Жорж Батай - Ненависть к поэзии. Порнолатрическая проза
(Расин Ж. Соч. М.: Искусство, 1984. Т. 1. С. 216.)
(56) Логика, умирая… — Перекличка с Ф. Ницше: «логика сама по себе является для меня лишь безумием и случайностью».
В своей статье «Воля к невозможному» (1945) дает более подробную разработку этой мысли:
«Логический мир умирает, порождая богатства поэзии, однако эти воображаемые возможности ирреальны, смерть реального мира — ирреальна; в этой относительной тьме все двусмысленно и ускользает от постижения: здесь я могу посмеяться как над самим собой, так и над другими. Все реальное лишено ценности, а всякая ценность — ирреальна. Отсюда неизбежность и легкость, с которыми происходит соскальзывание, когда я уже точно не знаю, лгу ли я или схожу с ума. Эта ситуация затягивает, как болото: отсюда необходимость ночного мрака».
(57) «Это то же самое, что человек» — такой ответ дает Эдип, согласно древнегреческому мифу, на загадку Сфинкса.
(58) …Гермионы. — См. коммент. 48.
(59) …«то, чего ожидало». — В своей статье «Воля к невозможному» (1945) Батай разъясняет: «Желание не может знать заранее, что его предметом является его собственное отрицание. Тяжело выносить мрак, в который погружаются не только опустошенные фигуры желания, но и любой предмет познания. В этом мраке уничтожены все ценности». Состояние, описанное в конце «Невозможного», аналогично тому «оцепенению», или «ступору» («stupeur»), в которое впадают герои трагедии Ж. Расина. «Трагедии Расина выпускают на волю чувства, которые не обусловлены ни необходимостью, ни смыслом: трагические восклицания и рыдания возносятся над размеренным, враждебным и молчаливым миром, с которым автор был неразрывно связан. Однако молчание, происходящее из этого оцепенения, и является сущностью трагедии», — писал Батай в своей статье «Расин» (1949). Напомним, что «героями молчания» являются также Рембо («Я властелин тишины» — из стихотворения «Детство», «Озарения» в пер. Ю. Стефанова или Н. Стрижевской) и Кожев, отказавшийся от философии.
Аббат С*
Повесть «Аббат С.» («L'Abbé С») была опубликована в 1950 году после выхода в свет в том же самом издательстве «Минюи» текста «Эпонина» (1949), который включается с небольшими изменениями в повесть. Выход книги вызвал скандал в коммунистической прессе, которая увидела в персонаже — Робере С. — реального участника движения Сопротивления. Газета «Леттр франсез» опубликовала за коллективной подписью статью «Предательство на свободе. Книга, бесчестящая своих издателей» (22 июня 1950 г.): напоминая о героической истории создания издательства «Минюи», авторы статьи утверждали: «недопустимо, чтобы такое издательство могло выпустить подобную книгу и сохранить свое имя». В ответ Батай отрицал какую бы то ни было историческую подоплеку своей книги.
Своего рода «прототипом» повести Батая «Аббат С.» был роман шотландского поэта Джеймса Хогга (1770–1835) «Воспоминания оправданного грешника» (1824), опубликованный в свое время анонимно и переведенный на французский язык в 1948 году одновременно Доминик Ори (опубл. в журнале «Табль Ронд») и Жаком Папи (изд. в лозаннском издательстве «Маргера»). Батай пишет восторженную рецензию на этот роман в журнале «Критик» (№ 37, июнь 1949 г.). В этой рецензии Батай обращает внимание как раз на те элементы сюжета и повествования, которые окажутся существенными для его собственной повести: тема двойника, мотив убийства набожным героем своего жизнелюбивого брата, форма дневника, написанного самоубийцей. Своего главного героя Батай называет тем же именем, которое носил «набожный» герой Хогга, — Робер.
Представляя в качестве главных героев братьев-близнецов, повесть «Аббат С.» наиболее четко выявляет тему двойничества, присутствующую так или иначе во всех художественных произведениях Батая (Симона и Марсель в «Истории глаза», Дирти и Ксения в «Небесной сини», Монсиньор А. и Д., Б. и Э. в «Невозможном» и Др.).
