Марк Гиршин - Убийство эмигранта. (Случай в гостинице на 44-ой улице)
Все же встал, чтобы посмотреть, что за вопросы дали мне вчера Вовы. Ничего особенного, просто они хотят создать впечатление, будто они такие мощные умы, что любая проблема для них семечки.
Днем решился, позвонил Ноле. Но ее не было дома. Ходил в книжный магазин, смотрел всякие книги, даже по садоводству. Хотя я мало понимал, приятно было листать страницы, так книги хорошо изданы. Когда глаза устали, поднялся по лестнице на второй этаж, где продают грампластинки, слушал классику и смотрел через окно на улицу. Был еще день, не то дождь, не то туман, машины ехали с зажженными фарами, и в запотевших окнах горел свет. Я уже немножко знал Нью-Йорк и представлял себе липкий теплый воздух улицы, пахнущий жареным мясом и сладковатым томатным соусом, если поблизости была закусочная или стоял продавец горячих сосисок со своей тележкой.
Пора спать.
Октября 21-еБыл на лекции Вов. Сейчас расскажу все по порядку.
Прежде всего, Вовы забыли, что мы договорились ехать вместе. Вова накануне сказал, чтоб я был готов, он мне позвонит, и я тут же должен спуститься вниз, там уже будет машина, и мы поедем. Но никто не звонил. Я ждал, а потом сам позвонил Вове. Но в гостинице Вов уже не было. Я подумал, они в спешке могли забыть. И я поехал, даже взял бумажку с вопросами.
Начну с того, что американцев было мало. Были вовины родственники в пестрых нарядах. Несколько новых эмигрантов. Рядом со мной сидел юркий москвич с обликом фарцовщика. Потом оказалось, что он кандидат наук. Когда он узнал, что я знаком с Вовами, рассказал, что уже читал пробную лекцию в одном американском университете, и теперь ожидает приглашения прочесть курс. Он был уверен, что оно вскоре последует, хотя бы потому, что на его лекции было по крайней мере раза в три больше людей, чем здесь, обвел он взглядом почти пустой зал. Не желая, чтоб его заподозрили в недоброжелательности к Вовам, он тут же добавил, что Вовы в этом, конечно, неповинны, работа у них интересная.
Впереди нас, через несколько пустых рядов, сидело три американских профессора, один из них был шеф славянского департамента этого колледжа, а другой юрист. Так сказал мой сосед. Вовы появились в аудитории после всех и вместе с каким-то старым американцем в измятом спортивном пиджаке уселись за столиком на эстраде. Американец предложил собравшимся послушать лекцию русских ученых, представляющую собой изложение уже подготовленной к печати работы, но тут Вова перебил его: книга уже принята одним издательством, вот такая толстая книга, показал он пальцами аудитории. Американец был приятно удивлен: вот, уже принята, и мы в скором времени будем иметь удовольствие ее читать, как хорошо!
Этот профессор рядом с Вовами выглядел настоящим уличным оборванцем, настолько они были нарядно одеты. На Вове осенний приталенный костюм, из кармана торчал платочек в крапинку, а Люся вся в металле: серьги, брошь, кольца и браслеты, которые, когда она поднимала руки, чтобы поправить прическу, со звоном съезжали к локтям. И вообще они расположились на эстраде по-хозяйски, Вова свой пиджак повесил на спинку стула и закурил, а Люся послала кому-то в зал воздушный поцелуй. Но этого им показалось мало, и кто-то из них умышленно громко спросил американца, представлявшего их, на какую тему они приглашены читать лекцию. В зале заулыбались, послышался смех, доброжелательный, а американец-юрист, который сидел в кучке профессоров, выглядел просто осчастливленным, с таким видом он повернулся к шефу, который сидел за его спиной. Получалось, что все темы для Вов это семечки, они, мол, даже не потрудились узнать, о чем им предстоит сегодня говорить. Эта самореклама возмутила только меня и моего соседа, но того, скорее, из зависти к Вовам. В зале повеяло благожелательностью, многие улыбались, а кто-то даже восхищенно жестикулировал. После этого Вовы заговорили. Говорила Люся, а Вова улыбался и пускал клубы дыма. Иногда он тоже спешил что-то вставить, и к середине лекции, когда оба уже как следует разошлись, это был дуэт. И все врали. Что их будто бы зам. председателя Совета министров какой-то республики пригласил на правительственную дачу. А только что говорили, что их там преследовали, и как им было плохо. И вдруг зам. председателя. И прямо на правительственную дачу. Потом какие на той даче чудеса, огромный холодильник, такого ни у кого из присутствующих нет, а в нем медвежий окорок и лучший «Мартель» в оплетенной бутыли. Об этих чудесах на правительственных дачах я тоже слышал, любой, кто жил в Союзе, слышал. Но зачем сочинять, что был? Женщины же на этой даче все в шестимесячных завивках колхозниц, выпалил под конец Вова.
