Анна Кэмпион - В блаженном угаре
Освещенная лучами заходящего багровеющего солнца, она дьявольски напоминает выточенную из янтаря богиню, свет падает так, что виден золотистый пушок на коже, поэтому контуры тела кажутся размытыми, Рут сливается с окружающим ее пространством. М-да, современные женщины довольно мускулисты, модификации трогательно хрупкой Одри Хепберн теперь почти не попадаются.
Она присаживается и ставит бутылку впритык к моим ногам.
— Хочешь, чтобы я убрал ноги?
— Хочу. Класть ноги на стол неприлично.
— Согласен. Но, понимаешь, я растер кожу на бедре.
— Тогда не убирайте.
— Спасибо, здоровую могу убрать. Можно? — Я указываю на бутылку.
Она передает мне ее, запотевшую от жары, как выясняется, очень скользкую. Поэтому мне все равно приходится убрать со стола и другую ногу и сесть прилично, чтобы плеснуть водички на носовой платок. Опустив подбородок и сложив на животе руки, она смотрит, как вода капает на пол. Я обтираю лицо, шею и руки. Это омовение — нечто вроде передышки, и для нее тоже. Угу, значит, можем проявить понимание, когда захотим, когда это касается насущных потребностей.
Глядя на нее, думаю вот о чем: бывал ли я когда-нибудь до такой степени поглощен собственной персоной? Кэрол считает, что да. Да! Она постоянно упрекает меня в назойливости, будто бы я вечно от чего-то там ее отвлекаю… от чего-то очень важного для нее «лично», так она это формулирует. Говорит, что у меня пунктик: «сверхценные идеи» — СЦИ, так что менее ценные, не мои, всегда побоку. Черта, свойственная законченным параноикам, вроде Гитлера, Наполеона, Пол Пота. Я не принимал всерьез брюзжанье Кэрол, до тех пор пока не умерла одна моя помощница. И потому мне вернули отправленные ей письма.
Дорогая Джин!
Спасибо, что позвонила. Знаешь, многие вирусы гриппа мы сами и породили, экспериментируя на животных.
Я уезжал в Бостон, просили помочь люди, у которых сын подался в кришнаиты, очень тяжелый случай. В секту «Харе Кришна»[37] он вступил из-за гибели своей девушки. В автокатастрофе. Причем машину вел он сам. «Сломался» я, когда он привел меня на ее могилу, почему-то это невероятно меня потрясло. То, как он лежал на могильной плите и плакал, плакал. Я старался взять себя в руки, но не смог, эти его рыдания — непередаваемы. Не знаю, что еще писать, как-то не пишется, да и дел по горло. Наверное, лучше на этом нам с тобой попрощаться. А мне — осчастливить кого-то возможностью поработать с такой ценной помощницей.
С наилучшими пожеланиями
Пи Джей.Дорогой Пи Джей!
Спасибо за чудный эквадорский лес под дождем, наверное, вы с Кэрол купили эту открытку во время очередного вояжа. Очень мило с твоей стороны прислать мне такое буйство жизни и красок именно в печальный момент нашего расставания, ведь ты не собираешься больше со мной сотрудничать. Ты ясно дал понять, что не желаешь вспоминать о том мальчике-кришнаите. И все же позволь сказать, что меня очень тронули твои переживания, представляю, как тебе было больно. Как тут не вспомнить Рильке: «О смерти знаем то лишь, что известно смертным: она нас ловит, чтобы увлечь в не-бытие». Мне было бы приятно думать, что когда-нибудь снова могу тебе понадобиться, вдруг захочешь — да-да! — пооткровенничать на эту тему. А я все никак не вылезу из гриппа.
С нежнейшими дружескими чувствами
Джин.Интересно, почему мне тогда показалось, что ее письмо чересчур официально? Ума не приложу почему, но именно так я его воспринял. А сам-то хорош. Эта дурацкая открытка с гребаным Эквадором, не имеющим никакого отношения ни к Джин, ни к нашей с ней работе и дружбе. Она еще умудрилась обнаружить там «буйство красок и жизни», вот это добило меня окончательно. А я-то возомнил, что написал некое откровение, полное тончайших эмоций, и никак не ожидал, что Джин обладает даром сочувствия…
Рут смотрит на меня без всякой враждебности, взгляд — вяло-спокойный, даже мягкий. Это досадно. Я привык играть именно на враждебности, а тут — разве что легкая ирония. Дескать, у тебя на руках все карты, ну и что?
— Ну, хорошо, хочу кое о чем тебя спросить. Что самое главное в человеческой жизни? Главная ее цель?
Она снимает со своего сари волоски, внимательно их рассматривает и выпускает, глядя, как они плавно падают на пол.
