KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Наталья Арбузова - Тонкая нить (сборник)

Наталья Арбузова - Тонкая нить (сборник)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Наталья Арбузова, "Тонкая нить (сборник)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Дальше – больше. На третий день киселевцы послали моих бедных ребят в магазин воровать какие-то паршивые брикеты пшенной каши. Больше в магазине ничего не было, а это было несъедобно, то никто и не караулил. И с этим справились мои талантливые дети. Тут, к счастью, приехала я и конечно же поняла, что трясу бедой. Свои проделки полбеды, детские полторы беды. Киселевцы, когда я вошла, уж наливали им что-то в стакан. Я бросилась, как голкипер, через весь стол. Перехватила стакан, выплеснула, и мы пошли ставить палатку как можно подалей.

106. Слово не воробей

Конечно же, мы вскоре пришли в гости на диссидентскую Киселевку. Обитатели ее сговаривались делать ремонт. Кто-то сказал: «Я люблю красить». Я же бездумно продолжила: «А я люблю красть». Киселевцы хором сказали: «Ага!!!» Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. Один из подвигов Геракла заключался в краже некоей телки. Меня же послали в хозяйственный магазин красть крестообразную отвертку из дорогого комплекта инструментов. За мной шли двое киселевцев следить, чтоб я ее часом не купила. Я шла как на закланье, честя в сильных выраженьях язык мой, он же враг мой, что для красного словца не пожалеет ни матери, ни отца. Мне вспоминалась кража табакерки Евгением Баратынским на пари в пажеском корпусе, положившая конец его еще не начавшейся военной карьере. Мы вошли в магазин. Мучители мои стали поодаль, я же робким голосом спросила посмотреть некий садовый набор на картонке. Под прикрытием этой последней я безошибочно вытащила требуемое из витрины не хуже Соньки Золотой ручки.

Киселевцы встретили меня с почестями, ибо два свидетеля моего подвига бежали гонцами впереди меня. Постановили, что нечаянно вырвавшееся слово я отработала, и меня оставили в покое. Но только меня. Себе же киселевцы роздыха не дали. В честь моего геркулесова подвига они украли целого живого барана. Зажарили его, прикрутив проволокой за ноги к лому, и устроили пир на весь мир. Они были не из тех, кто оставляет последнее слово за другими.

107. На крыше кинобудки

В Коктебеле у нас денег как всегда в обрез. Мы забираемся темными южными вечерами по стволу дерева на крышу кинобудки в летнем кинотеатре, стелим плед. Ложимся на брюхо, подперев головы руками. Однажды чуть было не постелили пледа – ай, ноги прилипли. Будку нашу помазали варом.

108. Поступаем в архитектурный

На это я исподволь науськала ребят. Потом у меня сердце щемило – все гуляют, а они сидят чертят. Первые классические рисунки, которые они принесли с подготовительных курсов, были так дурны, что у меня сердце упало. Я вообще превратилась в одно сплошное сердце, и оно жаждало их успеха. Появились и проблески, и кой-какие успехи. Вот уж я напутствую их перед экзаменом – мол, сорок веков смотрят на вас с пирамид. Они, растерявшись, забыли экзаменационные листы. Я бегу за ними вслед, успеваю вскочить в тот же автобус, и дверь так прищемляет мне локоть, чтоб я сорок лет помнила свою болтовню про сорок веков. Ан глядь – уж мы в институте, только локоть ноет да сердце еще колотится.

109. Ушац

Давным-давно в архитектурном институте учился студент по фамилии Ушац. В институте же была так называемая чертежка – комната с чертежными досками. Однако ж мест в ней не всем хватало, особливо в экзаменационную сессию. Об эту пору студенты с утра спешили занять места в чертежке, прикнопив к доскам свои неоконченные симфонии. Ушац же, милый мой читатель, распорядился на свой счет иначе. Он раз и навсегда прикнопил к одной из досок пустой листок со своей фамилией. Студенты не в шутку рассердились и поначалу прикнопили ко всем доскам в чертежке такие же листки с фамилией Ушац. Потом расшалились и написали ушаца на всех дверцах в туалетных комнатах. Это еще не все. Картонные таблички с курьезной этой фамилией появились на дверях ректорского и проректорских кабинетов. И наконец – боже мой – ушаца нацарапали на статуе раба, разбивающего оковы, при входе в институт. Чего же ждать дольше? На доске появился специальный приказ, чтоб фамилии этой отнюдь нигде не писать, и даже в журнале посещаемости лекций на месте ее сделать прочерк. Но под приказом рядом с ректорской подписью уже стояла вторая – Ушацъ с твердым знаком.

Прошло несколько лет, злополучный Ушац окончил институт, но все же заняться зодчеством не дерзнул, а стал работать в журнале «Крокодил». Его анекдотическую подпись под карикатурами я быстро нашла. Теперь везде, куда только досягала нога питомца архитектурного института, на всех предметах, имеющих касательство к зодчеству или ваянию, ищи имя Ушаца, мой настойчивый читатель, оно там непременно есть. Начни от памятника Карлу Марксу в Москве, оно там сзади на постаменте, и продолжай свои поиски в любом направленье – они обречены на успех.

