Мария Песковская - Там, где два моря
Воды! Воды!.. Городок без имени. Русские без проблем.
Вода возникла как-то сама собой, в полусотне метров от главной площади. Это был городской пляж, похоже, на искусственном озере, облюбованном юным поколением аборигенов. Здесь точно была жизнь! Местная пацанва радостно плескалась, не слишком обращая внимание на туристов. Черные от солнца поджарые фигурки с воплями удовольствия плюхались в мелкую воду и снова подставляли солнцу глянцевую кожу, и снова плюхались и плескались как заводные. Не море, но все-таки!..
Маша подошла к самой кромке, стараясь не зачерпывать песка в текстильные мокасины, тронула воду ладонью. Теплая, как молоко. Может, это они ее нагрели?
Не залезть туда было невозможно. Илистое дно проваливалось под ногами, трава опутывала их, но, сколько ни иди, все равно по колено.
Вода была – градусов сорок, ей-богу. Но если б они знали, какое море ждет их, не парились бы в этой луже.
Обсыхали и переодевались под огромным, до неба, деревом – платаном с раскидистой кроной и по-южному гладким стволом. В Сибири таких деревьев нет. Зато и в Турции нет таких сосен, как под Красноярском. Какие-то они у них подсушенные солнцем.
– Маша, а ты как отца называешь – по имени и отчеству? – спросила Лида.
– Конечно. А как еще?
Яна стояла рядом, и этот разговор начинал ее напрягать.
– И ты никогда не виделась с отцом?
– Никогда. Я, конечно, знала, что где-то в Москве он есть, что у него две дочери... И фамилия у них, как у меня, – так странно... Но я никогда не стала бы сама ничего предпринимать. Ну не было – и не надо.
– Девчонки, а интересно было в автобусе вас слушать...
– В автобусе?! – почти хором воскликнули обе Ядреновы. – Было слышно, что мы говорим?!
– Ну да. Вас весь автобус слушал.
– Кошмар!..
– Что-то про украшения, потом про бабушку и потерянную фотографию. И про отца, что он как будто долго жил за границей и вы его никогда не видели...
– В общем, индийское кино! «Зита и Гита»! – веселилась Маша. – А классный сюжет, да? Только никому не продавайте!
Яне не было так весело. Кажется, даже напротив. Губы ее стали неуловимо тоньше и уже складывались полумесяцем. Было у нее такое свойство: уголки губ иногда опускались вниз, образуя недовольную скобку. «Что она несет?!»
Белая «Тойота» снова мчалась по равнине, чтобы забраться в горы и спуститься к морю.
– А вот это, интересно, что это такое?..
– Какой-то турецкий «долгострой».
– А может, это военный объект? Стратегического значения?
– Давайте остановимся! Сфотографируемся на фоне...
– Не, нельзя. Вообще-то это резиденция...
– Да, это частная собственность. Замаскированная под военный объект. И нас тут сразу заарестуют!..
– Тебе-то чего переживать – у тебя теперь папа со связями!
– Это у тебя – папа со связями! – указательный палец Марьи сделал выпад в сторону красной кепки Яны.
– Девчонки, только не деритесь!
– Да мы и не думали!
– Ой, давайте тут притормозим! Мечеть красивая! – Маша всю дорогу порывалась что-нибудь запечатлеть.
– Не сейчас. Потом, это все потом! На обратном пути будем останавливаться – фотографируй сколько хочешь! – отвечал кэп.
– А смотрите-ка! Машина с красноярскими номерами! Откуда она тут взялась?
– А, правда, откуда она тут взялась? – попалась Маша.
Новосибирцы захихикали. Легковерие удивительным образом сочеталось в ней с чудовищной мнительностью. Парадоксальное сочетание.
Проехали большую пыльную деревню с нарядными мечетями и, еще немного попетляв между скал, выбрались на открытое пространство, которое вполне могло котироваться как смотровая площадка. Прямо под ними улеглось море и уступами от него – живописный городок: выцветшие оранжевые крыши на кремово-белых домиках разных фасонов, кудряшки зелени и извилины дорог – все в мареве и дымке... Море! Солнце! Сказка! Фетие!
Картинка менялась каждую секунду. И вот уже кто-то другой, счастливый, смотрел сверху на глянцевую спину машинки-букашки, переползающей по узким тропинкам-улочкам к большой воде.
Скучно, господа! Скучно описывать самое красивое место на земле! Пожалейте автора.
Когда за окном так мало солнца... Кажется, это называется мазохизмом – пытаться описать пляж в морской лагуне Фетие. А впрочем, для закоренелого скептика и немного циника все это не более чем яркая обертка от съеденной конфеты.
– Говорят, где-то здесь снимали рекламу «Баунти», – сказала Лида.
