Энн Ветемаа - Воспоминания Калевипоэга
Вот я и пахал, трудился в поте лица, а ежели со стороны посмотреть, так первые борозды мои на витые крендели походили. Но я не сдавался, работу не бросал. Крестьянскую закваску и способность доблестно трудиться должен был я всем на обозрение представить. Ежели мужик вкалывает прилежно, ему всякий с охотой снова взаймы даст, а по крайности со старым долгом потерпит. Шагая за плугом, вспоминал я о Дуйсларе. И зачем я, дубина стоеросовая, его угробил! Сейчас Дуйсларовы наставления мне весьма пригодились бы.
Биографы отмечали мою очевидную некомпетентность в части улучшения земель, или мелиорации, и в других-вопросах. Как обычно, они весьма корректно, не останавливаясь на продуктивности и успешности моей работы, уделили основное внимание грандиозности замыслов и силе исполнения. В результате мое нерачительное ковыряние земли производит недурное впечатление:
Стал распахивать болото,
Бороздить сухую землю…
И дальше:
Целину взрезать глубоко,
Чтоб размалывались камни.
Летописцы с признательностью упоминают, что я распахал и широкие долины, и большие поляны
Для забав, для игр веселых…
Не буду скрывать, что за моим плугом действительно не всегда оставалась должным образом вспаханная под посев земля; это верно, значительная часть моей пашни более пригодна была для забав, для игр веселых. Ну и что? Разве не похвальна сама идея заняться полевыми работами?
И вот пахал я, почитай, дней десять уж, инда добрый мой мерин чуть не скопытился. Да и я приустал. Жара, солнце припекает, сил больше нет. Стреножил я своего Белогривого и лег вздремнуть в тенечке на пригорке. Спал зело крепко и пробудился только к вечеру.
Продрал глаза, чую, беда — не слыхать мерина, травой не хрупает, копытами не стукает. Побежал я искать помощника моего. Плохо дело: земля в крови, клочья шерсти повсюду, да несколько мертвых волков, конскими копытами поверженных, валяются.
А когда до лесу добежал, вижу — шабаш: от горемычного конька, на коем отец некогда матушку мою сватать ездил, только шкура, хвост да грива остались. Пасется теперь он на вечном выгоне! Мир праху его! Со слезами преклонил я колени на месте гибели верного коня и поклялся отомстить всему роду серых разбойников. Безмерно опечаленный, даже тому не радовался, что по не зависящим от меня обстоятельствам могу сельскохозяйственные работы к чертям послать.
Да, на том пахота Калевипоэга и закончилась, до настоящего сева дело не дошло…
Этой скандальной истории башковитые летописцы благолепный конец присочинили. Известно ведь, что в лесах наших всяких ягод видимо-невидимо. Ну, это обстоятельство и вдохновило ретивых борзописцев. В «Калевипоэге» сказано так:
Он посеял голубику
И морошку на болоте,
А о край болот — бруснику
И чернику — в темных дебрях.
Да, дошлые были мужики!
Прежде чем продолжить рассказ об истреблении волков, мне хотелось бы молвить несколько слов о некоторых неточностях и домыслах, имеющих место в описании моего сна.
Ежели, о юности моей повествуя, летописцы большей частью не грешили против истины, то при восшествии моем на королевский престол стремление их к гиперболизации сверх меры разыгралось. Не токмо сила, испарина моя и та, по ихнему мнению, королевским изобилием отличалась. Это же чистая брехня, что
Пот со спящего катился,
По щекам сбегали струйки,
Капли светлые спадали.
Холм вбирал живую влагу
В потаенные глубины;
Там источники забили,
Родники заклокотали…
Читать противно, честное слово! И не пристало серьезному эстонцу побасенки и байки за истину принимать. Пусть подобные домыслы остаются областью фольклора. Надеюсь, что вы со мной согласитесь.
Однако в принципе я не возражаю против некоторых преувеличений и дополнений. Насчет моего посева ягод придумано довольно здорово. И не имеет никакого значения, что все происходило не совсем так — ну где мог я, бедный человек, достать семена морошки? Но ежели детишки, гуляя в лесочке, найдут среди мха несколько ягод и решат, что это я их посадил, то не следует разрушать поэтические детские фантазии. Здесь, среди адского племени, уже на старости лет ударился я в сентиментальность, и, хотя у меня детей нет, мне чрезвычайно симпатичны эти милые карапузы. Бесенята, кои еще головку не держат, иной раз в душе моей нежность пробуждают, и я ласково глажу их по темечку с едва пробивающимися рожками.
