Денис Драгунский - Тело № 42
Кстати говоря, бытовых насильственных преступлений, совершаемых жестокими людьми, в сотни, в тысячи раз больше, чем сексуального насилия над малолетними. Одних только убийств на бытовой почве в нашей стране – десятки тысяч в год, не говоря о нанесении телесных повреждений. Сексуальных преступлений в отношении детей – от 129 в 2003 году до примерно 3000 в 2007 году (скорее всего, такой резкий взлет вызван изменениями принципов учета).
Конечно, всякое насилие над ребенком ужасно, отвратительно. Оно гораздо преступнее, чем насилие над взрослым. Потому что это насилие над слабым и доверчивым человеком. Но чем оно преступнее насилия над беспомощным стариком, над инвалидом, который не может оказать сопротивления? Чем оно хуже сексуального использования психически больного или слабоумного человека, который не понимает, что с ним собираются сделать? Чем оно, наконец, хуже массового убийства мирных жителей, которое совершают вооруженные люди во имя бредовых идей – то во имя чистоты расы, то во имя диктатуры пролетариата?
Все перечисленное – в равной степени мерзость. Однако о преступлениях над стариками, инвалидами и слабоумными не говорят отдельно, общественное мнение не выделяет этих преступников в отдельную, особо ненавистную категорию. Что же касается планомерных убийств мирных жителей, то значительная часть общества склонна этих преступников оправдывать или, как минимум, объективно разбираться в их мотивах.
Само слово «педофил» стало паролем, спусковым крючком. Стандартная ситуация из американского фильма – за героем следят, под его окнами прогуливается сыщик из частного детективного агентства. Герою надо, чтобы сыщик ушел. Как это сделать? Позвонить в полицию и сказать: «Тут какой-то подозрительный господин ходит туда-сюда по нашему переулку»? Не годится. Это демократичная Америка, здесь каждый имеет право гулять по федеральным и муниципальным просторам. Тогда герой звонит в полицию и говорит: «Тут у нас в переулке играют дети, а какой-то странный господин подходит к ним и делает какие-то странные жесты». Тут же приезжает полицейская машина, бедного частного детектива хватают и везут в участок. Герой тем временем успевает убежать.
В чем же дело? Почему именно педофил стал главным чудовищем последних двух десятилетий? Почему педофилия стала навязчивой идеей современной культуры – в основном западной, но и российской тоже.
Тут многое совпало и смешалось. Зигмунд Фрейд, итоги Второй мировой и распад СССР в одном флаконе.
Но по порядку. Европейская культура давно и проч но, уже сто лет как, усвоила учение Фрейда о детской сексуальности. Все согласны, что человек формируется в первые годы, а то и в первые месяцы жизни. Детство освящается, и вторжение в него становится запретным, поскольку всякое вторжение несет для ребенка травму. Это вам не XIX век, где задача воспитателя была «сломать волю ребенка» (немецкий тезис), где наказанная девочка декламировала «я гадкая! я воровка! я лгунья!» (французский опыт), где детей пороли, ставили в угол, запирали в карцер (английские манеры). Уж не буду повторять банальности – как жестоко обращались с детьми в низших классах и как там практиковалась детская сексуальность: «Мой Ваня моложе был меня, мой свет, а было мне двенадцать лет». Это так, к слову.
Но в учении Фрейда есть и вторая сторона. Доказано и признано, что ребенок с ранних лет одержим сексуальными желаниями и фантазиями – да не простыми, а извращенными, инцестными, садистскими.
Все это вызывает бессознательный протест, желание вернуться к образу «ребенка-ангела», каким он рисовался примерно до середины XIX века. Собственно, и тогда все порки и карцеры были направлены на одно – вернуть ребенка в ангельский чин, выбить из него бесов непослушания, вранья, вороватости и онанизма.
В результате на рубеже тысячелетий ребенок превратился в табу, одно прикосновение к которому влечет страшные кары. Если в 1970—1980-х годах детей гладили по голове и сажали к себе на колени, а иногда и делали «а-та-та по попке», то в 1990—2000-е годы это стало опасно даже для родителей, а если по головке гладил и на коленки сажал чужой дядя, особенно если учитель или тренер, – то держись, педофильская твоя морда!
В табуировании ребенка и в ненависти к педофилам есть еще одна составляющая. Нравится нам это или нет, но отношение к ребенку взрослого – а тем более взрослого родственника – наполнено эротикой. Язык не дает солгать. Когда люди говорят о любви к родителю, партнеру и ребенку, то используется одно слово – «любовь». Мы же не говорим, что мать мы почитаем, жену любим, а дочь воспитываем. Мы любим и ту, и другую, и третью. Да, конечно, по-разному. Но – любим. Есть о чем поразмыслить.
