Татьяна Соломатина - Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61
— Аркадий Петрович, даже Панин блюдёт прайваси!
— На то он тебе и муж. Друзья же людям даны вовсе не для соблюдения личных границ. А накурила-то, накурила! Ты что, несколько сразу запаливаешь?!
Святогорский помахал ладошкой, развеивая совсем не воображаемый дым, и осуждающе посмотрел на пепельницу. Размерами она напоминала скорее небольшое корыто и действительно была заполнена до краёв. Иные сотлели сами. Другие — были затушены задолго до конца…
— Эстет хренов!
Татьяна Георгиевна вытряхнула пепельницу в стоявшую у стола корзину для бумаг.
— Так лучше?!
— Нет, не лучше. Раньше ты была аккуратней.
— Ага. И весила на двадцать килограммов меньше.
— Да всем плевать!
— Мне не плевать!
— Если тебе не плевать — возьми себя в руки! Похудей! Меньше кури! И бухать по чёрному завязывай! — Он кинул красноречивый взгляд на полный до краёв стакан виски и перевёл его на опустошённую наполовину бутылку.
Татьяна Георгиевна захлопнула крышку лептопа, судорожно вздохнула и, окунув лицо в ладони, разрыдалась.
— Ну, здрасьте-приехали!
Святогорский подошёл и обнял свою старую подругу.
— Не кисни!
Мальцева со всхлипом обняла товарища, уткнувшись в его начинающее разрастаться брюшко и загундосила обиженным ребёнком:
— Аркаша! Ты — признанный эксперт в деле успокоения женщин и всё, что ты можешь сказать мне: «не кисни!»?
— Прости, — анестезиолог погладил её по голове. — Не кисни, нытик!
Оторвавшись от него и утёрши нос рукавом, Татьяна Георгиевна рассмеялась.
— О! Это уже больше похоже на брата Васю! Теперь, когда мы с тобой разыграли честно спёртую из «Теории Большого Взрыва»[12] сценку, ты обязана привести себя в порядок и подняться к гостям. И быть, мать твою, королевой! Как всегда! Быть! Королевой!
Последний пассаж он произнёс со злой горечью. Пожалуй, он был единственным человеком, на самом деле остро переживавшим всё, происходящее с Мальцевой в течение последних месяцев.
Из Америки она вернулась… Из Америки вернулась не она. Из Америки вернулся кто угодно, но только не Танька Мальцева. В соответствии с законами жанра сентиментального романа стоило бы написать «она вернулась чёрная». Но она вернулась не чёрная. Но и не светлая. Она вернулась — никакая. Покорно и монотонно рассказывала, как замечательно живёт Маргоша, как прекрасно общая подруга вписалась в земли штата Колорадо, как они с фермером идут друг другу, как счастливы в своей жизни и любви. Как будто улетал живой человек, а вернулся — робот. Робот, которому наапгрейдили программу считывания-воспроизведения эмоций. Он знает, в каком месте пошутить, в каком — съязвить, а когда и заплакать. Но он всего этого не чувствует. В любом коте… Да что там — коте! — в любой ветке, в глупом одуванчике, пробивающемся сквозь асфальт, — было больше жизни, чем в Мальцевой, вернувшейся из США.
И первым это заметил вовсе не Панин, а именно Святогорский. Аркадия Петровича сразу мучило несоответствие. Всё-таки он не только старый друг, но и опытнейший анестезиолог. И он знает, когда у женщины глаза горят, а когда — это всего лишь лихорадочный блеск. Или, точнее сказать, — отблеск. Предвестник или последователь чего-то страшного. Надвигающегося или уже произошедшего. Страшное — это глыба. Недвижимая глыба. Люди существуют в поле «перед» и «после». Страшное — это как «глаз» торнадо. Там недвижимость, тишина и пустота. Безвременность вне пространства. И Татьяна Георгиевна как будто в этом самом «глазе» торнадо побывала. Да там и осталась. Сама стала этим «глазом» торнадо.