Так что, категорически отметая дурацкие выдумки о моей потливости, я согласен считать сказочку о севе ягод весьма подходящей для малых ребятишек.
IX
Заклинаю! Заклинаю!
Пусть ваш род проклятый вымрет,
Сдохнет пусть от голодухи,
Пусть в кустарнике истлеет,
На полях переколеет,
На снегах окоченеет,
Станет падалью в болоте!
Разрешившись богатырским проклятием и готовый к бою, взмахнул я мечом и бросился со всех ног в сумерки густого леса.
Следует сказать, что косматого волчиного племени повсюду было хоть отбавляй. Я их бил, колотил, лупил и колошматил так, что от меня пар валил, а вокруг и трава, и деревья — все было в крови. Впервые довелось мне всерьез испробовать мое могучее оружие. Эта волтузировка и демедведизация дремучих лесов моей отчизны после однообразной пахоты были приятным развлечением. И я предавался этому занятию весь день. Когда же к вечеру растянулся я под елью на шкуре дорогого моего мерина, черные мысли вновь одолевать меня начали. Где коня взять? Денег у меня нет, а с конокрадства начинать королевскую деятельность вроде бы негоже. А тут еще словно забубнил кто-то у меня в башке: «Девять жеребцов отборных, восемь кобылиц табунных…» Ох и долго же придется финскому кузнецу их дожидаться!
Хотя я зверски устал при очистке лесов от избыточной фауны, уснуть мне удалось только после полуночи. И выспаться опять не пришлось. Только я вежды смежил, слышу, за кустом кто-то шебаршит и кашляет робко, но упорно.
— Давай иди сюда, чего ты там дохаешь! — не выдержал я наконец.
Из-за куста вылез тощий мужичонка с маленькими бегающими глазками, несколько раз поклонился до земли и сообщил, что он является злосчастным вестником бедствий, как правило, военных. И простуженным, хриплым голосом затянул длинную грустную песню об ожидающих эстонский народ великих напастях.
Поведал мне сей гонец, что подданные мои неоднократно обнаруживали тайных вражеских лазутчиков. А еще какие-то мрачного вида неизвестные вояки на длинноносых судах делали попытки нарушения священных морских границ нашей родины. Отмечались даже случаи высадки их на берег с целью подвергнуть моральную стойкость эстонских дев неуместному и непозволительному испытанию и, кроме того, произносить по адресу мирного населения непонятные чужеземные и наверняка нецензурные слова. И мои подданные, в массе своей довольно-таки смекалистые, будто бы тут же сообразили, что все эти пограничные инциденты носят провокационный характер, а наиболее башковитые небезосновательно сделали вывод, что наши соседи за последнее время перестали должным образом ценить заключающиеся в мирном сосуществовании возможности всеобщего прогресса.
И старейшины решили,
Ведуны предугадали,
Парни бойкие смекнули:
Вновь война на нас несется,
Катится телега брани…
Я с неудовольствием сказал болтливому вестнику, что ежели то, что он наболтал, истиной является, то тут особой смекалки не требуется и тратить время на размышления не приходится — надо спешно укреплять военную мощь государства.
Вы, возможно, удивитесь, почему я сразу за меч не схватился и тотальную мобилизацию моментально не объявил. Дело в том, что все богатыри к ратному делу большую охоту имеют, но терпеть не могут, когда их среди ночи будят и выспаться не дают. Кроме того, покойная моя матушка не раз мне рассказывала, что главное занятие королей — спать между двух тулупов, в остальное же время они без передышки пьют мед и салом закусывают. Меня такая тусклая жизнь не привлекала, но дайте же мне, черт вас возьми, хоть одну ночь выспаться как следует! Я, черт бы вас побрал, как собака, пашу, бродячих волков и медведей со страшной силой истребляю, и всего этого, видите ли, мало! Надо среди ночи меня с ложа выкашлять, чтобы я тут же, с ходу, занялся строевой подготовкой и фортификационным делом! Ну, знаете, это уж слишком! Я не буду распространяться о данных богом и конституцией правах помазанника, потому что даже рабы и те имеют право на ночной отдых!
И что это за мужики, которые до того войны боятся, что своему единственному богатырю выспаться не дают? Каждою верного сына Эстонской земли мысль о войне, насупротив, вдохновлять должна. За своего короля сражаться — распрекраснейшее дело! Или, может, мужики теперь бабами стали и в юбки обрядились? Вроде бы на Эстонской земле не наблюдалось недостатка в могучих воинах и бравых ратниках.
