Тони Магуайр - Только не говори маме. История одного предательства
Этих слов было достаточно, тем более что мама уже ласкала собаку.
– Маленькая моя, бедняжка, – ворковала мама. К моему удивлению, в ее глазах заблестели слезы. – Как люди могут быть такими жестокими?
Я была слишком мала, чтобы осознать иронию сказанного, мне было ясно только одно: Салли нашла свой новый дом.
Подошла Джуди, завиляла хвостом и принялась с любопытством обнюхивать гостью. Мне показалось, что настроена она весьма дружелюбно. Она как будто почувствовала, что Салли не представляет угрозы, и немедленно решила принять ее в качестве своего четвероногого компаньона и нового члена семьи.
На следующее утро, к моему облегчению, явился папа-весельчак. Я была удивлена тем, что его как будто тронула история бедной собаки, которая, истосковавшись по ласке, в отличие от Джуди, смотрела на него с обожанием.
Теперь, заходя в магазин, я докладывала хозяйке о проделках Салли, о том, как они подружились с Джуди, и даже рассказывала про Джун. Когда несколько недель спустя она услышала от меня, что куры несутся в высокой траве у изгороди, то предложила мне козлика.
– Антуанетта, – сказала она, – возьми для мамы. Нет ничего лучше для борьбы с высокой травой.
Я гордо набросила на животное веревку, думая о том, что теперь у нас появится козье молоко и будет кому щипать траву, и повела козлика домой, чтобы подарить матери.
– Теперь у нас будет молоко, – сказала я ей, в то время как собаки с презрением оглядели моего нового приятеля, пару раз тявкнули и ушли восвояси.
– Это же козел, милая моя, – рассмеялась мать. – От него молока не получишь. На этот раз тебе придется вернуть его.
На следующее утро маленький козлик снова шел рядом, составляя мне компанию на первые две мили пути до магазина. К тому времени я уже испытывала облегчение оттого, что возвращаю его, тем более что мама объяснила мне, какие большие рога вырастают у козлов и сколько от них вреда.
В те зимние месяцы не раз прежняя теплота возникала между матерью и мной, и я особенно ценила эти мгновения, понимая, что в целом ее отношение ко мне давно и необъяснимо изменилось. Если раньше она с удовольствием следила за моим внешним видом, красиво одевала меня, регулярно мыла мне волосы и завязывала их лентами, то теперь ее совершенно не интересовало, как я выгляжу. Я быстро вырастала из своей школьной формы; юбка уже была на несколько дюймов выше колена, а джемпер, едва доходивший до талии, прохудился на локтях. Складки на форме окончательно исчезли, и на их месте остались мятые полосы, а темно-зеленая ткань залоснилась, добавляя неопрятности всему моему образу. Мои волосы, которые когда-то мать с любовью расчесывала каждый день, теперь были прямыми и тусклыми. Детские локоны ушли в прошлое, и вместо них повисли неряшливые пряди длиной до плеч, обрамляя редко улыбающееся лицо.
В наше время учителя давно бы провели беседу с моей матерью, но тогда, в пятидесятые, они просто вымещали свое недовольство на ребенке.
Одна молодая учительница, проникшаяся ко мне жалостью, попыталась помочь. Она принесла в класс красивую желтую ленту и во время перемены, расчесав мне волосы, сделала конский хвост с бантом и поставила передо мной маленькое зеркальце, чтобы я могла полюбоваться своим отражением.
– Антуанетта, – сказала она, – скажи своей маме, чтобы она каждый день так причесывала тебя. Ты сразу становишься такой симпатичной.
Впервые за несколько месяцев я действительно почувствовала себя симпатичной и с радостным волнением продемонстрировала маме свою новую прическу. В порыве злости, поднявшейся, казалось, ниоткуда, она сорвала ленту с моих волос.
– Скажи своей учительнице, что я сама могу одеть собственного ребенка, – произнесла она вне себя от ярости.
Я опешила.
– В чем я виновата? – спросила я, но ответа не получила.
На следующий день мои волосы, как обычно, висели неряшливыми прядями, и учительница это сразу заметила.
– Антуанетта, где лента, что я дала тебе? – спросила она.
Чувствуя, что своим признанием предам мать, я тупо уставилась под ноги. Повисло тягостное молчание, пока она ждала моего ответа.
– Я ее потеряла, – услышала я собственное бормотанье и почувствовала, как из-за лжи мое лицо заливается краской.
Я понимала, что выгляжу неблагодарной букой, и ощущала ее раздражение.
– Ну, тогда хотя бы приведи себя в порядок, девочка, – резко сказала она, и в этот момент я лишилась своего единственного союзника в школе, потому что это был последний раз, когда она отнеслась ко мне по-доброму.
Я знала, что одноклассники меня не любят, как, впрочем, и учителя. И дело было не только в моем акценте, но и во внешности. Я видела, что другие девочки, с их аккуратными стрижками и блестящими волосами, выглядят совсем иначе. Одни носили заколки, другие завязывали хвостики лентами. Только у меня на голове был вечный беспорядок. Школьная форма у всех девочек была аккуратно отглажена, хрустели накрахмаленные рубашки, а на локтях джемперов не было дыр. Другие дети, также жившие в нескольких милях от школы, ездили на велосипедах, и у них ботинки не расползались от постоянной сырости и сверкали как новенькие.
Я решила непременно что-то сделать со своей внешностью. Может тогда, подумала я, ко мне станут относиться по-другому? Собравшись с духом, я дождалась подходящего момента, чтобы остаться с мамой наедине и обсудить волнующую меня тему.
– Мамочка, можно я поглажу свою школьную форму? А то складки совсем разошлись, – нервно затараторила я. – Можно взять у папы немного крема для обуви? Можно я сегодня вечером вымою голову? Мне бы хотелось ходить в школу красивой.
Мои просьбы сыпались одна за другой, проваливаясь в молчание, которое становилось все более напряженным с каждым издаваемым звуком.
– Ты закончила, Антуанетта? – спросила мать ледяным голосом, к которому я уже привыкла.
Я подняла на нее глаза, и все внутри у меня оборвалось, стоило увидеть ее искаженное злобой лицо. Такой же злостью полыхали ее глаза, когда почти год назад я попыталась рассказать ей об отцовском поцелуе.
– Почему ты вечно пытаешься создать проблемы? – произнесла она голосом, больше похожим на шипение. – Почему от тебя одни неприятности? В том, как ты выглядишь, нет ничего плохого, – просто ты всегда была самовлюбленной девчонкой.
В этот момент я поняла, что мои шансы добиться популярности в школе равны нулю, – я знала, что с матерью спорить бесполезно. Это выльется в самое тяжелое для меня наказание – полное пренебрежение с ее стороны.
Каждый день по дороге в школу я с ужасом готовилась к очередному испытанию – насмешкам одноклассников, нескрываемому раздражению учителей – и судорожно пыталась придумать, как завоевать их симпатии.
![Борис Екимов - "Говори, мама, говори..."[рассказы]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