Мой сосед сказал с видом превосходства, что с прической придумано не плохо, но он, например, упоминает только черных лебедей. Это впечатляет сильнее.
А Вовы уже хвалили разрядку. В Союз тогда попадет больше дефицитных товаров Запада, значит, возрастет потребность в спекулянтах. Их уже сейчас много, а будет еще больше. И хорошо, потому что они на самом деле не спекулянты, а прообраз возрождающегося класса свободных предпринимателей. Это в городе. В деревне же колхозы разваливаются, и уже заметен рост класса лендлордов. У нас крестьяне их любят называть помещиками, вставил Вова. А сделаться помещиком сейчас в Союзе очень просто. Из колхозов все бегут, поля заросли сорняком, избы заколочены. Вы за гроши покупаете этот дом, записываетесь в колхоз, конечно, не вы, а ваши родственники, желательно пенсионеры. Чтоб не придрались. Других ваших родственников записываете в другой колхоз. Третьих — в третий. Чем больше будет таких тайных держателей земель, тем лучше, пройдет еще несколько лет и окажется, что вся земля уже собрана в их руках, а колхозы существуют только на бумаге. Все очень просто.
После этого Вовы перескочили на внешнюю политику, американцы, мол, только и делают, что всюду отступают. Но тут оборванец-профессор, который до сих пор смирно сидел рядом с Вовами на эстраде, вдруг негодующе заклокотал. Вовы на мгновенье замялись, но тут же наперебой стали уверять, что их неправильно поняли. Тем не менее, в своей книге они учтут замечания профессора, спасибо, мы вам очень благодарны, очень полезная мысль. Американца это заметно смягчило, и он даже помог Вовам выкрутиться из незавидного положения, прошло всего полчаса, а им уже нечего было говорить. Американец сказал, что отведенное на лекцию время уже исчерпано (что Вовы, как я теперь понял, нарочно опоздали минут на двадцать, да еще десять рассаживались за столом и слали воздушные поцелуи, он, конечно, забыл), мы, мол, должны через несколько минут освободить аудиторию, за что я хочу попросить извинения у наших уважаемых русских коллег, которые, судя по услышанному, могли бы сообщить нам сегодня еще много интересного, так вот, если присутствующие не возражают, можно это оставшееся время использовать для вопросов и ответов, пожалуйста задавайте. Ни один из американских профессоров вопросов не задал.
Спрашивали американские студенты, забавно говорящие по-русски, скорее всего, чтобы попрактиковаться в языке. Американец, возможно, чужой в этом колледже, он сидел один в самом последнем ряду, задал вопрос по-английски, на что Вова с неподражаемым нахальством тут же ответил, что, насколько он понял, интерес вызвала…, но тут Люся его перебила, чтоб не стало ясно, что Вова по-английски не понимает. Мы принимаем какие-то единичные явления за общие, вы это имеете в виду? — спросила Люся. Да, единичные за общие, опять влез Вова, ваш вопрос напомнил мне один анекдот, крайне популярный в моей стране, и он тут же рассказал мой анекдот.
Понимаете, «уже!», откровенно расхохотался Вове. Я уверен, что никто ничего не понял, но родственники стали дружно аплодировать. Американец удивился, но промолчал. Тут оборванец-профессор встал со своего места и пожал руки Вовам. Это означало, что лекция закончилась.
Прямо с эстрады Вова попал в объятия родственников. Американские профессора топтались в сторонке, как сироты. Мой сосед сказал, что когда он читал свою пробную лекцию, такого базара не было. Не иначе, у него на душе скребли кошки. Оборванец профессор, на котором, видно, лежала обязанность проводить Вов, терпеливо ждал, пока они закончат принимать поздравления. Я набрался смелости, подошел к нему и пожаловался, что хотел покритиковать лекцию, но мне не дали слова. Я думал, он спросит, что мне не понравилось, но он безразлично согласился, что на все не хватило времени. Видимо, его так утомил этот галдеж, что ему трудно было разговаривать, а скорее всего было все равно, какие бы мнения ни высказывали.
Зато мой сосед, которого продолжающееся чествование Вов, теперь уже с участием американских профессоров, терзало завистью и о котором Вовы, как и обо мне, совсем забыли, неожиданно предложил отвезти меня домой на своей машине. У него была длинная машина, и задняя ее часть завалена кожаными куртками. Они были накрыты брезентом, чтобы, как он мне объяснил, не привлекать внимания уличных воров, и он сначала пересчитал куртки, а потом мы поехали.
