Мария Арбатова - Дегустация Индии
В Индии убийство обезьян запрещено, в храмах Ханумана люди кормят их, в надежде, что твари походатайствуют за них перед своим предводителем. Ясное дело, что у обезьян начинается мания величия и им кажется, что они управляют Индией. Однажды они оккупировали правительственные здания в Нью-Дели и штаб-квартиру индийских ВВС, катались на лифтах, прыгали по подоконникам, уничтожали документы. После этого в городе Патиала штата Пенджаб на территории зоопарка сделали тюрьму для обезьян.
– Если ты не сделаешь прививки, то даже я не смогу тебе помочь, – предупредила моя подруга Ира Куница, в медицинском центре которой лечится все, чем можно заболеть на планетах Солнечной системы.
– У тебя во внешности есть что-то от индийских богинь, инфекция тебя не тронет! – уверял Шумит.
– Богини? – возмутилась Ирина Куница. – Мне тут после Индии таких богинь и богов медицинским вертолетом привозят... Инфекции мочеполового тракта, гастроэнтерит, инфекции горла, брюшной тиф, полиомиелит, амебная дизентерия, менингококки, атипичная пневмония, малярия, холера, лихорадка Эбола...
– Достаточно... – Мне поплохело.
– А старые индийские банкноты содержат мелких жучков, которые являются переносчиками инфекции туберкулеза, воспаления и абсцесса легких... А на одного индийца в год приходится в среднем 0,2 презерватива...
– Но у меня нет планов в области сексуального туризма...
– А согласно новейшим исследованиям, Александра Македонского, царя, победившего полмира, погубила инфекция индийского энцефалита!
– Но я еду в Индию с более мирными целями, чем Александр Македонский!
– Фигня! – сказал Шумит. – Большое количество острых специй в индийской пище снижает риск кишечных инфекций. Самое страшное для тебя – это комары... Они переносят энцефалит и лихорадку Денге. Я куплю тебе мазь от них... бойся маленьких комаров. Больших не бойся, они глюпые.
Шумит произносит «глюпые» и «лублу», как учитель русского языка в грузинской школе, который говорит:
– Дэти, рюсский язык сложный, понять его невозможно, его можно только выучить. «Вилька», «тарелька», «бутылька» пишутся без мягкого знака, а «сол» и «фасол» – с мягким. Настя – это девочка, а ненастя – плохая погода...
Переучить Шумита нереально, да и надо ли?
Половину моего чемодана занял собранный Шумитом пакет с лекарствами и быстрорастворимой кашей, которая могла понадобиться после тяжелого отравления.
В зале отлета я встретила спутников по путешествию: профессоршу филологии Елену Трофимову, россиеведа Игоря Чубайса и писателя Юрия Полякова с женой Наташей. С Леной и Юрой я была знакома по литературной среде лет 30, с Игорем – по политологической тусовке лет 10.
С Леной я люблю ездить... при всем умеренном темпераменте благочестивой московской филологини Лена для меня всегда проводник в сюрреалистический туризм. Наши совместные поездки никогда не проходят по стандартному сценарию литературоведа и писателя на конференцию.
Недавно мы вместе ездили на конференцию в город Гродно, можно сказать, катались на машине времени в социализм. Конференция была о современной литературе: меня позвали как наглядное пособие, а Лену как аналитика подобных наглядных пособий. Я даже поехала за свой счет, чтобы поддержать бюджет бедного университета, в поте лица и мареве тоталитаризма изучающего русскую литературу.
Ясное дело, что тетенька—устроительница конференции, писавшая мне сладкие зазывные письма, нас не встретила на вокзале. И на прямой вопрос, почему не встретила, умудрилась не ответить шесть раз! Я даже удивилась ее психической устойчивости, видимо, без нее она бы не выжила при лукашенковском режиме.
Я умею жестко задавать вопросы, и уровня «неотвечаемости» гродненской тетеньки на моей памяти достиг только нынешний начальник московского ГИБДД, ровно столько же раз не ответивший мне на пресс-конференции на вопрос, каково юридическое обеспечение перекрывания московских дорог для проезда кремлевского крутняка.
Мы поселились в лучшей гостинице города с по-советски наглым персоналом и без горячей воды. По всем каналам телевизора шли новости и фильмы про Лукашенко, в промежутках фольклорные ансамбли резво плясали под «бярозами». Гостиничный ресторан открывался только для заранее заказанных свадеб и поминок. В местном буфете лежали предметы, по форме похожие на еду, но цвета асфальта.
Буфетчица посоветовала:
– Лучше в магазин напротив сходите, там еды и купите. А это брать не надо...
– А как же они? – кивнула я на группу мужчин в деловых костюмах, терзающих что-то в тарелках гнутыми алюминиевыми вилками.
– Так они под это на завтрак взяли по бутылке водки в одно рыло... – пояснила она.
Гостиничный сервис показался мне непостижимым.
В магазине, который я довольно быстро обнаружила, кроме еды, продавались трикотажные вещи, книги и туалетная бумага. Белорусская торговая стилистика показалась мне непостижимой.
Приличный ресторан на центральной улице оказался один. Местные предупредили:
– Вы туда обедать ходите, а ужинать не ходите!
– Почему?
– А вечером все то же самое, только в четыре раза дороже.
– А почему?
– Желающих много...
– А почему второй не открыть?
– Власти не разрешают...
Белорусская экономика показалась мне непостижимой.
Меня позвали на местный прямой эфир. Его вели две юные девушки, приспособленные к чему угодно, кроме ведения прямого эфира. Пожилой режиссер напомнил:
– Сами знаете, куда приехали, так что давайте предварительно отрепетируем.
– Я не умею прямой эфир репетировать, – созналась я.
– Ну, тогда давайте договоримся. Что вы ничего такого не говорите... ладно? Ни слова про политику!
– А вы в курсе, что я сопредседатель Партии прав человека? – поинтересовалась я.
– Да, я на сайте прочитал, но мы про это ни-ни. Мы вас как писательницу позвали, про книжки будем говорить, девчонки вопросы заготовили только про книжки... не дай бог про ваши права человека!
– Хорошо, но вы имейте в виду, что меня при социализме на телевизор не выпускали, у меня навыков саморедакции нет и уже не будет!
– Да я вам рукой буду махать, если что... Студия была маленькая, с круглым столиком, на нем темнела пошленькая вазочка с искусственным цветком, какие бывают в учреждениях типа столовых, намекающих, что они уже кафе.
Эфир пошел, девчушки зажурчали испуганными голосами. Вопросы были один глупей другого, но я вполне бережно отвечала на них, наступая на горло интонации: «Ну ты, дура малолетняя! Кто тебя сюда посадил?» Самый глупый вопрос они задали о писателях:
– А каких белорусских писателей вы, Мария Ивановна, знаете?