Феномен близнецов всегда был предметом особого интереса со стороны различных культур и мифологий; они были одновременно знаком вмешательства потусторонних сил и амбивалентности всего сущего, в котором сочетается материальное и духовное, силы света и силы тьмы. Абсолютно идентичные близнецы традиционно понимаются как уравновешенная двойственность, символизируя собой внутреннюю гармонию, достигнутую сведением множественного к единому: двойственность преодолена, она оказывается лишь видимостью или отражением в зеркале. Близнецы, обладающие антагонистическими функциями, часто оказываются героями космогонических мифов. Мысль о «первоначале», а точнее о вербальной первооснове, заключена уже в самом названии батаевской повести, которое созвучно перечислению первых трех букв алфавита (и французской аббревиатуре самого слова «алфавит»: «L'Abbé С.» = «L'ABC». Но, согласно всеобщей амбивалентности, начало тождественно завершению, и за вербальной первопричиной скрывается абсолютный конец — последняя буква алфавита, «Z», звонкая парная согласная по отношению к «С»: таким образом, «L'Abbé С.» = «L'Abbé Z.». Это подспудное «Z» — является также первой буквой ницшевского Заратустры (Zarathoustra), с которым часто ассоциируются герои повести.
Буква С. обозначает собой бесконечное зеркальное удвоение персонажей, это не только первая буква фамилии братьев С. и фамилии «Испражнин» («Chianine»), которой называет себя Робер, но и имени его брата Шарля («Charles»).
Возможно, образ похотливого аббата был навеян воспоминаниями Лауры, которые Батай опубликовал в 1943 г. под названием «История маленькой девочки». В них Лаура описывает, как в детстве ее пытались приобщить к Церкви, но безуспешно, из-за гнусных посягательств «господина аббата», «этого незадачливого Распутина».
(1) Уильям Блейк. — Батай цитирует вторую строфу (переведенную им самим белым стихом) из стихотворения Уильяма Блейка в письме Томасу Баттсу (1759–1846) от 16 августа 1803 г. А первая — не процитированная Батаем — строфа того же самого стихотворения придает трагическое, «чудовищное» измерение теме похожести и инаковости в человеческом сообществе:
Oh why was I born with a different face?
Why was I not born like the rest of my race?
When I look, each one starts! when I speak, I offend;
Then I'm silent and passive and lose every Friend…
(О, почему я родился с иным лицом?
Почему я не родился таким, как все остальные?
Стоит мне посмотреть — и всех пробирает дрожь!
Вымолвлю слово — все оскорблены;
И вот я молчу, бездействую и теряю всех друзей…)
В 1950 г. Батай собирался писать о Блейке отдельную книгу. Возможно, это была попытка реализовать давнишний замысел (вдохновленный Лаурой и ее особым пристрастием к Блейку), о котором свидетельствовал анонс об издании Блейка в серии «Ацефал» перед Второй мировой войной. См. также обширную статью о Блейке в книге Батая «Литература и Зло».
(2) Лев XIII — Джоаккино Печчи (1810–1903), 284-й Папа Римский. Свои теологические труды писал в духе томизма, который он стремился положить в основу христианской философии. В своих энцикликах он часто писал о положении рабочих, за большую активность в социальной деятельности был прозван «папой рабочих». Карикатурный («беличья мордочка») портрет героя — Робера С. — редкость в прозе Батая.
(3) …о Сен-Симоне… — Клод Анри де Рувруа, граф Сен-Симон (1760–1825) — французский философ и экономист, один из основателей «утопического социализма», был также автором посмертно изданной книги «Новое христианство» (1825). Впрочем, возможно, здесь говорится о его дальнем родственнике Луи де Рувруа, герцоге Сен-Симоне (1675–1755), который написал знаменитые «Мемуары» (1694–1755), шедевр французской словесности.
(4) Эпонина. — Эпониной звался сходный с героиней Батая второстепенный персонаж «Отверженных» Виктора Гюго. Эпонина — это также имя знаменитой галльской героини, которая пошла на смертную казнь в 78 г. вместе со своим супругом Юлием Сабинием, который организовал восстание галлов против Рима и был побежден (см. «История» Тацита и «Произведения о морали» Плутарха. Кроме того, в галло-римскую эпоху был распространен культ богини лошадей, которую называли «Эпона»; напомним, что еще в 1929 г. Батай пишет статью «Академический конь», посвященную галльским монетам с изображениями лошадей и чудовищ.
(5) Say it with flowers! — буквально: «Скажи об этом с цветами!» (англ.) Цветы, то есть риторические украшения (незадолго до этого, в 1941 г., выходит в свет книга Ж. Полана «Тарбские цветы, или Террор в словесности»). Любопытно, что это выражение было широко распространено в массовой культуре 50-х годов во Франции, но именно по-французски, а не по-английски. Возможно, использование этого клише на английском языке должно было намекать на английский первоисточник романа Батая (Д. Хогг, см. преамбулу).
