Карлос Сафон - Узник Неба
Меня поразила безысходная горечь, вдруг прорезавшаяся в его тоне.
— Почему вы так говорите, Фермин?
Мой друг пожал плечами. Вскоре на нашем столе появились фланы, сладострастно трепетавшие и увенчанные алыми вишенками.
— Напоминаю, что скоро вы женитесь, и тогда вам придется завязать с «маргаритами», — подколол его я.
— Горе мне, — сказал Фермин. — Я изошел дымом. Я уже совсем не тот, что прежде.
— Все мы изменились.
Фермин с наслаждением лакомился фланом.
— Где-то я читал, что по сути своей мы никогда и не были такими, как прежде, и наши иллюзии — это всего лишь воспоминания о том, чего никогда не существовало… — промолвил Фермин.
— Так начинается роман Хулиана Каракса, — подсказал я.
— Верно. Как сложилась судьба старины Каракса? Вы не задумывались об этом?
— Думаю постоянно.
Фермин улыбнулся, вспоминая наши прошлые похождения. Указав мне на грудь пальцем, он состроил вопросительную мину:
— Все еще болит?
Я расстегнул пару пуговиц на рубашке и продемонстрировал ему шрам, оставленный пулей инспектора Фумеро, которая пробила меня когда-то насквозь в руинах «Ангела тумана».
— Иногда.
— Старые раны не заживают, так ведь?
— Полагаю, что заживают и вновь открываются. Фермин, посмотрите мне в глаза.
Ускользающий взгляд Фермина сфокусировался на моем лице.
— Вы можете рассказать, что все-таки с вами происходит?
Он замялся на мгновение.
— Вы знаете, что Бернарда беременна? — спросил он.
— Нет, — солгал я. — Вас именно это беспокоит?
Фермин покачал головой, доедая вторую порцию флана и выскребая чайной ложкой последние молекулы сахарной карамели.
— Она не хотела пока мне говорить, потому что боится, бедняжка. Что касается меня, то я стану счастливейшим человеком на земле.
Я пристально поглядел на него.
— Не стану вас обманывать, в настоящий момент со стороны вы совершенно не похожи на счастливчика. Вы нервничаете из-за свадьбы? Вам не по себе от того, что придется идти в церковь и все такое?
— Нет, Даниель. Правда в том, что я весь в предвкушении, пусть даже без священников не обойтись. Я каждый день готов жениться на Бернарде снова и снова.
— В чем же тогда дело?
— Вы знаете, что спрашивают первым делом у человека, собравшегося жениться?
— Имя, — ответил я без запинки.
Фермин медленно кивнул. До сих пор я совершенно об этом не задумывался, но теперь вдруг понял, с какой дилеммой столкнулся мой верный друг.
— Вы помните, Даниель, о чем я рассказывал вам несколько лет назад?
Я помнил превосходно. Во время гражданской войны в результате происков инспектора Фумеро, который до того, как сделать ставку на фашистов, служил наемным мясником коммунистов, мой друг угодил в тюрьму, где едва не лишился рассудка и жизни. Чудом уцелев и вырвавшись на свободу, он решил взять чужое имя, полностью стерев свое прошлое. Побывав одной ногой в могиле, он решил стать другим человеком и позаимствовал имя, которое прочитал на старой афише, объявлявшей о корриде на арене «Монументаль». Так появился на свет Фермин Ромеро де Торрес — человек, создававший свою жизнь с чистого листа изо дня в день.
— Вот почему вы не захотели заполнить документы в викариате, — промолвил я. — Причина в том, что вы не можете воспользоваться именем Фермина Ромеро де Торреса.
Фермин подтвердил мою догадку.
— Послушайте, я уверен, что мы найдем способ сделать вам новые документы. Помните лейтенанта Паласиоса? Он уволился из полиции и теперь преподает физкультуру в колледже в Бонанова. Но порой он наведывается в наш магазин поболтать о том о сем. Однажды он обмолвился, что ныне сложился весьма обширный черный рынок документов, обслуживающий тех, кто провел годы в эмиграции и теперь желает вернуться в страну. По его словам, он лично знаком с одним печатником, владельцем мастерской неподалеку от казарм Атарасанос, у которого есть хорошие связи в полиции, и за сотню песет он выправит кому угодно любое удостоверение личности и зарегистрирует его как положено.
— Я знаю, о ком речь. Его звали Эредиа. Художник.
— Звали?
— Пару месяцев назад его тело выловили в порту. Говорят, он выпал из моторной лодки по пути к волнорезам. Со связанными за спиной руками. Фашистские шуточки.
— Вы с ним встречались?
— Были у нас кое-какие делишки.
— Следовательно, если у вас на руках документы, удостоверяющие, что вы Фермин Ромеро де Торрес…
— Эредиа оформил мне их в тридцать девятом, в самом конце войны. Тогда это было намного проще сделать. Все смешалось, творилась ужасная неразбериха, и когда люди сообразили, что корабль тонет, за два дуро вам продали бы и дворянский герб.
— Почему же в таком случае вы не можете воспользоваться собственным именем?
— Потому что Фермин Ромеро де Торрес умер в 1940 году. То были лихие времена, намного хуже нынешних, Даниель. Тот бедняга не протянул и года.
— Умер? Где? Как?
— В тюрьме, в крепости Монтжуик. В камере номер тринадцать.
Тотчас в памяти всплыла дарственная надпись, адресованная Фермину, которую сделал зловещий незнакомец на титульном листе романа «Граф Монте-Кристо»:
«Фермину Ромеро де Торрес, который восстал из мертвых и хранит ключ от будущего.
13».— Тогда, в тот давний вечер, я поведал вам малую часть своей истории, Даниель.
— Я думал, вы мне доверяете.
— Лично я слепо доверил бы вам свою жизнь. Дело в другом. Я рассказал вам лишь толику правды потому, что хотел уберечь вас.
— Уберечь? Меня? От чего же?
Фермин спрятал глаза, подавленно понурившись:
— От правды, Даниель… От настоящей правды.
Часть вторая
В царстве мертвых
1
Барселона, 1939 год
Новых заключенных привозили по ночам. Черные машины и грузовики трогались со двора комиссариата на виа Лаетана и ехали в тишине через весь город; их будто никто не замечал или не осмеливался замечать. Транспорт Социально-политической бригады поднимался по старой дороге, по склону горы Монтжуик. Многие потом рассказывали, что, различив силуэт крепости, который вырисовывался в вышине на фоне армадой плывших с моря черных туч, они осознавали, что не выйдут оттуда живыми.
Крепость прилепилась к скалам на самой вершине горы и словно парила в небе между морем на востоке, ковром теней, расстилавшимся на севере, и бескрайним городом мертвых на юге — древним кладбищем Монтжуик. Его миазмы поднимались по скалам и просачивались сквозь трещины в камнях, между прутьев решеток на окнах камер. Перед тем замок использовали как военный форт и плацдарм для бомбардировок города. Но вскоре после падения Барселоны (в январе) и окончательного разгрома республики (в апреле) в нем молчаливо поселилась смерть. Жители Барселоны, оказавшиеся в тенетах самой долгой ночи за всю ее историю, старались не смотреть на небо, чтобы не видеть очертаний крепостных стен на вершине горы.