— Что скажешь?
— А если целей несколько?
— Погоди-погоди, пожалуйста, без ораторских приемчиков: задай свой вопрос, если не ведаешь ответа. Слышала что-нибудь о Сократе?
Она выпрямляется и скрещивает лодыжки.
— Да-а-а. — Голос не сказать чтобы очень уверенный.
— Платоновский Сократ в одном из диалогов — в «Федоне», — рассуждая о бессмертии души, говорил: «…душа не уносит с собою в царство мертвых, в Аид ничего, кроме воспитания и образа жизни, и они-то, говорят, доставляют умершему либо неоценимую пользу, либо чинят непоправимый вред с самого начала его пути в загробный мир».[38] Вот видишь? Так что давай перейдем к фактам. Чему тебя учит Чидаатма-Баба?
— А какой смысл об этом говорить? У вас ведь уже сложилось о нем определенное мнение.
Она вырывает из головы волосок и медленно пропускает его между сложенными пальцами.
— Смысл вот какой: раз это касается тебя, мне важно уяснить, что сие есть.
— «Постигни: как только ты заглянешь в мое сердце, там увидишь то, о чем можно сказать: „я есть то, что есть“, — и большего тебе не скажут ни книги, ни всякие изречения». То, что есть. Вот чему учит Баба.
— Угху. — Я стараюсь не сорваться, говорить спокойно. — Ах, вот, значит, чему. «То, что есть», говоришь? Это его слова?
— Слова его, — сообщает Рут своему волоску.
— «Он один станет тем, кто восклицает: „Я есть то, что есть! И тот, кто должен пребывать, есть я!“ Только так можно постичь суть сущего». «Тат твам аси». Это, между прочим, «Упанишады»,[39] Рут.
— Ну и что? — Она переводит взгляд на меня. — Что это меняет? Кстати, кто такие эти чуваки? — Левая ее ступня начинает легонько покачиваться.
— Вообще-то это книга. Про древние тексты, которые называются «Веды».[40] Даже богоравный Бхагван Шри Раджниша,[41] даже этот «просветленный при жизни» подтверждает своими поступками, что «истина преткнулась на площади» — «Книга пророка Исайи», глава пятьдесят девятая, стих четырнадцатый, — даже он заимствует кое-что из источников. Сердцу, конечно, доверяй, но проверяй. Проверяй, что откуда.
Она поджимает нетерпеливо покачивающуюся ножку.
— Ну что, никак не можете пережить, что я обрела веру? Как же вы всего боитесь, у вас мозги совсем засохли от книжек, от этих ваших заумных источников, до такой степени, что вы больше не способны на глубокие чувства. Не способны поверить, что сердце мудрее вас и что без этой веры вы не сможете любить и не познаете истину.
Она вскочила и снова стала кружить по комнате, тихо — почти беззвучно — напевая детскую песенку: «Ты скажи, барашек наш, сколько шерсти ты нам дашь».[42] Какое-то время пришлось ждать, когда она снова усядется.
— Стало быть, тебя не волнует то, что ты совершенно не знаешь текстов, которые, собственно, и стали основой всей восточной религиозной философии?
Рут с ногами забирается на кушетку, подложив под локоть подушечку, которую я для нее взбил.
— Они не держатся у меня в голове.
— Тогда на чем же ты медитируешь?
— На том, что предлагает Баба.
— И что же он такое предлагает?
— Ну… что-нибудь понятное нам всем.
— А поточнее?
— Говорю же, что-нибудь понятное, без зауми, я не обязана цитировать, мне вообще плевать, запомнила я что-то или нет. У Баба свои взгляды. Для него важно то, что ты испытываешь, а не сами слова. Отсиживать задницы за книгами — это многие умеют, обычно такие умники очень любят о чем-нибудь рассуждать, но это обыкновенный треп, на искренние чувства они не способны. Ура-ура, нас ждут великие дела. Как же, все их дела — загрузить разной мурой свой компьютер.
— В общем, ты образцовый зомби?
Ее глаза широко распахиваются, совсем по-кошачьи, только зрачки остаются круглыми. И заметно напрягаются окологлазные мышцы.
— Совершенно верно, я образцовый зомби.
— В твоем случае это, собственно, не так уж и важно. Мистер и миссис Баба — идеальная парочка, она не знает ничего о том, что он ей сообщает. А он очень этому рад. Ему достаточно время от времени изрекать общеизвестные цитаты из индийских философских трактатов, и ты все скушаешь, поскольку никогда не слышала о метафизическом подходе к понятиям «душа» и «поступок».
Рут перекладывает подушечку себе под ноги, делает это очень сосредоточенно и медленно.
— Итак?
— Итак, вы опять действуете мне на нервы.
