколько я понимаю, с тех пор ничего не изменилось.
