Зарин Андзор - Караван в горах. Рассказы афганских писателей
Все до единого горевали в деревне и в то же время невольно сжимали от ярости кулаки. Гибель отважных парней еще раз подтвердила готовность всех и каждого отдать жизнь за родину, за революцию, за свободу и независимость. Шади теперь ни на минуту не разлучался с Базгулем, не оставлял его одного.
12
Урожай собрали хороший. Хворостом запаслись и зимой не знали нужды и забот. Тавхане[Тавхане — устройство под полом для обогрева помещения.] подтапливали сухим кустарником, травой и сухостоем. Почти во всех домах тавхане были сложены одним и тем же мастером, прожившим здесь всю жизнь. Женщины хлопотали по хозяйству, а мужчины почти все время либо проводили в мечети, либо грелись на солнышке, там, где за каждым домом были построены стойла для коров, телят, верблюдов, ослов и буйволов. Деревенские ребятишки, подростки и совсем взрослые парни играли в хусай, некоторые — в чижика, кто-то гонял клюшкой мяч по площадке. Даже старики не оставались равнодушными к этим забавам и с наслаждением наблюдали за ними, вспоминая молодость. Иногда кто-нибудь из стариков, некогда заядлых танцоров, показывал свое искусство. Здесь же велись бесконечные споры, беседы. Крестьяне мечтали о химических удобрениях, об отборных семенах и нет-нет да и вспоминали своего прежнего председателя сельского кооператива Мангая.
Дети пока ходили в мечеть, где их учил маулави. Едва наступал час утреннего намаза, как ребятишки, собрав учебники и тетради, вприпрыжку бежали в мечеть. По дороге играли в снежки.
Зима выдалась снежная, что предвещало дружную весну и хорошее лето. Крестьяне радовались и исподволь готовились к будущим полевым работам, вели переговоры с кооперативом.
13
Как-то глубокой ночью тишину разорвали выстрелы. Крестьяне, вооружившись, вышли из своих домов, готовые к бою. Стреляли со стороны леса, оттуда же доносился рев быков. Через полчаса крестьяне осторожно приблизились к лесу. Здесь уже слышалась брань. Крестьянин Сидо сразу узнал голос односельчанина Дзундая. Затем увидел его самого. С Дзундаем был еще кто-то. Они гнали перед собой двух бычков в сторону деревни.
С самого утра в волостном управлении царило необычное оживление. В комнате командира царандоя сидел Базван, коренастый малый, сын Банго-хана. Сидел, опустив голову, уставившись в пол. Крестьяне все подходили. Наконец появился командир и крикнул:
— Братья! В чем дело… Наконец… Закон…
Голос командира потонул в общем шуме:
— Что это за закон! Из деревни угоняют быков, а вам дела до этого нет!
— Мы вора поймали, мы сами с ним и расправимся!
— Посадим на черного осла, вымажем лицо и будем гонять из деревни в деревню.
— А закон тут ни при чем.
Командир призвал всех к порядку, сообщив, что организована комиссия для расследования дела и допроса Базвана. Люди расходились неохотно. Они никак не могли успокоиться, хотя ночью, прежде чем передать командиру быков, как следует вздули Базвана.
А дело было вот как: соколиный охотник Банго-хан не был в деревне с тех пор, как сбежали ханы. Базван ушел вместе с ними. Никто не вспоминал его добром. В ту ночь, когда увели бычков, жена Дзундая еще днем видела Базвана в деревне и сказала об этом мужу. Дзундай понял, что неспроста явился Базван, наверняка замыслил недоброе, и стал за ним следить. Он видел, как Базван зашел в дом Заргуншаха, и еще до окончания вечернего намаза вышел, и направился к дувалу одного крестьянина. И Дзундай шел за ним до тех пор, пока Базван не погнал к лесу быков. В ходе расследования выяснилось, что Базван доставляет сведения семье Заргуншаха с той стороны. Вспомнили, как в минувшем году со склада кооператива пропали десять мешков отборного зерна. Это тоже было делом рук Базвана. Базвана отдали под суд.
14
Наступила весна. Она расцветила долину тысячью ярких красок, создав великолепную картину. Теплый ветер приносил с гор аромат роз, синих бархатных фиалок, цветущих плодовых деревьев. Воздух был напоен запахом дождя и молодой листвы. Вечерами в грозовом небе пролетали стаи журавлей, возвещая о приходе волшебницы-весны. Ее прославляли небесные силы — громы и молнии. Ребятишки боялись грома, а матери и бабушки их успокаивали: «Это ангелы небесные раскатывают на лошадях, чтобы прогнать тучи». И дети с изумлением смотрели на небо. На миг гром затихал, чтобы грянуть с новой силой, и тотчас же молния озаряла деревню. Но больше всех боялись грозы девушки, они носили красные чадры, а говорят, будто гром, если упадет на красное, тотчас же его испепелит.
