Джонатан Франзен - Свобода
На следующий день, когда Сокел уехал в аэропорт, Лалита заперла дверь кабинета Уолтера и встала на колени у него между ног, чтобы вознаградить шефа за труды.
— Нет-нет, — сказал он, откатываясь вместе со стулом.
Не вставая с колен, она последовала за ним.
— Я просто хочу на тебя посмотреть. Никак не могу насытиться…
— Нет, Лалита. — Он слышал, как в другой комнате возятся сотрудники.
— Всего на секунду, — настаивала девушка, расстегивая молнию. — Пожалуйста, Уолтер.
Он подумал о Клинтоне и Левински, а потом, глядя на Лалиту, которая улыбалась взглядом, держа во рту его мужскую плоть, вспомнил пророчество своего злокозненного друга. Похоже, это действительно доставляло Лалите радость, и все-таки…
— Нет. Прости, — сказал он, как можно аккуратнее отстраняя ее.
Она нахмурилась, явно обиженная.
— Тебе придется разрешить, — сказала она, — если ты меня любишь.
— Я тебя очень люблю, но сейчас не время.
— Я хочу, чтоб ты разрешил. Хочу сделать все сейчас.
— Прости… но нет.
Он встал и застегнул брюки. Лалита стояла на коленях, с опущенной головой. Затем она поднялась, разгладила юбку на бедрах и горестно отвернулась.
— У нас есть проблема, которую нужно обсудить, — сказал он.
— Ладно. Давай поговорим о твоей проблеме.
— Она заключается в том, что придется уволить Ричарда.
Имя, которое Уолтер отказывался произносить до сих пор, повисло в воздухе.
— Почему мы должны это сделать? — спросила Лалита.
— Потому что я его ненавижу, у него был роман с моей женой, и я больше никогда не желаю слышать об этом человеке, не говоря уже о том, чтобы с ним работать.
Лалита вздрогнула, когда он сказал это. Опустив голову, ссутулив плечи, она словно превратилась в обиженную маленькую девочку.
— Вот почему твоя жена ушла?
— Да.
— Ты все еще любишь ее?
— Нет!
— Любишь. Вот почему ты не подпустил меня сейчас.
— Неправда. Это неправда.
— Все может быть, — сказала Лалита, выпрямившись. — И тем не менее мы не можем уволить Ричарда. Это мой проект, и Ричард мне нужен. Я уже расхвалила его нашим активистам, и он нам понадобится в августе. Я понимаю, что у тебя с ним проблемы и что ты расстраиваешься из-за жены, но я не стану увольнять Ричарда.
— Милая, — произнес Уолтер. — Лалита. Я очень тебя люблю. Все будет хорошо. Но попытайся взглянуть на ситуацию с моей стороны.
— Нет, — ответила она, непокорно глядя на него. — Меня не волнует твоя сторона. Моя работа — заниматься вопросами перенаселения, и я буду делать именно это. Если наш проект и я тебе не безразличны, ты дашь мне делать все как я хочу.
— Вы мне крайне небезразличны. Но…
— Тогда поставим точку. Я больше не стану упоминать его имя. Можешь уехать из города, когда он приедет в мае, чтобы встретиться с нашими стажерами. А об августе подумаем, когда он наступит.
— Но он вряд ли захочет участвовать. В субботу он уже говорил о том, чтобы все бросить.
— Разреши, я с ним поговорю, — сказала Лалита. — Если помнишь, я хорошо умею убеждать людей делать то, чего они не хотят. Я — очень эффективный сотрудник, и, надеюсь, ты будешь достаточно добр и позволишь мне делать свою работу.
Он поспешно вышел из-за стола, чтобы обнять ее, но девушка убежала.
