Елена Сазанович - Всё хоккей
За полчаса до игры в раздевалке вдруг неожиданно появился Санька Шмырев. Я не видел его с тех пор, как мы были на могиле моей матери. С тех пор наши пути окончательно разошлись. Мы даже не перезванивались.
Выглядел Санька неважно. Он не то чтобы постарел, но как-то посерел, полысел, словно его основательно помяли, а отутюжить некому было. Я в очередной раз убедился, что принципиальность и честность – примета бедных и пьяниц. Ни тем, ни другим я становиться не собирался.
– В общем, Талька, я пришел пожелать тебе удачи, – сказал довольно неуверенно Санька.
Я внимательно на него посмотрел. Если бы я не знал его с детства, то подумал, что он мне завидует. Но Санька себе не мог позволить и такой роскоши. Пожалуй, слишком хорошо он о себе думал. Я протянул ему руку.
– Спасибо, Санька. Удача непременно будет на моей стороне.
Санька в ответ вяло пожал мою руку.
– Главное, понимать, Талик, на чьей стороне ты.
– Сань, не грузи меня перед матчем, а? Мы уже с тобой это проходили. И отличником в науке морали я не стал. И никогда не стану. Это место тобой уже занято, и я на него не претендую. Так что… – мне ужасно захотелось схватить утюг и погладить старую куртку, джинсы, лицо, руки моего бывшего товарища.
– Ладно, Виталик, ты прав. Не будем. В общем, я здесь со своими ребятами, может, пару минут ты им уделишь после матча, а?
– Ты ли это, Санька? – я снисходительно улыбнулся. – Ты всегда меня считал исключительно дурным примером.
– Почему считал? Но ребятам, согласись, это не объяснить. Ты победитель. И никому не важно, какой ценой досталась победа. Если бы они не попросили, вряд ли бы ты сегодня меня увидел. Победителей, как известно, не судят.
– Но осуждают. Увы, ничем помочь не могу. У меня уже заказан ресторан на вечер. Кстати, приглашаю. Конечно, без твоих подопечных.
– Странно, еще матч не начался, а ты уже собираешься его праздновать.
– Я в приметы не верю, не научили. И знаешь, Саня, даже если я провалюсь сегодня, за это тоже стоит выпить. В конце концов, и победы, и провалы отмечаются одинаково.
– Талик, ребята меня очень просили. Им важно увидеть глаза своего кумира после победы.
Я вдруг подумал, что после победы мне обязательно нужно заглянуть в глазки моей очаровательной рыжей поклонницы.
– Слишком красиво выражаешься, Санька. А красивые слова мешают сосредоточиться. Так что, извини в очередной раз.
– В очередной раз не извиняю, – резко ответил Санька и решительным шагом направился к выходу.
На прощание мы не подали друг другу руки. Но меня, по-прежнему, не покидала мысль, что Саньку непременно нужно отутюжить.
Моя очаровательная рыжая фанатка, совсем девчонка, сидела в первом ряду. И когда играл государственный гимн, я сосредоточено смотрел лишь на беленький платочек, развевающийся на сквозняке. Это был наш условный знак. И я уже подумывал, что бы такое правдоподобное сочинить для Дианы, чтобы объяснить свое ресторанное опоздание.
Матч проходил гладко, как я и предполагал. Меня даже взяла некоторая обида, что команда соперников была не настолько сильна, чтобы соответствовать мне. Голы всегда смотрятся эффектней в напряженной игре.
В первом периоде одну шайбу я забил, и все шло по намеченному плану. Во втором я несколько расслабился, хотя, возможно, просто нетерпение мешало реализовать несколько голевых моментов. Впрочем, это было не важно, потому что время еще было. Впереди был третий, последний период. Когда и должен был состояться последний гол – как последняя точка в подписании акта о моем триумфе.
Я знал, что в жизни случаются подлянки. Всегда оставляя пару процентов на возможную неудачу. И даже мудро подготавливая себя к ней. В конце концов, любая спортивная неудача – не роковая. И даже если бы я не забил гол сегодня, вскоре предстоял еще один матч. Когда с легкостью можно было наверстать упущенный шанс. Но, конечно, победы хотелось именно сегодня. Во-первых, слишком дорогой ресторан заказала Диана, а я не собирался раскошеливаться после каждого матча. А во-вторых, именно сегодня я должен получить не только лавровый венок, но и юную девчонку в придачу. А она может достаться лишь победителю. Так я сам для себя решил. Поэтому еще один гол был так важен именно сегодня.
