Анатолий Макаров - Выставка стекла
От того, что его обыденные слова возведены в юридический ранг, Вадим вновь испытал накат жаркой и потной волны испуга, но ответил по возможности твердо:
— Отдаю.
— А у меня есть другие сведения об этом вашем гулянии в «Национале», — зло сказал Вячеслав Иванович, — о том, за чей счет пили вы там коньячок. — Он посмотрел на часы и сильными пальцами побарабанил по столу. По этой чрезмерной, где-то уже виденной кинематографической выразительности Вадим понял, что Вячеславу Ивановичу позарез необходимо подтверждение того, будто расплачивался в «Национале» американец.
— Другие сведения, — повторил Вячеслав Иванович, еще раз взглянув на часы, подошел к двери и выглянул в секретарский предбанник. Потом вновь повернулся к Вадиму с выражением заметного удовлетворения на лице. В кабинет вошла Инна.
Всего два дня не видел ее Вадим, но по первому впечатлению за это несущественное время она изменилась больше, нежели за тот год, который Вадим провел в Читинском автобате. Какая-то особая взрослость проступила в ее облике, и это при всем при том, что Инна даже в школе выглядела вполне зрелым человеком.
Теперь же нечто отчужденно-дамское, почти высокомерное сквозило в ее взгляде, в медленных, полных снисходительного достоинства жестах, в той прямо-таки светской самоуверенности, с какою опустилась она на подставленный Вячеславом Ивановичем стул. Не спрашивая позволения, Инна достала из сумочки коробку сигарет и, как бы заранее предвидя жест Вячеслава Ивановича, чуть наклонилась к поднесенной им зажигалке.
— Вы, надеюсь, знакомы? — с полуулыбкой спросил Вячеслав Иванович Вадима, демонстрируя тем самым, что формальностями не имеет права пренебрегать.
— Всего лишь с восьмого класса, — усугубляя шутливость интонации, ответил Вадим.
Инна, к его удивлению, не пожелала хотя бы взглядом поддержать его веселую интонацию. Просто кивнула головой с уже замеченной снисходительностью, факт есть факт, о чем говорить.
— Очень хорошо, — удовлетворенно отметил Вячеслав Иванович и тотчас поинтересовался: — Не отрицаете, что в августе нынешнего года вместе со своим другом Всеволодом Шадровым вы обедали в кафе «Националь» в компании гида с американской выставки?
До Вадима вдруг дошло, что это именно очная ставка и ничто другое, очная ставка с той, с кем всего только два дня назад они сидели поздним вечером в университетском дворе, соприкасаясь коленями, и ветер бушевал в сентябрьской листве над их головами.
— Не отрицаем, — засмеялся он, желая повернуть глупую эту процедуру фарсовой стороной, — и то, что Новый год встречали вместе, не скрываем.
И опять, против ожидания, Инна не приняла подачи, светской струйкой выпустила дым и заметила как бы между прочим, что обедом в сущности упомянутую встречу назвать нельзя, так, посидели, поболтали чуть больше часа.
— Надеюсь, беседа была приятная? — не утрируя иронии, полюбопытствовал Вячеслав Иванович.
Вадиму почему-то пришло на ум, что следующий вопрос наверняка коснется их недавнего сидения в сквере, общей, охватившей их паники, безумных намерений Инны поднять на ноги иностранную прессу, ее готовность на костер, на казнь, на любой сумасшедший поступок, и решил во что бы то ни стало отвести разговор в другую сторону. Он принялся рассуждать о подготовке американских славистов, что казалось естественным, поскольку американец в «Национале» отрекомендовался славистом, интересовался прижизненными изданиями Маяковского и других поэтов из лефовской компании.
Вадим рассчитывал, что Инна подхватит его версию и поведет столь привычный и свойственный ей разговор о литературе, однако она пренебрегла этой возможностью, молчала и смотрела на него с некоторым сожалением, как на недотепу, осмелившегося привлечь всеобщее внимание своим якобы остроумным рассказом и теперь запутавшегося в собственных шутках. А в глазах Вячеслава Ивановича стояла смешанная с раздражением скука.
Наконец он не сдержался и спросил, а кто же платил за все эти литературные экскурсы? Вадим открыл рот, чтобы в который уж раз объяснить, как было дело, но Вячеслав Иванович поворотом головы дал понять, что вопрос относится к Инне.
Вадим даже обрадовался этому, его собственное объяснение наверняка прозвучало бы скандально, истерично и неубедительно, потому что сколько раз можно повторять одно и то же, а Инна в своей непривычной сегодняшней манере должна была ответить конкретно и точно.