Уолтеру нравились преданность и воодушевление Лалиты, он был удивлен ее гневом и потому не стал настаивать. Но время шло — минуло несколько дней, известий об уходе Ричарда из «Свободного пространства» не было, и Уолтер сделал вывод, что он по-прежнему с ними. Ричард, который ни во что не верит! Единственное объяснение заключалось в том, что Патти поговорила с ним по телефону, внушила чувство вины и заставила остаться в проекте. Сама мысль, что они разговаривают — не важно о чем — хотя бы в течение пяти минут, особенно о том, чтобы «помочь бедному Уолтеру» (ох уж эта фраза, кошмарная фраза!) и спасти его любимый проект — что-то вроде утешительного приза, — сводила с ума. Он ощущал свою слабость, порочность, ничтожество, готовность во всем идти на компромисс. Это беспокойство встало между ним и Лалитой. Хотя они ежедневно и подолгу занимались любовью, секс был омрачен осознанием того, что и Лалита, хотя бы немного, изменила ему с Ричардом, а потому их отношения не становились более близкими, более личными, как бы Уолтеру того ни хотелось. Куда бы он ни повернулся, всюду был Ричард.
В той же мере, хоть и по-другому, его тревожила «Эл-би-ай». Во время ужина с отцом Джоуи, душераздирающе униженный и предающийся самобичеванию, разъяснил суть отвратительной сделки, в которую его втянули, и Уолтер убедился, что главный злодей — «Эл-би-ай». Кенни Бартлс, несомненно, был одним из тех отчаянных невежд, профанов и психов, которые в конце концов оказываются либо в тюрьме, либо в Конгрессе. Клика Чейни и Рамсфилда, какими низменными ни были бы их мотивы захвата Ирака, несомненно, предпочла бы получить пригодные запчасти, а не то парагвайское барахло, которое прислал Джоуи. А сам Джоуи, хотя и следовало бы подумать дважды, прежде чем связываться с Бартлсом, убедил Уолтера, что действовал лишь во благо Конни; его верность, искреннее раскаяние и смелость (ему было всего двадцать!) говорили в его пользу. Таким образом, ответственность лежала на «Эл-би-ай», на тех людях, которые прекрасно знали, что происходит, и обладали достаточной властью, чтобы санкционировать беззаконие. Уолтер не знал, что это за вице-президент, с которым говорил Джоуи, — тот самый, что пригрозил молодому человеку судом, — но, несомненно, он работал бок о бок с приятелем Вина Хэйвена, который согласился открыть в Западной Вирджинии завод по производству бронежилетов. Джоуи спросил у отца, что теперь делать. Поднять шум? Или пожертвовать все доходы в какой-нибудь фонд помощи ветеранам и инвалидам, после чего вернуться в колледж? Уолтер обещал подумать на выходных, но выходные, мягко выражаясь, отнюдь не располагали к спокойным размышлениям морального толка. Лишь когда утром в понедельник он вышел к журналистам и принялся восхвалять «Эл-би-ай» в качестве идеального партнера, всецело озабоченного сохранением окружающей среды, до Уолтера дошло, какова была степень его собственной низости.
Он попытался отделить личные интересы от подлинной заботы о Джоуи. Если сын исполнительного директора треста расскажет столь неприглядную историю журналистам, то Вин Хэйвен уволит Уолтера, а «Эл-би-ай» откажется от участия в вирджинском проекте. Каким бы высокомерным и жадным ни был Джоуи, Уолтеру казалось чересчур суровым требовать от двадцатилетнего парня из проблемной семьи полной моральной ответственности и способности выдержать публичное унижение, а возможно, даже судебное расследование. Но в то же время Уолтер понимал, что совет, который в таком случае даст Джоуи — «пожертвуй доходы на благотворительность и живи своей жизнью», — имеет целью не повредить ни ему самому, ни тресту. Он хотел прибегнуть к помощи Лалиты, но вспомнил, что обещал сыну никому не рассказывать, а потому позвонил Джоуи и сказал, что все еще думает. Может быть, они с Конни на следующей неделе приедут в гости в честь дня его рождения?