Дети теперь ходили в новую школу, которая была и красивее и удобнее старой. Учитель Розай старался дать своим питомцам побольше знаний. Крестьяне усердно трудились на полях и в садах, заботясь о будущем урожае. Все радовались весне.
Но вдруг эту общую радость омрачила тревога. Местом, куда обычно съезжались крестьяне, был волостной партийный комитет и военный комиссариат. И Суркай, несмотря на занятость, всегда беседовал с народом. Потребовалось еще несколько бойцов, защитников революции. Самой деревне не грозила опасность — необходимо было укрепить пограничные районы, систематически подвергавшиеся бандитским налетам. Особенно страдал от бандитов район «Дз.-М.». На помощь ему и надо было отправить людей из центра, а также из близлежащих районов.
Призыв Суркая встретил некоторое сопротивление.
— Мы хотим защищать свой район и свою родную деревню.
— Все наши братья и сыновья на фронте. Пусть теперь другие повоюют.
— Недаром говорят: «У отца мельница — сыновья мелют по очереди».
— Что будет с нашими посевами?
Вескими аргументами Суркаю все же удалось переубедить крестьян и организовать сильный, боеспособный отряд.
— Пусть не надеются, — говорил Суркай, — что мы испугаемся душманов. — Я пойду вместе с вами сражаться.
Утром отряд из двадцати человек должен был отправиться в район «Дз.-М.». Впервые в отряд зачислили женщин: Бадри и ее подружку. Суркай сделал все, чтобы помешать этому, но девушки проявили такую настойчивость, что волостная партийная организация вынуждена была уступить. Суркай счел своим долгом переговорить с Базгулем и Шади. И хотя оба, скрепя сердце, согласились, Базгуль все же упрекнул Суркая:
— Мало тебе Мангая, так теперь еще и дочь уводишь.
Вечером пришла армейская машина с брезентовым верхом, и на рассвете отряд защитников революции отправился в район «Дз.-М.».
15
На вторую ночь своего пребывания в районе «Дз.-М.» отряду пришлось дать бой душманам. В этом горном районе все было выстроено из камня — жилые дома, административные здания, школы. Здесь росло много цветов. И как-то, залюбовавшись дикими розами, Суркай вдруг подумал, что не было поэта, не воспевавшего цветы. Но прекрасные розы погибли под градом бандитских пуль. Здесь сражались все, даже старики и женщины. Был создан специальный женский отряд. В черных платьях и черных чадрах женщины с оружием в руках защищали отчизну, как в давние времена Малали[Малали — легендарная героиня сражения при Майванде во время второй англо-афганской войны (1878–1880 гг.).].
Командиром женского отряда была всеми уважаемая матушка Багино. Оружие у женщин было старинное, но они умело им пользовались.
На другой день Суркай пошел к матушке Багино. Впервые увидел он ее печальной. Трудно было поверить, что погиб ее единственный сын, горный орел. У матушки Багино собрались защитники революции, в том числе Бадри, ее подруга и еще несколько женщин.
Багино шел пятьдесят первый год. Она была в черном платье и черном покрывале, прикрывавшем седую голову. Тонкий нос, большие глаза, беззубый рот, лицо, испещренное морщинами. Багино рассказывала, как погиб ее сын. Он сражался до последнего вздоха, ее Дзмарак[Дзмарак — букв.: тигр.], как настоящий тигр. Душманы бежали, словно шакалы.
— Шел бой. Бандиты сжимали кольцо, обстреливая защитников революции. Взлетела на воздух школа. Позиции душманов были сильно укреплены. Мы отстреливались. Мужчины — сверху, мы — снизу. Тут я услышала голос Дзмарака: «Матушка, патроны кончились…» Я растерялась: что делать? И вдруг меня осенило. Я наполнила бочку камнями и песком и громко крикнула: «Сейчас я принесу тебе снаряды». Передала бочку на укрепления. Собственными глазами я видела, как Дзмарак обрушил ее на бандитов и они побежали. Но раздался выстрел, мой Дзмарак дернулся, как чинар, которому подрубили корни, и рухнул прямо передо мной на землю. Я даже не успела положить его голову к себе на колени.
Голос у Багино был звонкий, как ручеек, совсем молодой. А Суркай думал: «Сколько горя выпало на твою долю». Ни один поэт не в силах понять сердце матери, раскрыть все, что хранится в его тайниках.
Багино была настоящей матерью, как матери всей земли. Через неделю после гибели сына она нашла в себе силы занять его место в отряде и отважно сражалась. Теперь ее сыновьями стали юноши всей страны, такие, как Багино, навеки остаются в памяти народной. Потомки будут рассказывать о матушке Багино, она станет легендой.
