Любовь Рябикина - Ветеран
К утру Митрич принял решение. Встал и ушел, стараясь не скрипнуть ни одной половицей. На улице едва рассвело и никто его ухода не заметил. В кухне прихватил с собой немного еды и старую солдатскую фляжку. Забрал со стены старенький немецкий бинокль, который когда–то снял с шеи убитого фрица.
Выйдя в хлев, взнуздал сразу поднявшегося с соломы Ветерка. Старый Чубчик тоже встал и смотрел, как накидывают седло на его сына. Полозов вышел из хлева, ведя коня в поводу. Тихонько прикрыл вортницу. Оставив лошадь у крыльца, зашел в летнюю кухню. Прихватив с собой пару мешков и маленькую саперную лопатку, вышел на улицу. Забрался на коня и чуть дернул коленями по шершавым бокам…
Старый лесник ехал долго, удаляясь от кордона все дальше и дальше. Солнце уже взошло, когда он остановился у края глубокого оврага. Спешился, накинув повод лошади на торчавший дубовый сучок. Посмотрел вниз и вздохнул. Песчаный склон резко уходил вниз метра на три. Дальше тянулись кусты. В самом низу чуть проглядывало сквозь клочья тумана и кусты небольшое озерцо. Куковала вдали кукушка. Пели на разные голоса птицы. Лес покрылся легкой, пока еще мелкой, листвой и казался стоящим в дымке.
Митрич поймал себя на мысли, что впервые слышит кукование в этом году. Раньше он бы обрадовался и обязательно спросил:
— Кукушка–кукушка, сколько еще годков мне землицу топтать?
Он не верил в приметы и все равно спрашивал каждый год, услышав первую кукушку. На этот раз не спросил. Подняв голову, посмотрел на крону могучего дуба. Листочки еще только начали проклевываться и дерево казалось усеянным огромным количеством желто–коричнево–красных жуков. Прошептал, погладив шершавую бугристую кору ладонью:
— Что, старик, все шумишь? Еще мощнее стал, смотрю, а я вот дряхлею. Уж извини, что редко навещаю и сейчас к тебе пришел, чтоб забрать то, что оставил когда–то…
Вернулся к Ветерку. Забрал саперную лопатку, привязанную к луке седла. Подошел к подножию дуба и принялся копать…
Обратно Митрич возвращался другой дорогой. Ему ли, проработавшему всю жизнь лесником, не знать было своих мест. Он остановился на бугре возле того самого места перед гатью, где обнаружил следы колес. Посмотрел вниз. Этот бугор врезался в болото узким языком и тянулся в сторону шумевшего вдали березняка, плавно сходя на нет.
Дорога по гати была перед старым ветераном, как на ладони. Он знал, что настил выдерживает даже грузовые машины и бандиты об этом тоже наверняка разузнали. С вершинки бугра просматривалась большая часть болота с редкими чахлыми сосенками тут и там. Кустарнички голубики торчали на редких кочках клочками, но в основном укрыться на зеленом ковре оказалось негде. Ни назад, ни вперед никто не смог бы выбраться незамеченным. К тому же на самой гати машине было не развернуться.
Полозов мрачно кивнул собственным мыслям. С трудом стащил нагруженные чем–то неровным мешки с крупа коня. Оглядевшись, подхватил мешок поменьше. С трудом закинув его на спину, прихватил саперную лопатку и начал спускаться вниз. Уставшая лошадь подняла голову от пробившейся травки под кустами, которую с аппетитом щипала, позвякивая удилами. Посмотрела вслед хозяину и вновь принялась за травку…
Митрич подошел к краю гати и осмотрелся. Пройдя немного вперед, положил мешок на почерневшие бревна. Развязал устье и извлек первую противотанковую мину. Достав из мешка моток провода, быстро подсоединил к мине, забив запал в специальное гнездо. Поддев лопаткой землю между бревен, положил мину и перекрестился:
— Прости меня грешного, Господи. Не думал, что после войны тоже придется мины ставить…
Быстро замаскировал место минирования и тронулся дальше. Вторую и третью мины он поставил друг от друга метрах в пятидесяти. Замаскировав, все же отметил места минирования уткнутыми напротив ошкуренными палками. Ошибаться он не хотел. Рядом, чтоб не сильно в глаза бросалось, навтыкал обычных зеленых кустов.
Осторожно протянул провода наверх бугра, пристроив за старой березой. Замаскировал снизу листвой и старой травой. Дальше просто слегка прикопал. Подсоединил проводки к трем взрывателям, поставив их в ряд.
Не спеша, но все же прислушиваясь, развязал второй мешок, так и лежавший на земле все это время. Внутри оказался пулемет и два диска с патронами. Полозов пристроил оружие между стволов у березы, немного раскопав землю для сошек. Лег за пулемет, вспоминая войну: он, совсем молодой парень, вот точно так же лежит за пулеметом и стреляет по бегущей немецкой цепи.