— Кто платил? — переспросила Инна со скучливым выражением красивой обеспеченной женщины, не обремененной материальными соображениями и расчетами. — Убей Бог, не помню.
Она не ведает, что творит, со страхом подумал Вадим, заметив на лице Вячеслава Ивановича уже знакомое победно-удовлетворенное выражение.
Инна поморщилась, демонстрируя бесплодные усилия памяти, потом утомленно пожала плечами:
— Нет, не помню. Просто не обратила внимания.
— Ты что? — удивляясь самому себе, небывало грубым голосом почти заорал Вадим. — Как это ты не помнишь! Ты соображаешь, что говоришь? Ведь только Севка один и общался с официанткой? Ты отдаешь себе отчет?! Севка же именно всех нас и позвал! Он же там себя хозяином чувствовал! Как это ты не помнишь?
Обиженная его тоном, Инна повернулась лицом к Вячеславу Ивановичу, как бы ища у него защиты.
Это выглядело уже явным предательством, невероятным, неслыханным, нестерпимо обидным от того, что снисходительная сообщническая улыбка в одно и то же время проскользнула по губам Вячеслава Ивановича и Инны. Вадим совершенно явственно ощутил, как отвратительный, шершавый комок застрял у него в горле.
— Наш друг напрасно горячится, — покровительственно-доброжелательным тоном произнес Вячеслав Иванович, вновь обращаясь более всего к Инне, — ему кажется, что его память — самая лучшая.
Конечно же, сотрудник органов хотел, чтобы Инна признала, будто платил американец, вдруг совершенно очевидно сделалось Вадиму, он даже уверен был, что она именно так и скажет, и тем, что она этих слов не произнесла, Инна подвела Вячеслава Ивановича. Однако подвела не слишком. Потому что мнимая беспамятность, рассеянность, невнимательность — это тоже аргумент в его пользу. Довод в пользу того, чтобы считать Севку иностранным наемником, расчетливым подонком, который на всех перекрестках агитирует за американский образ жизни, а за это жрет и пьет на счет ЦРУ в самых лучших московских ресторанах.
— Моя память не лучшая, — медленно выговорил Вадим, не узнавая своего голоса, — но она очень хорошая. Я твердо помню, что в кафе расплачивался Шадров. С моей помощью, потому что я добавил ему недостающие пять рублей.
— А вот это уже что-то новое, — отметил без улыбки Вячеслав Иванович, — что же вы об этом раньше не упоминали?
— Потому что не считал это важным, — все еще удивляясь дерзости своего тона, ответил Вадим, — да и неудобно было как-то признаваться в своем безденежье, у меня это была единственная пятерка… Инна! — без всякого перехода крикнул он, — опомнись, неужели ты всерьез думаешь, что мы гуляли на деньги этого жлоба-слависта?!
— Во-первых, я не гуляла, — глядя Вадиму прямо в глаза, ответила Инна, — я выпила чашку кофе и съела кусок яблочного пая. И потом, — она раздраженно повела плечами, — я уже сказала, что не помню, кто платил. Когда друзья зовут женщину в кафе, она имеет право не думать о деталях.
— Потому что она уверена в тех людях, которые ее пригласили, — вновь почти прокричал Вадим. Ему было стыдно спорить о десятках этих и пятерках, пусть вполне для него существенных и все равно недостойных такого дотошного разбирательства, не имеющих права быть мерилом человеческой судьбы.
— Я заявляю совершенно официально, — опять-таки дивясь тому, что его язык произнес такие слова, продолжал Вадим, — что в кафе всех нас пригласил Шадров и расплачивался по счету он же. Я готов подтвердить это на любом суде.
Во взгляде Вячеслава Ивановича промелькнула кромешная насмешка, которую в то же время можно было принять за удивление.
— Предусмотрительно, ничего не скажешь, предусмотрительно, — покачал он головой, не то одобряя Вадимову готовность, не то осуждая ее безоговорочно. А Вадим кричал, что врать его никто не заставит, что если на то пошло, он разыщет ту официантку, которая в тот проклятый день обслуживала их столик, и она подтвердит, что платил ей Шадров, не может не подтвердить, несмотря на то что у нее каждый день миллион клиентов, она еще иронически посмотрела на то, как они с Шадровым шушукаются, соображая, хватит ли денег.
— Ну и как, хватило? — вдруг с пониманием, как-то совсем по-приятельски поинтересовался Вячеслав Иванович.
— Хватило в обрез, — растеряв кураж, признался Вадим. — Даже полтинника на чай не получилось.
И пояснил, что именно по этому поводу рассчитывает на ее память.