А уж после того, как Мальцева вышла замуж за Панина — Святогорский окончательно убедился: баба с катушек съехала. И надо срочно её обратно намотать. А, может быть, она в этот замуж именно для того и вышла: чтобы колпак окончательно не сорвало. Что-то в США произошло. И Таньке нужны были реперные точки. Привязки к местности. Точнее — к жизни. Одной Муси было мало. Вот она и вышла замуж… Но Семён Ильич! — опытный дружище Сёма, замминистра по материнству и детству, грамотнейший специалист по женскому здоровью, — ничего не замечал! Он был тупо бездумно счастлив. Возможно впервые за всю свою долгую жизнь. Он уже был мужем, был четырежды отцом. И даже дедом стал! Но он ничего не замечал. Или не хотел замечать.
Татьяна согласилась выйти за него замуж! — Ура!
Татьяна согласилась переехать в свитое Семёном Ильичом гнездо! — Ура!
Татьяна покорно приняла подарок: роскошный дом, чего уж — особняк, — записан на её имя! — Ура!
Татьяна разрешила ему дать дочери его отчество, не дожидаясь… — Ура!
Татьяна не перетащила сюда портрет Матвея, и он пылится в одиночестве запертой и забытой квартирки, куда она и не ходит нынче! — Ура!
В общем, вёл себя Семён Ильич как жизнерадостный кретин, которому внезапно попёрло в рулетку — и он гребёт, и гребёт, и гребёт к себе, в эйфории позабыв, что казино всегда в выигрыше.
Причины его не волновали. Он был счастлив следствиями. Не разглядев, что его обожаемую Таньку накрыло.
Даже то, что Мальцева совершенно перестала интересоваться дочерью — не насторожило Панина. Ну а что такого? Танька никогда не любила возиться с детьми. Мать — не та, что жопу моет. Слава богу, есть кому быть и мамками, и няньками, и гувернантками. Люди-то они не бедные! Сам Панин в дочери растворился совершенно. И Татьяна даже шутила, — тем самым роботом, — что, мол, инверсия. Обыкновенно мамочки сходят с ума и идентифицируют себя с малолетними детишками, совершенно забывая о мужьях. А тут вот Сёму стебануло необыкновенно. Натуральный Рэтт Батлер. Того и гляди пони купит.
Она даже к работе стала равнодушна. Танька! Равнодушна к работе! Нет, она как и прежде была добросовестна. Сверх меры. Но это… Как бы… «Пропала искра в отношениях!». Сперва все списывали происходящее на отсутствие верной Марго. Ну что за Дон Кихот без Санчо Пансы?! Но в конце концов, жизнь — не литература. Марго и Марго. Всего лишь старшая обсервации и гениальная акушерка. Незаменимых людей нет. И ампутацию руки переживают рано или поздно. А что друг? — ну так вот он тебе, друг. Нынешний мир позволяет. Хоть несколько раз в день кури по скайпу. Чем тебе скайп не подвал или кабинет?
Через два месяца по возвращении Святогорский застал Мальцеву за интересным занятием. Она резала себе вены. Глубоко, методично — со знанием дела.
Роддом закрылся «на помойку» — как любят писать девочки на форумах. И все уже ушли в отпуск. Начмед Татьяна Георгиевна Мальцева заперлась в «блатном» семейном родзале и набрала полную ванну горячей воды. Заведующий отделением реанимации и интенсивной терапии Аркадий Петрович Святогорский, катившийся за город в компании своей верной супруги, внезапно ощутил невероятной силы волну — и развернулся через две сплошных. На трассе. И даже его жена — как известно, Исполняющая Обязанности Всевышнего, — сварливая особа, никогда не упускающая случая распилить своего мужа вдоль, поперёк, с последующим мелким шинкованием, — молчала до самого родильного дома. У которого он тормознул так, что разверзлись бы хляби небесные, если бы они не разверзлись прежде, — ливень шёл стеной вот уже с полчаса. Чуть не въехав в стену, он выскочил, не захлопнув дверь.