В третьем периоде у меня словно открылось второе дыхание. Я легко скользил по полю. Перед глазами, словно в немом кино, мелькали лица болельщиков, световые лучи прожекторов, цветные рекламные пятна на льду… В моей голове также легко, светло и прозрачно пронеслась мысль, что вот-вот я щелкну по шайбе, и она беспрепятственно пронесется прямо в ворота. И я уже отчетливо видел девушку-удачу, увивающуюся вокруг меня. Которая никогда не обманывала. И которая не обманет и сегодня. У нее были рыжие волосы, как у моей юной фанатки, черненькое платьице от Шанель, как у мамы, а в своих сильных руках, как у меня, она крепко держала золотую клюшку и лавровый венок.
Мама будет сегодня непременно гордиться мной. А рыжеволосая поклонница подарит свой первый поцелуй. А в дорогом ресторане меня ждет ароматные, экзотические блюда и моя верная Диана… Моя голова пошла кругом.
Защитник точно отпасовал мне с нашей зоны. Я мягко принял передачу и мгновенно вошел в зону противника. Боже, ну почему мне так легко все дается! Даже жутко, неужели мама как всегда права, я – избранный в этой жизни. И мой путь будет исключительным. Еще совсем чуть-чуть, совсем немного, один только бросок и олимпийские боги примут меня в свои объятия, и поклоняющиеся олимпийским богам сегодня склонят голову и предо мной. Только один бросок.
Не сбрасывая скорости, я изо всей силы размахнулся и… вместо шайбы вдруг увидел ярко желтый абхазский мандарин. И пролетавший мимо голубь задел меня своим крылом. А в голове, словно пули, просвистели слова военрука, что спорт – это тоже война. Но это ложь! Это неправда! Спорт – что угодно, но не война. И оранжевый апельсин на ледяном поле – тоже ложь. И голуби в ледовый дворец не залетают. Всё это – вранье, и я давно забыл все фразы военрука. Я – самый расчетливый, самый здоровый, самый трезвый на свете человек. И мои ноги никогда не подкашиваются. Я твердо стою на земле, впрочем, как и на льду. И умею сильно и точно бросать по воротам противника. А все остальное – чепуха и фантазии неудачника Саньки, который когда-то был моим другом.
Я мощно щелкнул по воротам. Но я – самый расчетливый на земле и на льду – на этот раз не рассчитал силы броска. Или слишком его рассчитал. Шайба соскользнула с крюка клюшки и над предохранительной сеткой полетела прямо на трибуны. В неизвестность…
Мне казалось, что я стою один на площадке. И все прожектора наведены на меня, словно я на сцене, где должен сыграть свою последнюю роль. Но ведь еще так рано, я еще так молод! Почему такое ощущение, что это – прощальный бенефис. И почему я закрываю глаза, если все равно ничего не вижу. И зачем затыкаю уши руками, если все равно ничего не слышу. И почему мне так страшно, если для этого нет никаких оснований. В конце концов, ничего ужасного не произошло. Каждый чемпион имеет право на промах. Это была, пожалуй, моя последняя трезвая мысль.
Впервые за свою спортивную карьеру я покачнулся на льду и стал медленно сползать. Уже у самого льда меня подхватили чьи-то сильные руки.
Очнулся я от сильного запаха нашатыря, ударившего мне в нос. Окружающий мир был настолько ярким, словно кто-то переусердствовал с контрастом в телевизоре. И я слышал этот мир настолько отчетливо, будто кто-то включил звук на полную громкость.
Я услышал крики, увидел мечущихся людей. Мимо меня пронесли носилки с каким-то человеком, накрытым белой простынью. Я еле прошептал потрескавшимися губами.
– Что это?
Меня никто не услышал. Но почему-то все обернулись в мою сторону. И закричали, указывая пальцем прямо на меня.
– Он убил человека! Он убил человека! Он убил человека!
Что за чепуха! Мы же не на войне. Это всего лишь стадион. И я не солдат. Я всего лишь форвард.
– Он убил человека! Он убил человека!
Этого не может быть! Ведь не было даже шайбы. Я ударил всего лишь по абхазскому мандарину. Мандарином невозможно убить человека.
– Он убил человека!
До меня вдруг дошло значение этих слов. И я даже не удивился. Разве я впервые убиваю? И разве не убивают все? Разве мы чем-то отличаемся от животных. Просто они убивают, борясь за свою жизнь. Мы же в основном убиваем из-за угла, но тоже – борясь за свое существование… Сегодня я убил человека по-настоящему. Не зная его, ни разу не видя его, не имея к нему никаких претензий. И не желая его убивать… И уже оправдать меня будет некому. Мой бесценный, мой единственный, мой самый любимый адвокат уже умер. Моя мама. И не я ли убил и ее? И Альку? И военрука? И голубя?… И нет оправдания мне за эти смерти… Единственная смерть, в которой я не был виноват, случилась сегодня. Хотя сегодня я убил по-настоящему. И за это мне, видимо, придется заплатить по-настоящему.
