Себастьян Фолкс - И пели птицы...
Стивен забыл об усталости и жажде, его переполняло страстное желание вернуться в огромный мир, к звездам и деревьям, к людям, которые привольно движутся в нем, живут. Если его не найдут, он разворотит стены своей гробницы, он будет грызть и глотать землю, прокладывая путь к свету.
— Не останавливайтесь, — прокричал возбужденный Леви. Глаза его горели, кожа блестела от пота, кирка била в землю, от которой они с Ламмом уже отодрали доски.
Лицо Ламма кривилось под шапкой спутанных волос, он щурился, свет фонаря слепил его.
— Вперед, — вопил Леви, — вперед!
И снова, близкий к исступлению, вонзал кирку в землю. Перед глазами Леви стояло лицо Иосифа, милого брата. Как он любил его и вот — пережил; как хотел, чтобы Иосиф походил на него, но был лучше, чтобы он воспользовался себе во благо жизненным опытом старшего брата и совершил нечто такое, что покрыло бы честью имя их прекрасных родителей и всех их предков.
Ламм работал с ритмичным упорством, узлы его плечевых мышц перекатывались под намокшим серым жилетом взад и вперед, кирка крушила преграждавшую ему путь землю.
Он стоял в десяти футах от Леви и вдруг почувствовал, как острие кирки вонзилось в пустоту. Он пробился. Ламм вскрикнул. Леви оттолкнул его и начал неистово рыть землю руками, отбрасывая ее, точно собака, назад. Он, не замолкая, окликал заваленного землей солдата. Мы идем, мы с тобой!
Именно усилия Леви, а не Ламма, разрыхлили землю на дальнем конце склепа настолько, чтобы она осыпалась, и Стивен пополз к свободе, перебравшись через труп Джека Файрбрейса.
Он возвращался к жизни на четвереньках, по обломкам и сору, насыпанным его собственным взрывом. И скоро, примерно в ярде перед собой, увидел оставшуюся неповрежденной часть туннеля. Как раз до нее-то Ламм и добрался. Оттолкнув его, Леви пролез в британский туннель первым. Но, обманутый эхом недавних ударов Стивена, повернул не в ту сторону и начал удаляться от него.
Булькая, выплевывая землю, Стивен полз, впивался ногтями в пол туннеля и, наконец, закричал. Он видел, как впереди покачивается свет фонаря. Воздух. Он может дышать.
Леви услышал его. Развернулся и пошел к нему.
Потолок туннеля стал выше. Стивен встал на колени, крикнул еще раз. Луч фонаря отыскал его.
Первым, что он увидел, были ноги его спасителя. Штанины немецкой feldgrau, окрашенной в цвет самых мрачных его снов.
Покачиваясь, Стивен поднялся на ноги, рука его потянулась к кобуре с револьвером, но нашла только мокрые лохмотья штанов.
Он смотрел на стоявшего перед ним солдата, и руки его сами сжались в кулаки и поднялись к лицу, как у приготовившегося к драке деревенского мальчишки.
В самой глубине сознания Стивена, спрятанной дальше, чем мог заглянуть его изнуренный разум, словно волны, набегающие на галечный пляж, поднимались и опадали все противоречивые порывы его души. Голос жизни, окликающий его на далекой дороге; лица убитых, закрытые глаза лежащего в гробу Майкла Уира; жгучая ненависть к врагу, к Максу, ко всем, кто привел его сюда, в это мгновение; тело и любовь Изабель, глаза ее сестры.
Решение пришло к Стивену в обход мыслей, и он увидел, как руки его, еще остававшиеся поднятыми, раскрываются, расходятся в стороны.
Леви смотрел на стоявшего перед ним полубезумца с дикими глазами, на убийцу своего брата. И обнаружил вдруг, что тоже распахивает, безо всякой на то причины, руки. Два бойца обнялись, уткнулись лицами в плечи друг друга и заплакали над мучительной странностью человеческой жизни.
4
Они помогли Стивену дойти до свисавшей из верхнего туннеля веревки, напоили его водой. Подняли наверх, и Леви повел его, обняв рукой за плечи, к выходу, а Ламм с Крогером спустились в темноту, за телом Джека Файрбрейса.
Леви медленно вывел Стивена по ступенькам наклонного прохода к свету. Солнце сияло в полную силу, им пришлось закрыть глаза руками. В конце концов они добрались до немецкой траншеи. Леви помог Стивену спуститься в нее.
Стивен снова и снова набирал полную грудь воздуха. Он посмотрел в далекое, синее, оперенное редкими облачками небо. Потом сел на огневую приступку и стиснул руками голову.
Пели птицы. Траншея была пуста.
Леви забрался на бруствер, поднял к глазам бинокль. Траншея британцев тоже опустела. Он повернулся, обвел биноклем пространство за немецкой линией фронта и на протяжении пять миль, отделявших его от горизонта, не увидел ничего. Плотину прорвало, немецкую армию смыло.
Он спустился в траншею, сел рядом со Стивеном. Оба молчали. Каждый вслушивался в райскую тишину.
Наконец Стивен повернулся к Леви.
— Кончено? — по-английски спросил он.
— Да, — ответил Леви, тоже по-английски. — Все закончилось.
Стивен уставился в пол немецкой траншеи. Постичь случившееся он не мог. Четыре года войны тянулись так долго, что ему казалось, будто время остановилось. Все эти люди, погибшие на его глазах, их тела, их раны. Майкл Уир. Его бледное лицо, поднимающееся из подземелья. Похожий на обезглавленную ворону Бирн. Десятки тысяч тех, кто, как и он, выбыл из строя в то летнее утро.
Он не знал, что ему делать. Не знал, как вернуть назад свою жизнь.
Он почувствовал, как задрожала его нижняя губа, как глаза наполнились горячими слезами. И, припав головой к груди Леви, заплакал.
Тело Джека подняли на поверхность, и солдаты, немного отдохнув, вырыли могилу для него и для Иосифа Леви. Общую, раз уж война закончилась. Стивен прочитал молитву за Джека, Леви — за своего брата. Они нарвали цветов и осыпали ими могилу. Все четверо плакали.
Ламм прошелся по землянкам и возвратился с водой и консервными банками. Они поели под открытым небом. А потом забрались в землянку и заснули.
На следующий день Стивен сказал, что должен вернуться в свой батальон. Он пожал руки Крогеру и Ламму, затем Леви. Из всех людей, каких он знал и к каким прикасался, был только один, чья рука оповестила его о спасении, — этот доктор.
Леви не хотел отпускать его просто так. Он заставил Стивена пообещать, что тот напишет ему, когда вернется в Англию. Снял со своего ремня пряжку и отдал ему на память. Gott mit uns. Стивен подарил ему нож с единственным лезвием. Они обнялись еще раз и надолго приникли друг к другу.
Стивен поднялся по лестничке наверх, на ничейную землю. Ни ураган пуль, ни рвущие тело поцелуи металла не встретили его там.
Шагая к британским окопам, он чувствовал под сапогами сухую развороченную землю. Над ним пел в непотревоженном воздухе жаворонок. Тело и разум Стивена устали несказанно и непоправимо, но ничто не способно было умерить низменный восторг его души.
