Татьяна Соломатина - Акушер-ха!
Академик был галантным мужчиной — позже он самолично проводил меня до самого родильного дома неуютными подвалами и, ещё раз уточнив, точно ли я не хочу (правда, не уточнив — чего именно), отправился в главный корпус, зычно напевая «Любви все возрасты покорны, её порывы благотворны». Тексты нашего всего, положенные на музыку Петра Ильича, зычным эхом разносились по подвалу, пока я курила.
Поспать так и не удалось, потому как ближе к середине ночи потянулись дамы с тянущими, ноющими и схваткообразными болями в низу живота.
* * *Всю пятиминутку начмед смотрела на меня, в предвкушении сверкая глазёнками. И в самом конце, не выдержав, объявила громогласно:
— И последнее! У нас ЧП! В связи с чем Татьяну Юрьевну в срочном порядке вызывает к себе начмед по хирургии! Доигрались вы в очередной раз, дорогая! Много себе позволяете и ещё больше о себе думаете! Коллеги, заинтересованные запахом нового скандала, посмотрели на меня. — Да! Татьяна Юрьевна напилась и всю ночь шлялась по главному корпусу, превышая полномочия! Я думаю, что Алексей Гаврилович примет меры, и на сей раз я не буду вас выручать!
— А что, разве вы меня уже выручали? — елейным голосом спросила я.
— Все за работу!!! — заорала начмед по акушерству и гинекологии.
Поздоровавшись с невозмутимой, как сфинкс, секретаршей, я толкнула тяжелую дубовую дверь кабинета начмеда:
— Доброе утро, Алексей Гаврилович. Вызывали?
— Что вы, вашу мать, себе позволяете?!! — выдохнул на меня перегаром начмед. — Просил же вчера не пить!
— Так я и не пила.
— А за каким хером вас понесло оперировать урологическую патологию, если у них в отделении есть свой врач?! Это должностное нарушение. Нет! Это — должностное преступление!!! — заорал начмед и шандарахнул об стол журналом операционных протоколов ургентной операционной, где в графе «Хирург» гордо реяло моё ФИО.
«Ну Олег! Ну гад! Ещё и post factum удружил. Видимо, так и не пришёл в себя вчера. Ему-то что — он сын Ивана. А я, блядь, сирота! Мама — учитель. Папа — инженер…»
И тут распахивается дверь и, напевая на какой-то незатейливый мотивчик стихи «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины?», входит Караим Антинохьевич. Первым делом целует мне ручку, заявляет, что я очаровательна (ага, а как же — после бессонной ночи и с растрёпанными волосами). Затем поворачивается к начмеду и говорит:
— Ты, Алёша, дороги Смоленщины, конечно, не помнишь. А вот отец твой покойный — помнил. И на красивых женщин варежку разевал, только чтобы обомлеть! Чего орёшь?!. А-а, да я смотрю, протокол операции неверно записан? Ай-яй-яй! Как это я недоглядел, а операционную сестру бес попутал — это с ними частенько случается. Дай-ка я поближе гляну… Ну вот, конечно, я вижу — ошибка, — тычет пальцем в журнал Караим. — Кто у нас тут хирург? Я хирург! А Татьяну Юрьевну я трепетно умолял мне проассистировать, потому как Олег Иванович были несколько не в себе и сильно жаловались на осетрину, что к нам в буфет завезли на праздник. А что пациент удрал — так за ним дежурный доктор следить не обязан, а вот псы твои приёмные — как раз наоборот. Но, надо сказать, парни красиво ушли. На «Газели». Как мы с твоим отцом от фашистов. Ах, Алёшка! Давай сообрази лучше кофию с коньячком. Или даже лучше коньячку с кофиём. На три, естественно, персоны.
Алексей Гаврилович обречённо машет ручкой и распоряжается секретарше в селектор. Тем временем Караим Антинохьевич снова обращается ко мне:
— А для вас, любезная барышня, у меня подарок. — И вручает мне толстый альбом репродукций… Клода Моне. Я, пытаясь быть естественной, улыбаюсь, благодарю, открываю, а там — дарственная надпись:
«Прекрасной женщине, одной из лучших моих учениц и настоящему бойцу в память о совместном обрезании. С самыми искренними.
К.А.В.».— Татьяна, двери моего кабинета открыты для вас в любое время. Не говоря уже о потайном лазе в моё сердце.
Слава богу, во время моих неловких расшаркиваний и смущённых благодарностей начмед вернулся в реальность и что-то там начал увлечённо рассказывать Караиму Антинохьевичу. Я быстренько ретировалась под благовидным предлогом, потому что хотела как можно быстрее домой, в ванную и спать.
Но так просто уснуть мне не удалось. Вначале позвонила утром ещё такая злобная, а сейчас приторно-мармеладная Светлана Петровна — начмед по акушерству и гинекологии — и заголосила в телефонную трубку:
— Нет, какая же ты умничка! Я никогда в тебе не сомневалась! Надо же… Сам Караим Антинохьевич…
— Да-да. Спасибо, — говорю. — Вы всегда так чутко… реагируете. — И положила трубку.
Надо ли говорить, что ещё с полгода вся больница считала меня любовницей академика!
Спустя ещё пару минут позвонил Олег и жалобно проныл:
— Мне так плохо, а Алексей Гаврилыч меня вдул по самое не балуй, а мужики удрали.
— Олег, отправляйся в ад! — сказала я и выдернула телефон из розетки. Едва прислонив голову к подушке, вдруг…
* * *…очутилась в кафе на набережной Сены. За соседним столиком сидели Пабло и Сальвадор. И вдруг последний начинает реветь — как запойный. Наземь плюхнулся, орёт:
— Не могу больше! Ой, не могу, Паблуша! Чёта у меня там не того-ентаво…
— Чё ты не можешь-то? Галку окучить, что ли?! Говорю тебе, нельзя на русских бабах жениться!
— А это не я — она сама! — голосит Сальвадор.
— Ладно! Не голоси, пошли в мою мастерскую! У меня о прошлом годе такой же «абрикос» с Ольгой вышел. Да не ссы — там делов на пять сек — шкуру оттянуть да оттяпать кусок! Пошли! Да абсенту прихвати — нож протереть!
Проснувшись в холодном поту, я весь день листала альбом Куинджи! Ну его, этих импрессионистов и прочих кубистов. Куда как лучше реализм. Радуга. Море. Крым. Ночь. Степь. Одно плохо — зря они в биографической части альбома фото Архипа Ивановича, играющего в шахматы с Менделеевым, вставили. Так и кажется, сейчас один другому заголосит: «Не могу больше! Ой, не могу, Дмитрий! Чёта у меня там не того-ентаво…»
P.S. А помощь Караима Антинохьевича мне действительно однажды очень пригодилась. Но та история совсем не походила на рождественскую сказку. Потому что было совсем не смешно и страшно.
Прикладная косметология
Если вы ещё помните, в те стародавние времена, когда газоны были зеленее, «мажорский» сахар ещё шумел камышом на острове Маврикий, а зубные щётки с моторчиком и чупа-чупсы ускоряли процесс ферментации лишь западной цивилизации, я работала акушером-гинекологом.