Отогнав воспоминания, сквозь прицел посмотрел на гать. Невольно подумал: «Хорошее место для засады. Все очутятся под прицелом…». Вздохнул и огляделся. Шумела береза над головой и все вокруг дышало миром и покоем. Полозов кивнул головой собственным мыслям и вставил диск, приготовив пулемет к бою.
Времени было уже десять утра, когда он закончил приготовления. Вокруг пели птицы, шумела зеленая листва, покачивала белоснежными цветками в метре от старика кудрявая ветреница. Ветерок слабо заржал. Митрич, доставший газету с завернутой едой и собравшийся перекусить, неожиданно подумал: «Как бы он меня не выдал. Испугается животина выстрелов, оборвет повод и понесет…».
Отложив сверток с едой в сторону, подошел к коню. Отвязав длинный повод от березовой ветки, вновь забрался в седло и тронул коня ногами, направляя к березняку вдали, но так и не доехал до рощи. Проехав метров триста, остановился. Привязав к узде длинные вожжи, закрепил их на зеленом стволе трепетавшей осины и легонько похлопал лошадь по шее:
— Постой тут, попасись. А я со своим делом управлюсь и приду.
Ветерок, словно все понимая, покивал головой, тут же потянувшись к сочной травке у костов…
Старик вернулся к месту засады. Усевшись на землю, принялся за еду. Он ел не спеша, старательно собирая в горсть хлебные крошки и кидая их в рот вместе с ломтиками сала. Лицо Полозова было спокойно. Руки не тряслись. Лишь глаза горели странным огнем. Во взгляде не было привычной мягкости, присущей большинству стариков. Он твердо знал, что будет стрелять по людям так же, как стрелял в войну и знал, что не отступит от принятого решения.
Поев, Митрич напился родниковой воды из фляжки. Старательно завернул остатки хлеба и сала в газету, спрятав в карман старого пиджака. Расстегнул пуговицы и стащил пиджак с плеч. Бросил у подножия дерева. Сел на него, прислонившись спиной к толстому березовому стволу и вытянул ноги. Откинувшись затылком на нагретый солнцем ствол, прикрыл глаза, вслушиваясь в звуки вокруг. Рядом стоял пулемет. Его ствол смотрел в сторону гати. И как–то не вязалось оружие с той умиротворенностью, которой дышала земля вокруг.
Солнце пригревало все сильнее. Легкий ветерок приятно обдувал тело. Птичий хор, шелест трав и листвы навевали дремоту. К тому же бессонная ночь давала себя знать и все же Митрич не дал себе расслабиться.
Прошло около часа, когда старик расслышал сквозь щебетание и чириканье шум моторов. Глаза резко открылись и дремоты как не бывало. Полозов встал на ноги и повернул голову вправо, прислушиваясь. Гудение приближалось. Лесник отряхнул пиджак. Надел его на себя и застегнул на все пуговицы. Даже у рубахи застегнул верхнюю пуговку, которую обычно даже зимой не застегивал.
Посмотрел на взрыватели, затем окинул взглядом пустынную гать. Взглянул на наручные часы. Времени было половина двенадцатого дня…
Бандиты ехали на четырех машинах. В первой иномарке на переднем сиденье, вольготно откинувшись, разместился главарь по прозвищу Винт. Был он толст и лыс. На синих от наколок пальцах сияло несколько золотых перстней. За спиной сидел бугай с золотой фиксой и бурчал:
— …теперь старый черт заплатит! Обязательно…
Винт усмехнулся, пошевелив пальцами–сардельками:
— А куда ему деваться? Если откажется сейчас, так со второй девчонкой вы прямо у него на глазах разберетесь. Я…
Договорить бандит не успел. Сильный взрыв подбросил машину вверх. Бензобак мгновенно взорвался и яркое пламя взмыло под небеса. Винт и его приспешники даже не успели понять того, что произошло. Тут же второй взрыв подбросил вверх последнюю машину въехавшую на гать. Никто не успел выскочить из полыхнувшего пламени…
Митрич убрал руку с ручки взрывателя и перекрестился:
— Прости Господи, прегрешения мои…
Торопливо склонился к пулемету, заметив что из оставшихся целыми машин с дикими воплями ужаса выскакивают бандиты. Некоторые кинулись бежать к бугру, но длинная очередь заставила их повернуть назад. Кое–кто попытался отстреливаться, но несколько пистолетных выстрелов не причинили Митричу вреда, так как пули просто не долетели. Трое кинулись в сторону кордона. Новая очередь отрезала им путь, указывая, что туда соваться не стоит. Еще пять попытались проскочить мимо горевшего последнего автомобиля, но и тут Митрич не пропустил их. Для бандитов оставался только один путь — через топь.