Детей любят, их обнимают, тискают, гладят, целуют. Ребенок привлекателен в качестве объекта для телесной ласки. Кто не верит, пусть посмотрит, как мамы тетёшкают своих младенцев. Здесь эротика не только педофильская, но еще и инцестная, поскольку ласкают детишек родные мамы, да еще в половине случаев гомосексуальная, поскольку ласкают они девочек, дочек. Это, как говорится, медицинский факт. Но точно так же, как люди справляются с агрессивными импульсами и парализующим страхом смерти, надо уметь справляться и с педофильско-инцестным драйвом.
Всегда, кстати, выходило справляться. А вот сейчас что-то сорвалось. Какие-то скрепы сломались в обществе и в душах. Вот люди и начали бояться собственных неосознанных желаний. Испугались настолько сильно, что материализовали свой страх в ужасающей фигуре Педофила.
Но это еще не все. Педофил стал необходим в качестве идентификатора, в качестве Зловредного Другого, относительно которого отстраивается мораль, порядок и собственная позитивная самооценка. Такими персонажами были всевозможные внешние и внутренние чужаки, инородцы и иноверцы. Еретики. Ведьмы. Нищие, Бродяги и Разбойники. Огромную роль в формировании европейской (то есть христианской) идентичности играла мифологизированная фигура Еврея – что закончилось невиданной трагедией холокоста. Мораль: фигура-то мифологизированная, а в печах жгли реальных людей. Миф прожорлив.
Во время и после Второй мировой войны Зловредным Другим стал Нацист, Немец. До начала 1950-х годов Серый Волк в американских мультфильмах носил фуражку со свастикой. Но даже в 1990-х годах я слышал в окладистых американских семьях совершенно искренние проклятия по адресу Германии: да пусть они сдохнут, нацисты чертовы, нашего дедушку там ранило. Однако, начиная с середины 1950-х годах, кокарда на фуражке Серого Волка изменилась – вместо свастики выскочил серп с молотом.
Советский Союз и мифологизированный коммунист, «комми», стали надежным идентификатором для Запада в течение десятилетий. Но вот рухнула Берлинская стена, а там и Советский Союз. Надо было искать что-то новое.
И тут совпало: распад СССР обусловил распад западной дисциплины – военной, политической, социальной. Эта дисциплина во многом держалась на блоковом противостоянии, на реальном страхе, что Западная группа войск рванет к Ла-Маншу. Нет угрозы – команда «вольно», – нет и тех внутренних ребер и каркасов, которые позволяют людям справляться с собственными желаниями, в том числе и с желаниями запретными. Поэтому и возник Педофил как мифологическое средоточие зла, как козел отпущения.
Еще раз подчеркну – сексуальные преступления против детей действительно существуют. Это факт. Эти преступники должны сурово наказываться. Но одно дело – реальные негодяи, и совершенно другое дело – истерия по поводу Педофила с большой, так сказать, буквы.
Интересно, что на роль Зловредного Другого пытались выдвинуть Террориста. Не вышло. У него множество защитников. Левый терроризм имеет почтенную историю, начиная с русского народовольчества. Адвокатами левого терроризма выступали уважаемые господа, писатели и мыслители – например, Жан-Поль Сартр. Национально-освободительный терроризм имеет своих «мирных» приверженцев (политическое крыло ИРА и т. п.). Исламский терроризм имеет внятные и, как ни парадоксально, почти приемлемые для Европы мотивы. Педофил в этом смысле – весьма удачная фигура.
Но и он не вечен. Кто следующий? На ком сконцентрируется социальная ненависть, которая, скорее всего, придет на смену ненависти телесной? Проще всего предположить, что это будет адвокат. Столь же вероятный кандидат на роль Зловредного Другого – это богач из непроизводственной сферы. Еще один-другой финансовый кризис – и главным врагом человечества станет банкир, брокер, аудитор. Ну и адвокат – до кучи.
Одним словом, Консультант.
Как только Европа справится с педофилами, она примется за консультантов.
Союз нерушимый
Одна моя знакомая жалуется, что ей часто хамят.
Вчера, например, ей нахамили в супермаркете, на кассе. Она стояла и рассчитывалась за покупки. У нее немножко не хватило денег, но у нее была пластиковая карточка. Но в этом супермаркете карточки не принимаются, только наличные. Но рядом – в трех шагах за кассой – стоят банкоматы. Тут два выхода: оплатить то, на что хватает денег, от остального отказаться либо же попросить кассира подождать три-четыре минуты. Три-четыре – это, конечно, слишком долго. Сзади же люди! Но и первый вариант требует времени – минуты полторы, а то и две уйдет.
