Михаил Веллер - О любви (сборник)
– Вот и плюю…
– Как ее зовут?
– Какое это имеет значение. Валя.
– И сколько ей лет?
– Двадцать.
– И ты, взрослый, видный мужик!.. О времена! Мне б ваши заботы. Когда я расходилась – насмотрелась, как слаб и смешон нынешний повелитель природы. Ни силы, ни выдержки, ни благородства. Не будь современным мужчиной, милый.
– Быть несовременным?
– Быть просто мужчиной.
– Это как?
– И еще спрашивает женщину… Слушай, нет такой девушки, которая устояла бы перед настоящим мужчиной. Только не теряй голову.
– А если она уже потеряна?
– Ох, тогда не потеряй еще что-нибудь ценное.
Ничто так не подкупает мужчину, как своевременное и несентиментальное дружеское участие женщины – при условии, что женщина неглупа и привлекательна. Дружба настоящей женщины – мощное подспорье в житейских штормах. Лариса была настоящей женщиной – танк, который гуляет сам по себе. Работа, ребенок, однокомнатная квартира, доставшаяся после размена жилья – самодостаточность современной подруги, стоящей на своих ногах и не надеящейся на чужие руки.
Они «по чуть-чуть» вечером выпивали на уютной кухоньке: бра, раскладное креслице, салфетки, проигрыватель, и разговаривали, как сто лет знакомые (вот умение пойти в масть).
– Что за идиотство – припирать к стенке девочку, – пожимала плечами Лариса. – Если ты знаешь правду – зачем тебе признание? Из упрямого самолюбия? Имеешь лишнего туза в рукаве. Будь ты взрослее и умнее ее! Может, она отчаянно боится, что ты узнаешь ее грехи? Считает себя недостаточно хорошей для тебя, так любит? А ты – пачкать ее в своих глазах перед ее глазами… А если она хочет отрезать и забыть все, что было до тебя? Это должно только льстить, дурачок!
Это женщины-то не в ладах с логикой? Успокоительный бальзам лился на измученную душу.
– Попросить у нее прощения?
– Еще не хватало. Хочешь быть в ее глазах идиотом, закрывающим глаза собственные на очевидное и поступающимся самолюбием?
– А что же мне делать? – Деморализованный человек только ведь и ищет, кому бы сунуть этот вопрос: вдруг ответ спасет?
– А делай вид, что ничего не было. Проехали, ясно? Она будет благодарна за ум и такт. Новый год вместе встречать собирались?
– Собирались, конечно…
– А где?
– На родительской даче, в лесу…
– Пригласи ее завтра же, три дня осталось, девочка извелась!
– Думаешь?..
Игорь стал соображать. Лариса поставила Раффаэллу Карру. Из духовки запахло допекшимся до кондиции тортом.
– А ты где встречаешь?
– Со старыми друзьями.
– Это – железно? – Помолчал, улыбнулся: – Жаль.
Лариса подняла тонкую изогнутую бровь:
– Ты хочешь пригласить меня?
– Одну или вдвоем – как захочешь прийти. Будет весело. А?
– Ну, если все будут так веселы, как ты сейчас, то я лучше посижу дома и послушаю «Плач замученных детей Малера».
Но он уже что-то задумал.
– Правда – плюнь на этих друзей, а? Может, пригласить для тебя кого-нибудь? Найдем такого парня!
Она взъерошила ему волосы:
– Милый, свою жизнь я привыкла устраивать сама. За приглашение спасибо, но… Э нет, только без этого! Иди-ка домой, спать пора.
18. Вот поживешь с мое в этой проклятой стране, сынок, тогда узнаешь, что Рождество бывает только раз в году.
Над елями белела луна, серебря снег на крыше и перилах. Полыхающий в комнате камин клал подвижные отсветы на скрипучие половицы. Дача была хороша, и компания под стать.
Стол ломился, елка благоухала, магнитофон гремел; отлично веселимся!
Валя сравнивала себя с другими женщинами: они были взрослее, раскованнее, лучше одеты… Выглядеть «девочкой» Игоря было лестно – и унизительно. Он – хозяин, красивый, богатый, его значимость переходила и на нее; но ей казалось, что ее воспринимают как принадлежность застолья, Игорево очередное развлечение: снисходительность к очередной ягодке не нашего лесу.
Ослепительно выглядящая Лариса – женственная, уверенная, – совершенно затеняла сопровождающего ее стертого шплинта.
Пока гости прогревались коктейлями, прогрелась и дача. Застучали стульями вокруг стола, телевизор засветился, куранты зазвонили, шампанское хлопнуло салютом:
– С Новым Годом!
– Счастье – достойным!
– Ура!
Грохнули хлопушки, осыпая конфетти на головы и блюда. Зашипели искристо голубые бенгальские огни. Чокались, накладывали, жевали.
Игорь, само собой получалось, больше разговаривал с друзьями, чем с Валей («Мог бы быть внимательней»). Она поддерживала беседу, когда ей давали пас, оттенок отчуждения не исчезал («Строит из себя скромницу? Обижается?»).
Поднажрались. Пошли танцевать и обжиматься.
Тихо, скромно держалась Лариса – безо всякого ущерба для своего зрелого сияния. Среди ночи она оказалась сидящей с Валей на угловом диване.
– Я в первый раз здесь, – завязался разговор. – Славно, правда? И народ чудесный.
Валя отвечала неопределенно.
– Не нравится, да? – приоткрыла улыбку Лариса. – Свой круг. Сливки общества. Соответствующие родители. Ну и, конечно, – мы-то не то, что некоторые, с толпой не смешивать… Вы где учитесь?
Ответ ей понравился.
– Я тоже невысокого полета птица, – призналась союзнически. – Образование умеренное, лаборантка, хотя и старшая. – И, переходя на ты: – Твои родители кто?
– Не профессора, – сказала Валя.
– И не генералы, значит. Так что мы здесь обе с тобой, выходит, для украшения общества. Ведь развлекаться не обязательно с равными, точно?
Контакт! – есть контакт. Лариса делилась опытом. Старшая женщина рассказывала о жизни. Валя внимала мудрости. Счастье у каждой свое, но как много общего в путях горя и радости.
Веселье разобралось попарно. Подходили к столу, уединялись где-то, смыкались в недолговечные кучки. Лариса оставалась сама по себе, легко улыбалась, говорила негромко, и если бы Валя следила за ней внимательнее, то могла бы заметить и указующие на нее движения глаз, и тихое втолковывание о чем-то; Ларисе чуть кивали, понимающе и согласно.
Повалили гулять – лес! лес! луна! новогодье! Мороз обжигал. Скрипел и визжал снег под ногами. Туманный радужный ореол стоял вокруг луны, и разноцветные звезды плясали в черноте.
Вернулись окоченевшие, с хохотом толкались у камина, разлили «для сугрева». Смуглый жиреющий крепыш, не то Прохор, не то Эльдар, принял позу статуи Свободы:
– Пора выпить и за хозяина! Хлебосолен тот, кто стоит в жизни двумя ногами. Да, мы знаем, чего хотим – всего хотим! И некоторые – Игорь, поклонись! – это имеют. Да, мы не пишем стихи в молодости, зато не будем писать жалобы в старости! – картинно остановил аплодисменты. – Выживают сильнейшие – мы выживем! Не Дарвин придумал это – он заимствовал теорию Гоббса, его знаменитую «войну всех против каждого». Так пожелаем же в новом году Игорю – знаете чего? кр-рутого восхождения и настоящей карьеры, худого тут нет, это достойно настоящего мужчины! а себе – богатого и всемогущего друга!
