Сергей Жадан - Ворошиловград
— Не знал, что этот бар еще работает, — сказал я.
— Я сама тут сто лет не была, — пояснила Ольга. — Не хотела говорить с тобой в офисе. Здесь спокойнее.
Подошел цыган.
— У вас есть джин-тоник? — спросила Ольга.
— Нет, — уверенно ответил тот.
— Ну, а что у вас есть? — растерялась она. — Герман, что ты будешь? — обратилась ко мне. — Джин-тоника у них нет.
— А портвейн у вас есть? — спросил я цыгана.
— Белый, — сказал цыган.
— Давай, — согласился я. — Оль?
— Ну, хорошо, — уступила она, — будем пить портвейн. Давно виделся с братом?
— Полгода назад. Знаешь, где он?
— Нет, не знаю. А ты?
— И я не знаю. У вас с ним были какие-то отношения?
— Да. Я его бухгалтер, — сказала Ольга, достала сигарету и закурила. — Можно назвать это отношениями.
— Не обижайся.
— Да ничего.
Пришел цыган с портвейном. Портвейн разлит был в стаканы, в каких на железной дороге приносят чай. Только подстаканников не было.
— И что собираешься делать дальше? — спросила Ольга, сделав осторожный глоток.
— Не знаю, — ответил я. — Всего на пару дней приехал.
— Ясно. Чем занимаешься?
— Да так, ничем. Держи, — достал из джинсов визитку, протянул ей.
— Эксперт?
— Точно, — сказал я и выпил свой портвейн. — Оль, ты знаешь, что всё это хозяйство записано на меня?
— Знаю.
— И что мне делать?
— Не знаю.
— Ну не могу же я оставить всё просто так?
— Наверное, не можешь.
— У меня же будут проблемы?
— Могут быть.
— Так что мне делать?
— Ты не пытался связаться с братом? — спросила Ольга, помолчав.
— Пытался. Но трубку он не берет. Где он, я не знаю. Коча говорит, что в Амстердаме.
— Снова этот Коча, — сказала Ольга и помахала цыгану, чтобы тот принес еще.
Цыган недовольно вывалился из-за стойки, поставил перед нами недопитую бутылку портвейна и вышел на улицу, очевидно, чтобы его больше не беспокоили.
— Эта заправка, она вообще прибыльная?
— Как тебе сказать, — ответила Ольга. Я разлил и мы снова выпили. — Денег, которые зарабатывал твой брат, хватало, чтобы работать дальше. Но не хватало, чтобы открыть еще одну заправку.
— Ага. Брат не хотел ее продать?
— Не хотел.
— А ему предлагали?
— Предлагали, — сказала Ольга.
— Кто?
— Да есть тут одна команда.
— И кто это?
— Пастушок, Марлен Владленович. Он кукурузой занимается.
— А наверное, я знаю, о ком ты.
— А еще он депутат от компартии.
— Коммунист?
— Точно. У него сеть заправок на Донбассе. Вот теперь тут всё скупает. Где он живет, я даже не знаю. Он предлагал Юре пятьдесят тысяч, если я не ошибаюсь.
— Пятьдесят тысяч? За что?
— За место, — пояснила Ольга.
— И почему он не согласился?
— А ты бы согласился?
— Ну, не знаю, — признался я.
— Я знаю. Согласился бы.
— Почему ты так решила?
— Потому что ты, Герман, слабак. И перестань пялиться на мои сиськи.
Я действительно уже некоторое время рассматривал ее платье, вырез был довольно глубокий, бюстгальтера Ольга не носила. Под глазами у нее пробивались морщинки, это делало ее лицо симпатичным. Сорока ей никак не дашь.
— Просто это не мое, Оль, понимаешь? — я пытался говорить примирительно. — Я в его дела никогда не лез.
— Теперь это и твои дела.
— А ты, Оль, продала бы ее, если б это была твоя заправка?
— Пастушку? — Ольга задумалась. — Я б ее лучше сожгла. Вместе со всем металлоломом.
— Чего так?
— Герман, — сказала она, допивая, — есть две категории людей, которых я ненавижу. Первая, это слабаки.
— А вторая?
— Вторая — это железнодорожники. Ну, это так, личное, — объяснила она, — просто вспомнила.
— И при чем тут Пастушок?
— Да не при чем. Просто я бы не стала прогибаться под него. А ты делай, как хочешь. В конце концов, это твой бизнес.
— У меня, кажется, нет выбора?
— Кажется, ты просто не знаешь, есть он у тебя или нет.
Я не нашелся с ответом. Разлил остатки. Молча чокнулись.
— Знаешь, — сказала Ольга, когда молчание затянулось, — тут рядом есть дискотека.
— Знаю, — ответил я. — Я там когда-то первый раз занимался сексом.
— О? — растерялась она.
— Кстати, в этом баре я тоже когда-то занимался сексом. На Новый год.
— Наверное, зря я тебя сюда привезла, — подумав, сказала Ольга.
— Да нет, всё нормально. Я люблю этот парк. Мы, когда в футбол играли, всегда приходили сюда после игры. Перелезали через стену стадиона и шли сюда. Пить за победу.
— Представляю себе.
— Оль, — сказал я, — а если б я вдруг надумал остаться? Ты бы работала на меня? Сколько тебе платил брат?
— Тебе, — ответила Ольга, — в любом случае пришлось бы платить больше. — Она достала телефон. — О, — сказала, — двенадцать. Мне пора идти.
За портвейн заплатила она. Все мои попытки рассчитаться проигнорировала, сказала, что хорошо зарабатывает и что не нужно этого жлобства.
Мы вышли на улицу. Я не совсем понял, как быть дальше, но и спрашивать ее о чем-то еще желания не было. Вдруг телефон ее запищал.
— Да, — ответила Ольга. — А, да, — голос ее зазвучал как-то отстраненно. — Да, со мной. Дать ему трубку? Как знаете. Возле фонтана. Ну вот, — сказала, пряча трубку. — Сам с ними и поговоришь.
— С кем?
— С кукурузниками.
— Как они меня нашли?
— Герман, тут вообще мало людей живет. Так что найти кого-нибудь совсем не сложно. Они просили подождать их возле фонтана. Всё, счастливо.
Села на скутер, напустила густого дыма и исчезла в аллеях парка культуры и отдыха.
А как я их узнаю, — подумалось мне. Я уже десять минут сидел на кирпичном бортике высохшего бассейна, на дне которого тоже росла трава. Она тут, похоже, росла везде. С другой стороны, кроме меня, двух старшеклассниц с таксами и цыгана с портвейном, в парке никого и не было. Неожиданно из-за угла, разгоняя голубей и трубя клаксоном в голубое поднебесье, выкатился черный джип, который я вчера видел. Узнаю, — подумал я.
Машина сделала круг почета вокруг бассейна и остановилась прямо напротив меня. Задняя дверца открылась, ко мне высунулся лысый человечек в легкой тенниске и белых брюках. Вчера его не было. Улыбнулся мне всей своей металлокерамикой. Из машины, впрочем, не вышел.
— Герман Сергеевич?
— Добрый день! — ответил я, тоже не вставая.
— Давно ждете? — лысый полулежал на кожаном сиденье, вытянувшись в мою сторону и выказывая таким образом свою расположенность.