Люди! Вас обманули! Голубое море, бирюза с янтарем, горячий песок, аквамариновое небо, подернутое дымкой от избытка света, – это не реклама! Это бывает на самом деле!
– Против солнца – ничего не получится, засветишь кадр, – предупредил Паша.
Маша нацеливала «мыльницу» на морской вид в самом выгодном ракурсе. Скалы с лесистой порослью на них очерчивали полукруг и подковой ложились прямо в море, пересекая линию берега с двух сторон и оставляя свободной линию горизонта.
Занимая свой уголок, лодочки-суденышки теснились с одной стороны уютной бухты, попадались среди них и яхты.
Зонтики от солнца вырастали из песка в восхитительном беспорядке и торчали, кренясь белыми шляпками в разные стороны, там и сям, безо всякого намека на симметрию, вдоль всего берега. «Зонтичные культуры», – сказал бы Сеня.
Картина стала совсем фантастической, когда в небе возник параплан. За этим другие, еще и еще, сначала маленькие – на уровне взгляда – наплывали, становились едва ли не вполнеба высоко над головой, так что можно было читать рекламу под куполом, и уплывали, снова делаясь меньше... Интересная траектория.
– Семьдесят евро, – со знанием дела сказали Лида с Пашей. – Вон там у них стартовая площадка.
«Всего-то, – подумала Маша. – Когда-нибудь и мы тут попланируем».
Парапланеристы взлетали с лысого пятачка на поросшем хвойным лесом склоне скалистой гряды, так уютно окружающей бухту. А приземлялись, выруливая на специальную, финишную, дорожку где-то далеко за полосой песка с зонтиками и беседками.
– Пойдемте купаться!
Вся компания распласталась на лежаках под парусиновыми зонтиками и бодрый Машин призыв игнорировала.
– Пойдемте искупаемся и потом перекусим где-нибудь.
– Кто бы принес... – устало выдохнул Паша.
Как-никак больше двух часов за рулем.
– Ладно, вы как хотите, а я пошла...
Не каждый день можешь плюхнуться в Эгейское море. С этим дело обстоит еще хуже, чем с икрой. Маша двинулась к воде, и, пока примеривалась к округлым камням на дне, стараясь нащупать камни покруглее и побольше, все трое «оппортунистов» ее догнали.
Ах, какое это было море! Как в детстве! Теплая тяжелая вода обнимала и держала – соли в ней, что ли, было больше? И цвет воды был, как если бы бирюза была прозрачной... В Мармарисе другое море.
...Бар был похож на большую веранду: закрытый сзади, он имел торцы, где подобие оконных рам было перекрыто соломкой вместо стекла, а фасад его был и вовсе без окон без дверей и поддерживался только массивными опорами из облупленных и абсолютно гладких стволов местных деревьев. Иная конструкция была бы нонсенсом на побережье. Через козырек из красной сетки пробивалась зелень. Козырек «делал» крыльцо, зелень давала тень. Через соломку и сетчатый навес яркий свет падал мозаикой и озорными полосками, наглыми «зайчиками» на светлый дощатый пол, нарочито грубоватую мебель, на пулураздетых людей – на все, до чего только мог дотянуться.
Четверка разместилась в пустующей части заведения. Яна, Лида и Паша – на мягких сиденьях вокруг квадратного стола, Маша бросила белую курточку на синее плетеное кресло. Отсюда она могла видеть всю троицу и пляж. От «улицы» их отделяли только перила. А вид открывался на самое живописное место на земле.
Яна извлекла из рюкзачка парео – одно накинула на себя, другое подала Маше. Достала тонкую сигарету и приняла изящную позу на необычном диване. Скорее, это были «диван-кровати», потому что попам клиентов в этом замечательном баре предлагались этакие тюфячки на деревянных лавках: они, как и продолговатые подушки-бобины поверх них, были обтянуты откровенно матрасной грубой тканью в красную и терракотовую полоску. Машка тихо балдела от таких дизайнерских изысков.
– Эй, гарсон, или как тебя... – Паша нетерпеливо махнул рукой в пространство, – пора бы уже...
Народ заказал пиво, Маша «фрэш оранж». Стали изучать меню. Цены, однако, ресторанные.
– Может, заказать сэндвич с... – Марья явно зажалась.
– Скажешь тоже!.. – скривилась Лида. – Где у них тут в меню креветки?
Маша любила креветки. Эх, гулять так гулять!
Деньги портят людей. Особенно их отсутствие. Но красиво расставаться с денежными знаками – это не привилегия богатства. Это свойство широкой натуры. Но вот еще парадокс.
«Все, что я делаю, – я делаю для тебя. Мне ничего не надо для себя!» – говорит самый щедрый человек на свете. «Но и для тебя у меня ничего нет», – говорит его карман.
