Наталья Нестерова - Портрет семьи (сборник)
Если меня спросить, чем наше поколение отличается от поколения наших детей, то я вспомню это тупое переписывание абракадабры. Мы воспитаны на бесполезной работе. Мы прокладывали себе путь, не спрашивая, кто вешки установил. Мы терпеливы в глупости и закалены в мартышкином труде. Мы выносливы, как бедуинские верблюды в пустыне. А наши умные дети, знающие в совершенстве языки, подключенные кровеносной системой к компьютерам, хотят все и сразу, с вечера на утро. Они спрашивают «зачем?» в тех ситуациях, когда мы не задавали вопросов, потому что слышали «надо!». Они думают, будто далеко шагнули вперед в сравнении с нами. Шагнули. Только без панциря. Он у них не вырос, а у нас броня ого-го!
На свадьбу Любы и Антона приехали их родные, ее — из Херсона, его — из Брянска. Жили у нас, спали на полу. В туалет стояла очередь, на плите постоянно что-то кипело, по квартире на веревках висело мокрое белье, балкон был завален мешками с картошкой и луком, банками с консервами, холодильник забит рыбой и домашней колбасой.
Вечерами на кухне сваты, как называли себя родители Любы и Антона, хорошенько выпивали — сдруживалась родня — и пели протяжные песни, украинские и русские. Соседи от возмущения колотили по батарее. Сваты думали, что у москвичей принято перестукиваться в двенадцать ночи, и вежливо стучали по радиаторам в ответ.
Этот цыганский табор вернул в наш дом жизнь.
Бытовые неудобства — мелочь по сравнению с жизнелюбием, которое заполнило нашу квартиру до потолка. Нас с отцом сразу приняли в родственный круг. Меня до сих пор называют Наша-Кирау-Москве. Отца чуть не женили. Он робел перед женщинами с пышным телом и мощным южным темпераментом. Но какую-то маленькую, несожженную, часть его души они радовали.
— Ото у нас есть одна вдовица, — сватали папу, — як и вы, Анатолию Петрович. Женщина чистоплотная, курей разводит, шоб яйца на продажу. Свой дом, участок, садик, виноградник имеются. Опять-таки от мужа остался мотор для лодки. А лодки нет, схнила, врать не буду.
— Э-э-э, мэ-мэ-мэ, — мялся отец. — Я, право, вам благодарен за участие…
— Та какое участие? Я ж не себя! Ховорю — вдовица с курями.
Только папа отобьется от одной кандидатки, на следующий день ему другую подсовывают, уже из Брянской области:
— Учительница младших классов, лет сорок, замужем не была, но не больная, так жизнь повернулась. Жилищные условия — в отдельной квартире.
— Спасибо, — юлит папа, — но этот разговор несколько преждевременен.
— Никто не торопит. Значит, она вам напишет или вы ей? А лучшее — пусть приедет, тут и познакомитесь.
— Нет! — испуганно вскрикивает папа. — He надо приезжать! Я напишу… сам.
И осталось у нас несколько адресов, по которым, наверное, ждали и не дождались женщины весточки от жениха из столицы. Папа ни разу не съездил ни в Брянскую область, ни в Херсонскую.
Опасался активных свах да и плохо себя чувствовал.
Мы с Сергеем любили отдыхать у Любиной и Антона родни. Какие грибы под Брянщиной! Какая рыба, арбузы, виноград и персики на Херсонщине!
Помню, первый раз приехали с мужем на Украину. Там все говорят полувопросительными предложениями, приставляя в конце «чи шо?». Дождь пойдет, чи шо? Надо кавунов (арбузов) купить, чи шо?
— Ничего не понимаю, — признался мне Сергей. — Какой-то артикль чишо.
— Или что, — перевела я. — Чи шо — значит «или что». Пойдем купаться, чи шо?
— Сначала чишо, потом купаться.
И с тех пор на нашем с ним языке «чишо» обозначало занятие любовью.
Конечно, и к нам приезжали. Не только прямые родственники Любы и Антона, но и двоюродные братья и сестры их соседей ехали в Москву за дефицитными промтоварами, искать правду в прокуратуре, поступать в институты. Эти нашествия не были нам в тягость, только в корысть. Навезут продуктов на полгода и еще сокрушаются:
— Что ж вы в зиму без картошки? К поезду подойдете, я мешка три передам. Хватит?
Гости девушки и женщины обязательно устраивали генеральную уборку в квартире. Приду вечером с работы — только руками развожу:
— Таня! (Галя, Маня, Света…) Ты на что время тратишь? Тебе к экзаменам готовиться надо! И потолок побелила!
— Та я трошки прибралась. Люба ховорила, что вы борщ со старым салом не любите, чи шо? Так я маслом подсолнечным заправила. А тюлевые занавески хладить или так повесим?
Гости-мужчины были исключительно рукастые.
После их отъезда в доме не оставалось ни одного капающего крана или висящей на соплях розетки.
Не могу сказать, что мы скучали без гостей. Но когда их долго не было, нет-нет да заметит Сергей или Лешка:
— Пылищи набралось, — и подражая украинскому акценту: — Шо-то нихто з Херсону нэ еде.
Теперь перестали ездить вовсе. Старики умерли или одряхлели, молодежь отоваривается на местах и поступает в свои национальные вузы. И все мы, спасибо перестройке, — как птицы с выщипанными крыльями. Без маховых перьев летать нельзя.
Еще одно слово из украинского перешло в наш семейный язык, полностью изменив значение. По-украински доба — сутки, цылодобово — круглосуточно. Но у нас цылодобово — выражение крайней эмоциональной экспрессии, как положительной, так и отрицательной. Упал кирпич на ногу — цылодобово! Выиграли в лотерею пылесос — цылодобово!
* * *После свадьбы Люба и Антон два месяца жили у нас, никак не могли снять комнату. Они вдребезги, на досточки, разрушили диван-кровать. Ночные звуки их бушующей плоти разбудили во мне половой инстинкт. Раньше никакого биологического зова я не испытывала. А тут прямо пылала огнем и скручивалась от томления. Как-то встала ночью воды попить. Папа в проходной комнате плакал, уткнувшись в подушку. Я сделала вид, что не заметила. Выпила воды, вернулась, подсела к нему.
Мы плакали обнявшись. Папа — в тоске по маме, я — не зная, куда пристроить свои инстинкты. А в соседней комнате скрипел-грохотал диван…
Старшую дочь Люба родила на пятом курсе, защищая диплом. По списку она была десятой, но, не дожидаясь очереди, обхватив живот, ворвалась в аудиторию:
— Я рожаю! Схватки! Скорей меня защищайте!
Дипломная комиссия перепугалась, и ей задали только один вопрос:
— Вы на какую оценку рассчитывали?
Люба не смогла сразу ответить, скривилась от боли.
— Пять! — замахал руками председатель комиссии. — Вы получаете «отлично»! «Скорую»! Девушка, только не здесь!
Еще сутки Люба пролежала в больнице, пока не родилась Алиска. Младшего сына, Егорку, она родила уже на Севере.
Антона распределили в Сургут. Они жили в продуваемом бараке. Зимой до льда замерзали стены, у детей с декабря по июнь зелеными вожжами из носа текли сопли. На три летних месяца детей с Севера увозили в пионерские лагеря.