110. Мастерская

В ванне у нас теперь мок ватман для натяжки на подрамники. На подоконниках терлась китайская тушь. На лыжной палке с моторчиком крутился объемный плакат. В почтовом ящике лежали архитектурные журналы. Я доставала их с веселым чувством причастности к хорошему делу. На сундуке толкались боками несколько человек архитектурных студентов. Они обсуждали идею для завтрашней клаузулы – завершения в присутствии преподавателя начатой накануне работы. Я была допущена в их совет, и мои идеи тоже обсуждались.

111. В плохих руках

Тут я сковырнулась с копыт долой, и советская медицина приняла меня в свои объятья. Врачевало нас тогда поколенье, поступавшее в медицинский институт за взятки, что нам всем было хорошо известно. Чуждые призванью, жестокие и беспринципные. Я повидала в больнице, как врачи припрятывают казенные лекарства и выдают их за деньги. Как пишут ложь в истории болезни, чтобы скрыть свои грубые ошибки. Под конец врач взяла с меня огромные для меня в то время деньги, обещав отдать рентгеновский снимок, на котором было видно, что же на самом деле было у меня при поступленье. Я надеялась потом найти хорошего врача. Однако снимка мне не отдала, сославшись на то, что он горючий и может стать причиной пожара в моем доме. Я догадалась более градусника под мышку не совать. Через пару дней дети забрали меня, слабенькую и тихую. Отвезли на такси домой, положили пластом в гнездо из старых шуб. Больше я к врачам не заходила, за исключеньем зубного. Бог не без милости, все обошлось.

112. Полет над гнездом кукушки

Моя одноклассница работала лечащим врачом в больнице имени Кащенко. Когда диссидентов стали массово сажать в психушку, я пригласила ее в кафе и завела об этом речь. Она сказала так: «Мы госпитализируем только общественно опасных. Вот один мой пациент, старый холостяк. Образовал бытовую коммуну из таких же холостяков, для разделения домашнего труда. На стекле же написал – коммуна. Люди невесть что могут подумать. Если бы написал – бытовая коммуна, мы бы его, конечно, не госпитализировали».

113. Отмазаться надо

Я сидела после долгой болезни на лавочке, отойдя немного от своего дома на солнышко. К открытому телефону-автомату рядом со мной подошел молодой человек. Обращая на меня внимания не больше, чем на дохлую собаку, он так сказал в трубку: «Марья Иванна, дай мне до завтра десять кусков – у меня руки черные, отмазаться надо». Это было двадцать лет назад. Не диссидентам, а криминальной торговой «элите» брежневских времен принадлежит честь упраздненья советского строя. Вот такого благодетеля человечества я, чуть живая, и видела.

114. Сад имени Шредера

Этот сад был заговоренный. Я его поначалу то находила, то теряла. А когда твердо приметила к нему дорогу, никак не могла в него проникнуть – слова не знала. Внутри Тимирязевского леса, старого парка Петровско-Разумовской академии, был высокий сплошной забор. За ним скрывался изящный сад английской планировки, совершенно безлюдный и недоступный. Семидесятыми годами прошлого столетья веяло от его круговых дорожек. Это был пейзажный парк с разными тонами зелени – темными дубами, светлыми лиственницами и еще много чем другим. В нем находилась могила Вильямса, а это, не в обиду никому будь сказано, для Тимирязевской академии вроде мавзолея Ленина. Наверное, оттого сад так намертво закрыли. Его сторожил молодой юрист Валерий Иваныч, переболевший менингитом и отошедший от дел. Он не всегда там пребывал, но только лишь появлялся, сразу же изгонял меня из рая. А рай был совершеннейший. Я безраздельно владела заросшим прудом. В моем персональном распоряженье находилась лодка. Мне принадлежало полдюжины старинных скамеек с перильцами, расположенных с полным пониманьем красоты пейзажа. У меня была собственная береза чуть что не в два обхвата, издали узнававшая о моем приближенье и трепетавшая мне навстречу.

Валерий Иваныч взял свои меры против моего вторженья. Он забил все щели, вымазал поверху забор мазутом, запер в сторожку весла, прикрыл листьями подрастающие белые грибы. Он равнял каждый день мои следы на песчаных дорожках и озабоченно мерил их, обнаружив назавтра снова. Он проверял с пристрастьем, не раздавила ли я улиток, совершающих свое многодневное путешествие по замкнутым кругам дорожек. Он ходил по саду с вилами наперевес, зорко всматриваясь в кусты жимолости. Я же беззвучно смеялась, сидя на ветке дуба и глядя на эти тщетные предосторожности. Слезала я лишь тогда, когда он запирал ворота с другой стороны. Война длилась полгода с переменным успехом и окончилась моей полной победой. Однажды он застал меня и разрешил остаться. Вскоре я переехала в Серебряный бор, не известив его, и стала дриадой другого парка. Долго ли, коротко ли, я вернулась навестить свой потерянный рай. Валерий Иваныч так обрадовался мне, что ему стало плохо, и он пошел в сторожку принять валерьянку.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*